– Да что ты к нему прицепился, Джей. – Я со смехом тискаю его костлявую попу. – Когда ты сегодня вечером выиграешь полуфинал в Батгейте, я затрахаю тебя до потери чувств.
Глаза у него выкатываются так быстро и неестественно сильно, словно это какой-то компьютерный спецэффект.
– А если проиграю?
– Тогда можешь затрахать меня до потери чувств.
Теперь в довершение картины у него отваливается челюсть.
Откуда-то пошел слух, что в палатке спонсора наливают шампанское на халяву; мы с Джейсоном бросаемся туда. Вкушаем от щедрот, но умеренно, мне ведь еще везти Джея в Бат-гейт, на турнир. Тут появляется Лара, она по-прежнему выглядит как истерзанный комок нервов. Слышу, впаривает какому-то крутому перцу о принцессе Диане:
– …а сейчас говорят, что убили из-за ее позиции насчет Палестины.
У Джейсона на лице ужас, и аргумент не остается без комментария:
– Какая, на хер, позиция насчет Палестины? Что за еботень? – набрасывается он, словно рассерженный терьер. Внезапно между ними обоими вспыхивает жуткая перепалка. Крутой перец снимается с якоря, не очень-то тактично демонстрируя презрительное отношение к теме.
– Ну, спасибо, Джейсон. – Лара в ярости. – Ты хоть знаешь, кто это был?
– Пидор какой-то. – Джейсон изображает на лице высокомерие перца и отчаливает сам, двигаясь, словно всю жизнь вращается в этих кругах.
Горжусь им!
Но «миз Грант», похоже, не в восторге от моего выбора.
– Я с ног сбилась, завлекаю спонсора, а ты притащила этого – Она переходит на визг.
Джейсон тем временем совершенно бесстыжим образом подруливает к ее родителям и пытается с ними поболтать. Заметно, что и доктор, и миссис Грант испытывают крайнюю неловкость: доктор отводит взгляд в сторону, а миссис Грант что-то отвечает через силу. Но самый смак в том, что я вижу, да и Джейсон чувствует: их от этой ситуации трясет! А мой мальчик просто упивается триумфом. Я, кстати, тоже.
– Он такой душка! – не соглашаюсь я. Как же приятно ее злить! Хотя синяк стал чуть менее заметен, его прекрасно видно. Перед поездкой я, конечно же, убедила Лару, что его не видно вовсе.
– А вы с ним не?.. – спрашивает она.
– Без комментариев, миз Грант, – отвечаю невозмутимо.
– О боже! Ты… с конюхом… с жокеем-неудачником! С онанистом-козявкой, паршивым наркоманом! Какой ужас! – Вдруг она замечает, что я не собираюсь ей поддакивать. – Джен, ведь это не твой уровень. Ты такая хорошенькая!
– Чего это ты вдруг мной озаботилась? – спрашиваю. – У меня все прекрасно, меня трахают. Помнишь, ты сказала, что мне просто необходимо трахнуться? Ну, так эта задача теперь решена.
– Но не с Джейсоном же! Он по нас обеим слюни пускал, везде за нами шастал… – Лара в ужасе.
Смотрю в упор на ее фингал.
– Не у всех же такой безупречный подход к выбору партнера, как у тебя.
– Ой! – Рука машинально тянется к синяку под глазом. – Скажи, что там ничего не видно!
Вдруг по громкоговорителю объявляют, что Ларе пора в паддок, готовить Алого Шута к выступлению.
– Ну, может, чуть-чуть, – открываю я страшную тайну. – Из-за такой ерунды не стоит и переживать.
Сколько обиды и страха в ее взгляде! Еще раз потрогав фингал, Лара удаляется.
– Удачи! – кричу вслед.
Надо отдать подруге должное: наездница она отменная, да и соперница отчаянная; несмотря ни на что, уверенно ведет Джиллиан Скотт к победе в кубке. Но Джиллиан – неуклюжая дылда с безобразной кожей, и стоит ей слезть с лошади, как она превращается в несуразное чудище. Зубы торчат похлеще, чем у любой лошади на турнире. Телевизионщики снимают ее в конкуре, однако пообщаться-то им хочется с сексуальным живчиком, пусть и неудачницей, Ларой Грант. Так что насчет нашей милой миз Грант переживать не стоит. Такие люди – непрошибаемые нацистские суки; она еще покажет всему свету, кто есть кто. Хотя, признаться, я заволновалась, когда увидела ее, мчащейся к нам в ярости.
– Все пропало! – визжала миз Грант, обливаясь слезами.
– Ты уступила только Джиллиан Скотт и говоришь, что все пропало? Да она побеждала…
– Плевать! Журналист издевался над моим синяком! Перед камерой!
– Да ладно тебе, это вырежут, как пить дать. – Джейсон подгреб к нам так вальяжненько, с шагипанским в руке. У Лары трясется нижняя губа, ноздри ходят ходуном, словно у разъяренного дракона. Никого и никогда она не ненавидела так сильно, как сейчас Джея. Даже этот журналюга, наверное, на втором месте. – Не переживай, что не победила, – добавляет Джейсон. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не хихикнуть. – Мое
мнение такое: пусть я проиграл, но ведь я боролся! – Повернувшись ко мне и выпятив губу, он добавляет с многозначительным кивком: – А вообще, простите за выражение, пора бы и кончить… со всеми этими скачками.
– Поедешь с нами в Батгейт? – спрашиваю Лару.
Та шипит на меня, только что серой не брызжет:
– Какой, к черту, Батгейт? Смотреть идиотский настольный футбол? Ты не понимаешь, что у меня катастрофа?
И она бежит к мамочке с папочкой, с рыданиями обрушивается на хилую отцовскую грудь. Мать гладит ее, укоризненно смотрит на нас.
– Боже, эта идиотка – полная неврастеничка! Ведет себя как маленькая. – Я действительно потрясена реакцией Лары, но удовольствия от созерцания этой сцены скрыть не могу. – Настоящий припадок, вот уж не думала, что она такая папенькина дочка.
Мы идем к машине, Джейсон машет им рукой и кричит:
– Эй, пока! – А потом добавляет так, что слышу только я: – Доктор Грант полный козел! Я когда на складе работал, он все время приматывался, стоило только кокаинчику нюхнуть!
Забираемся в машину и отчаливаем в Батгейт. Второе шампанское явно было лишним, теперь приходится ехать медленно и осторожно. Не могу отделаться от одной мыслишки. Ну, просто покоя мне от нее нет последнее время, надо, пожалуй, обсудить с Джеем.
– Ей ведь только четырнадцать было, когда вы гулять начали. Не рановато ли?
Джейсон, как обычно, вылупляет глаза, а потом как-то ссусуливается.
– Вон как ты все повернула… Что ж, пожалуй, так. Но в то время я об этом и не помышлял. В смысле, не было никакого приставания к малолетке, а была у нас дружба и взаимная любовь к лошадям. Кроме того, думаю, она уже в то время была опытнее меня.
Он меня просто поражает, только Джейсон может похвастаться тем, что он – девственник. Как же он не похож на остальных парней, с которыми я встречалась!
– На этот счет я и не сомневаюсь. Не хочу обижать твоих чувств, Джей, но Лара всегда была той еще шлюшкой.
– Да, но у нас все было по-другому. Ну, там, пообжимаемся, может, но в основном, как я и говорю, нас свела любовь к лошадям. Вся остальная любовь была платонической.
Внимательно смотрю ему в глаза:
– А знаешь, она бы дала, если бы ты тогда поднажал. – Поворачиваюсь лицом к дороге, разгоняюсь и обхожу трейлер с кемпингом. – Она сама мне сказала.
Он сидит, затаив дыхание. Вижу, как глаза снова лезут из орбит.
Вот мы и в Батгейте. На Уитберн-роуд стоит весьма броское здание в викторианском стиле, отель «Дредноут» – пять шпилей над пятью эркерами. Мы проходим внутрь, администратор ведет нас в помещение клуба, здесь и состоится полуфинал.
Фаворит турнира – этот самый Максвелл. С ним из Корсторфина приехало немало фанатов. Они одеты в малиновые футболки команды «Хартс», на спине белыми буквами написано: «Максвелл – первый номер». Тем не менее есть и парни из Файфа – приехали завсегдатаи «Гота», вижу отца Джейсона с друзьями. Один из них -тот самый бомж-священник; похоже, он взялся за ум. Замечаю, что Кинг-старший разглядывает уверенного и развязно ведущего себя Максвелла, а потом говорит сыну:
– Старого рэппера не обманешь: он тебя боится.
Джейсон не отвечает, только зубы стиснул.
Народ в зале под основательным градусом. Пьют все, особенно, чувствуется, налегает контингент из Файфа. Отвратный священник отпускает что-то неразборчивое в мою сторону, и я готова уже поменять мнение о нем. Ну да ладно, от него хотя бы не несет, как раньше. Бедняга Джейсон на нервах.
– Готов? – спрашиваю.
– Бля, не хотел бы я подвести своих болельщиков, – говорит и протягивает мне трясущиеся руки.
– Да ладно, Джей, просто не облажайся, – прошу я.
Сухо кивнув, он отправляется к столу.
Игра идет напряженно, но заметно, что Максвелл проводит гораздо больше времени в тренировках, и Джейсону непросто сдерживать натиск. Он напряжен, челюсти сжаты, время от времени слышится сердитое «бля!». Он ругается в основном на себя, а не на противника, да и вообще ругается чуть слышно, но, вижу, судья бросает недовольные взгляды. Тут Максвелл открывает счет, и в лагере Файфа повисает мрачнейшее настроение, а жирные очкарики в малиновых футболках веселятся, как малые дети.
Внезапно Джейсону присуждается пенальти, которое Максвелл пытается энергично оспорить. Джей забивает, и мы ликуем, начинаем даже скандировать «Блю Бразил! Блю Бразил! Блю Бразил!». Распорядители матча тут же требуют, чтобы безобразие прекратили. Я вдруг впервые в жизни осознаю, что я с этими людьми из одного города, что я – часть большой семьи. Хотя радоваться тут нечему. Скорее, это самое печальное, что могло со мной случиться: я делю радость с ватагой неудачников, навечно застрявших в детстве; мы вместе отрываемся на чемпионате по настольному футболу. Но знаете, что самое жуткое? Мне это нравится!
– Все равно Максвелл его лупит, как младенца, – шепчет мне на ухо Колин Уотсон, которого все зовут Сосед. Но Джейсон, блестящий вратарь, несколько раз отражает сложнейшие атаки, несмотря на то, что Максвелл поливает его ворота как из пулемета. Они сражаются в дополнительное время, однако счет остается равным. В конце концов, назначают серию пенальти.
Сначала я думала, что мне показалось, но потом сомнения растаяли: Максвелл пялился на мои сиськи и до игры, и во время. Да и чего ожидать – здесь нет других женщин. Окрыленная внезапной идеей, снимаю джемпер. Под ним – безрукавка и «Вандербра» – лифчик, подчеркивающий все прелести.