ГЛАВА 9
Чэнь Юнмин чувствовал себя измочаленным. Ему как будто заткнули уши ватой, удары барабанов и гонгов, людские крики, треск хлопушек — все куда-то отдалилось. Рабочие, получившие жилье, наперебой приглашали своего благодетеля на пельмени, и отказать кому-нибудь было невозможно. А мыслимо ли столько съесть? Будь у директора даже двадцать желудков — и то ничего не вышло бы. Хорошо еще, кто-то подал идею, чтобы от каждой семьи посылали только один пельмень. Их сварили в большом котле бригады капитального строительства, пригласили Чэнь Юнмина и ели все вместе. Над котлом поднимались клубы горячего пара, вокруг толпились люди… Чэнь Юнмин чуть не падал с ног, но не мог позволить, чтобы его настроение портило всеобщую радость. Он должен был оставаться здесь и крепиться ради остальных.
За несколько суток он почти не сомкнул глаз, как будто мог таким образом помочь боровшемуся со смертью Люй Чжиминю.
Парень сорвался с лесов, когда красил водосточную трубу. «По неосмотрительности!» — сказал кто-то. Нет, Чэнь Юнмин сам себе строгий судья. Это он виноват. Ему следовало предвидеть, что близость успеха часто приводит к поспешности, к потере бдительности. Несчастье, которого вполне можно было бы избежать, приходит как раз тогда, когда расслабишься хотя бы на один вздох. Неужели он, Чэнь, такой же желторотый парнишка, как и Люй Чжиминь? Почему у него не хватило времени всего лишь на одну беседу с рабочими по технике безопасности?
На диванчике перед дверьми операционной он просидел несколько часов, которые показались ему годами. Едва двери открывались и выходил человек в белом халате, сердце Чэня испуганно вздрагивало. Нервы были напряжены до предела. Когда Юй Ливэнь тихонько присаживалась с ним рядом, он отворачивался, чтобы не смотреть на нее. Только спросил однажды:
— Не знаешь, как там дела?
— Очень плохо, разорвана печень…
— Он может умереть?!
— Мы приложим все силы…
— Хорошо, ступай!
Лишь узнав, что кризис у Люй Чжиминя миновал, он безмолвно уронил голову на слабое плечо жены.
Красные шелковые флаги хлопали на ветру. Чэнь Юнмин почувствовал, что к горлу подступают слезы. А слез не должно быть. Из-за чего они? Может, из-за того, что у Люй Чжиминя миновал кризис, или потому, что люди так сердечно и искренне благодарят его, Чэнь Юнмина? Еще неизвестно, кто кого должен благодарить.
Те примитивные дома, которые сейчас строит завод, действительно дают людям жилье и приют. Только уж очень они убогие. Но даже этих крохотных квартирок люди ждали долго и терпеливо, мечтали о них.
Директор вспомнил, как Люй Чжиминь говорил, лежа на больничной койке: «Сун, ты эту квартиру бери себе, мы ведь с тобой как братья. Должен был я получать, но я скажу, чтобы… Нет, нет! Не отказывайся. Директор говорил, что скоро еще построят. Чуть раньше, чуть позже — какая разница!»
Сколько у нас людей, привыкших разглагольствовать о «классовой солидарности», сидя в высоких домах со светлыми окнами и просторными комнатами! Если бы они услышали действительно товарищеские слова, сказанные Люй Чжиминем, когда он повис между жизнью и смертью, если бы они видели, как рады и счастливы те, кому довелось получить хоть такое убогое жилище, — о чем, интересно знать, они задумались бы?
Да, наверное, ни о чем.
Когда первая порция пельменей была готова, Ли Жуйлинь раздвинул толпу людей и, крепко держа миску в руке, произнес:
— Эти пельмени мне хочется поднести нашему Чэню!
У него был такой решительный вид, что соперничать с ним никто не посмел. Да он и сам считал, что у него есть полное право на первенство…
Однажды директор поручил ему руководить устройством пруда для разведения рыбы. Это была часть долгосрочного плана, рассчитанного на улучшение условий жизни рабочих и служащих всего завода. Чэнь Юнмин предупредил, что склоны пруда надо обязательно утрамбовать катком, засыпать камнями, а сверху — песком. В то время Ли Жуйлинь еще таил обиду на директора и не прислушался к его словам.
Один из участков дамбы он обработал не так. Запустили воду, рыбью молодь, а когда пришли холода, то именно этот участок прорвало — вода ушла вместе с мальками. Лишь тогда Ли Жуйлинь понял, что натворил. Предстояло отвечать перед всем коллективом завода. Директор-то ничего, самое большее — отчитает, а рабочие и служащие так надеялись на рыбоводческие хозяйства! Цены на продукты быстро росли, снабжение свежей рыбой шло с перебоями, люди собирались хоть как-то поправить дело. В общем, Ли Жуйлинь так расстроился, что, прибежав в заводоуправление, тут же разрыдался. Чэнь Юнмин долго молчал, а потом сказал: «Ладно, не переживай, вместе начнем все сначала!» — «Ну поругай меня!» — «Я не хочу тебя обвинять. Слезами ты искупил свой просчет. Ясно, что у тебя все же есть чувство ответственности. Эти слезы драгоценны!»
Говорят, человеческая жизнь — это приобретение друзей. Обида на директора за то, что он прежде сместил его, исчезла у Ли Жуйлиня, как та вода, что ушла из пруда. Он начал совершенно по-другому относиться ко всему, что делает Чэнь Юнмин, взглянул на него иными глазами.
…Директору совсем не хотелось есть. Ему бы теперь поспать вдоволь, наверстать упущенное за трое суток, но он чувствовал, что все равно не сможет заснуть. Только что ему сообщили, что министерство планирует провести симпозиум по идейно-политической работе и всем участникам необходимо подготовить доклады. Это сообщение окончательно выбило его из колеи. Совещания, туманные доклады, где одно с другим не сходится! Опять что-нибудь вроде «обмена опытом идейно-политической работы на основе примера Дацина» или как «укреплять идейно-политическую работу на предприятиях в новых условиях, как изыскивать пути научного подхода к этой работе». Конечно, знать об опыте Дацина всем нужно, но что тут еще изыскивать? И наверху, и внизу, и в большом, и в малом — всюду компромиссы и примиренчество. Как быть нижестоящим, если те, кто вырабатывает политику, требуют то одного, то другого, сами не зная, чего хотят? Как мы можем в таких условиях хорошо делать свое дело?
К тому же позвонил замминистра Чжэн Цзыюнь, сказал, что, раз завтра воскресенье и у министерских выходной, он хочет побывать на заводе. Чтобы его водитель в воскресенье отдохнул, он попросил Чэнь Юнмина заехать за ним на машине. Наверное, замминистра выбрал именно этот день потому, что не хочет шумихи. Ведь если бы он приехал не в воскресенье, если бы договаривался через секретаря, то вместе с ним явились бы начальники управлений, отделов, инженеры, техники, секретари — целый эскорт. Но в чем все-таки дело? Чэнь Юнмин не мог не ломать голову над причиной приезда Чжэн Цзыюня…
Иногда к человеку как бы приходит второе дыхание. Принимая миску с пельменями, которую Ли Жуйлинь протягивал ему с таким важным видом, директор вдруг почувствовал прилив свежих сил — будто родился заново. Такое редко бывает с натерпевшимися в жизни, поэтому Чэнь Юнмин хорошо знал цену этому ощущению. Как ему хотелось, чтобы именно в этот миг кто-нибудь излил на него свою обиду, выразил недовольство. Ведь Люй Чжиминь все еще в больнице… Но радостные люди, окружившие его, отводят глаза — так воспитанный человек не станет пристально смотреть на чью-либо лысину. Чэнь Юнмин лишь пробормотал неразборчиво:
— Спасибо, спасибо всем вам!
Он взял палочками пельмень, но рука словно одеревенела, и пельмень выскользнул, упал обратно в миску. Наконец его удалось выловить. Директор поднял голову и посмотрел на толпившихся вокруг людей. Треск хлопушек, удары барабанов и гонгов, крики — все стихло. Люди молча глядели на него, а он вдруг увидел в толпе старого Люя, его помутневшие с возрастом глаза, жиденькие усы и дрожащий подбородок. Чэнь Юнмин поднес к его рту зажатый палочками пельмень и сказал:
— Прости меня!
Из глаз старика потекли слезы, он проглотил протянутый ему пельмень и ответил:
— Чэнь, ну зачем ты так говоришь?
Наступила тишина. Директор громко крикнул:
— Что же вы? Шумите! Веселитесь!
Застывшие, завороженные люди вразнобой ударили в барабаны и гонги.
Сун Кэ подал Чжэн Цзыюню жалобу на Чэнь Юнмина — наверное, потому, что именно Чжэн в свое время рекомендовал Чэня в директора. Тогда многие говорили заместителю министра, что это кандидатура неподходящая: «Что он умеет? Только за станком стоять да дома строить». Раньше Чэнь был директором станкостроительного завода и, конечно, умел работать на станках. А как не строить дома? Пусть рабочие спят под открытым небом, что ли? И разве не надо расширять заводские помещения?
Другие говорили, что Чэнь Юнмин слишком строптив, постоянно нарушает приказы. Насчет распоряжений сверху у него всегда свое мнение, вечно идет не в ногу с министерством.
Чэнь и впрямь считал, что «поддерживать руководство» — значит поддерживать его в главном, а в конкретных вопросах точки зрения могут и расходиться, это вполне естественно. Даже один высокий начальник говаривал: «Надо равняться не по верхам, а по правде». То есть нужно исходить из реальности, из действительного положения дел. Некоторые как раз и забывают об этом. Как же все-таки относиться к Чэнь Юнмину? Чжэн Цзыюнь, похоже, придерживался иного взгляда, чем остальные. Поскольку Чэнь умен, смел, умеет работать, не боится ответственности, ему и быть вожаком стаи. Последующие события полностью подтвердили правоту замминистра. Персиковое дерево, как говорится, начало плодоносить, и все сладкоголосые краснобаи сбежались к нему за плодами.
Известно, что в конце «великой культурной революции» были восстановлены нормы и организационные структуры, упраздненные раньше. Руководители старались поскорее вернуть к работе прежние кадры, а люди, выдвинувшиеся на волне беспорядков, напротив, были возвращены обратно в цеха. Нескольких лет, проведенных в коровниках, для иных будто и не бывало. Цзаофани утверждали, что это реставрация старых порядков. Они не желали сходить со сцены и называли возвращавшихся «сворой собак и лисиц». Чэнь Юнмин спорил с цзаофанями: «Наш ревком новый, революционный. Против кого вы бунтуете?»