Однажды их бригадир потерял кошелек. Где потерял — неизвестно, но все члены бригады почему-то с подозрением поглядывали на Мо Чжэна и шушукались, а стоило ему подойти, как все разговоры сразу прекращались. Тем не менее кое-какие фразы долетали до него. Окружающие рассуждали о краже и многозначительно добавляли, что, как бы вор ни был хитер, его непременно изловят… А потом показывали глазами на Мо Чжэна, словно говоря: «Мы-то знаем, что кошелек украл именно он… Погодите, найдем на него управу!»
Юноша вытерпел все это. Вот если бы кто-нибудь посмел обвинить его в лицо, тогда бы он показал им… Толковать с ними бесполезно, они не в состоянии понять, что его интересуют только музыка и литература.
А сегодня бригадир неожиданно обнаружил этот кошелек у себя дома. Люди посмеялись, посудачили о рассеянности бригадира, на этом все и кончилось. Ни у кого не нашлось дружеских слов или хотя бы одобрительного взгляда для Мо Чжэна, и теперь он даже жалел, что его открыто не обвинили, — уж очень у него чесались кулаки…
Да, в свое время он крал. Но ведь все прекрасно знали, почему он это делал. И потом, он давным-давно бросил воровать.
Мо Чжэн поднял свои крупные ладони, внимательно поглядел на них. Он только что вымыл их перед обедом, они были чистые, даже розовые. Самые обычные, честные руки. Мо Чжэн продолжал разглядывать их, и если бы в этот момент кто-нибудь проходил мимо, он бы наверняка решил, что парень сошел с ума. Юноша сел на траву и, вертя ножницы для деревьев, задумался о том, каких усилий стоит человеку вырастить дерево: его надо подрезать, поливать, удобрять, рыхлить землю, уничтожать вредных насекомых… До самого человека никому нет дела. А ведь он, пожалуй, более раним, нежели дерево. Только Е Чжицю заботится о нем, но даже надежная защита приемной матери не может оградить его от злых языков. Сколько же сил нужно для того, чтобы взрастить такое дерево, как он?
У Юаньюань тоже есть своего рода ножницы, которыми она может подправить его облик. Таким образом, всю несправедливость общества по отношению к нему должны компенсировать только эти две женщины. Какое же ничтожно малое место между небом и землей отвела ему жизнь в виде высочайшей милости! И какой он после этого мужчина? Мужчина должен быть сильным.
Глубоко вздохнув, Мо Чжэн бросил ножницы, снял робу, расстелил ее на траве под деревом и лег навзничь, глядя в бездонное небо. Дерево отбрасывало густую тень. Земля была влажной, холодной, от нее исходил дурманящий аромат. Мо Чжэн повернул голову в сторону, и нежная травка ласково погладила его по загорелому, обветренному лицу шершавыми усиками.
О доброта! Только трава и солнце столь щедры, что дарят ему аромат, доброту и тепло, как всем другим.
Белые облака отрешенно плыли по синему бескрайнему небосводу, одинокий ястреб свободно парил в высоком небе. Как приятно время от времени вот так раскинуть крылья или руки и понежиться на солнце. Дул легкий ветерок, и мысли юноши уносились далеко вместе с ним. Ему почудилось, что он превратился в ястреба или в далекие облака, и он незаметно уснул.
В эти дни Мо Чжэн спал очень мало. Перед сном он непременно читал в подлиннике главы из «Отверженных», чтобы потом рассказать Юаньюань, что было дальше с Жаном Вальжаном и Козеттой.
Сначала он делал это не только для Юаньюань, но и ради Е Чжицю, которая мечтала, чтобы Мо Чжэн восстановил французский. Ее мечта казалась юноше нелепой. «Зачем? Я не собираюсь поступать в университет». — «Не собираешься? И что же, так и будешь жить в темноте?» — «Почему обязательно в темноте? Можно как-то иначе». — «Ты должен приложить все силы, чтобы вырваться из невежества. Тогда твоя духовная жизнь станет богаче, и люди вокруг тебя появятся другие».
Е Чжицю имела право так говорить. Когда ей приходилось туго в повседневности, она всегда находила радость и успокоение в духовной жизни. Но ее слова мало трогали Мо Чжэна, видно, он был еще очень незрел. Подобные советы могли помочь ему не больше, чем какая-нибудь микстура человеку с переломом ноги. Он просто не понимал таких отвлеченных рассуждений.
Однажды, вернувшись с работы, он вдруг услышал незнакомый женский голос. В атмосфере их монотонной, текущей будто по казарменному распорядку жизни звучавший голос был свеж, нов, необычен. Юноша замер на пороге, стараясь не шевелиться, боясь спугнуть этот чем-то так понравившийся ему голос.
И он услышал следующее:
«…почему же епископ Мирель, который был монархистом, тем не менее не принял во внимание доносы, разбирая дело Жана Вальжана? А люди, называющие себя революционерами, только и делают, что подозревают всех и вся в самом худшем? Возможно, это даже не предвзятость, а проявление самой настоящей реакционности! Жаль, у меня нет перевода всего романа, а то я бы узнала, что было дальше».
У Мо Чжэна вдруг возникло чувство, будто он нашел спасительный ключ, который потерял давным-давно. Но сумеет ли он открыть нужный замок этим ключом? Он не мог пока понять. И все-таки ключ найден, его нужно все время держать наготове.
Тут заговорила Е Чжицю:
«Может быть, Мо Чжэн сможет помочь вам? У него есть «Отверженные» на французском. Правда, юноша иногда бывает резок. Какой-то он сейчас весь растерзанный. Я ему твержу, что хорошо бы французский довести до совершенства, а он будто и не слышит. Абсолютно ничем не интересуется, даже не знаю, что он делает у себя в комнате, когда возвращается с работы».
Что делает? Да просто лежит на кровати и смотрит в потолок, пересчитывает маленькие фарфоровые изоляторы, на которых держится электрический провод. Один, два, три… всего восемнадцать.
«Мо Чжэн — это кто? Ваш сын?»
Голос Е Чжицю вдруг изменился, как будто охрип: «Нет, у меня нет детей. Это, можно сказать, мой друг, хотя он гораздо моложе меня».
Женщины замолчали, ему показалось, что они куда-то исчезли. Вдруг Е Чжицю сказала: «Он уже должен прийти. Мне почудилось, я слышала какой-то шум. — Она позвала: — Мо Чжэн!»
Юноша пришел в смятение. Он никак не мог догадаться, кто пришел, не знал даже, видел ли он когда-нибудь эту женщину. Как себя вести, что сказать?
Нет, в ней не было той красоты, которая сразу потрясает своей необычностью, уникальностью. Она была похожа скорее на чистую ключевую воду, что медленно, по капле просачивается из источника, скрытого под камнями. Юноша не был поражен, словно ударом молнии, но почувствовал, как в душе его что-то начинает меняться — под действием глубокого, хотя и не яркого, впечатления. Вместе с тем он испытывал безотчетное отчаяние, точно пытался поверить в то, что никогда не может сбыться.
Она протянула руку:
— Меня зовут Юаньюань. Не очень красивое имя, но ничего получше я себе так и не подобрала.
Может, она догадывается, что он слышал их разговор? Мо Чжэн присмотрелся к ней внимательней. Что за черт! В глазах темно. В комнате, что ли, полумрак — ничего толком не разглядишь.
У нее была легкая маленькая рука. Он еле пожал ее, боясь сделать больно, и отпустил.
Юаньюань села на табуретку. Табуретка была сломана и сразу угрожающе накренилась назад. Девушка покачнулась, вскрикнула, и Мо Чжэн, подскочив к ней, поддержал ее одной рукой.
Е Чжицю погрозила ему:
— Просила я тебя выбросить, да разве ты соберешься. Вот, человек чуть не упал!
Юаньюань, опомнившись от испуга, спросила:
— У вас такая реакция, вы, наверное, занимаетесь спортом?
Мо Чжэн стоял, держа в руках сломанную табуретку, и не знал, что сказать. Девушка вдруг кокетливо заглянула ему в глаза:
— А вы не могли бы рассказать мне до конца историю Жана Вальжана?
Он почувствовал, что ей невозможно отказать. Так смотрят только женщины, которые окружены всеобщей любовью. И Мо Чжэн с трудом выдавил из себя:
— Боюсь, я не сумею рассказать так, как надо…
— Я буду приходить к вам каждый вечер в полвосьмого, — промолвила Юаньюань, не отдавая себе отчета, почему она командует этим парнем, которого видит в первый раз. Девушка чувствовала, что поступает своевольно, как бы по капризу. Но почему? Она никогда не позволяла себе подобного со сверстниками, однако сейчас случилось что-то необычное. Юаньюань словно ощутила, что может повелевать Мо Чжэном — только она, и никто другой. Но откуда такая уверенность? Когда он поддержал девушку, она почувствовала силу его руки и словно признала в нем мужчину. О небо, на что похоже ее поведение?! Она подняла голову и, не глядя на Мо Чжэна, сказала:
— Я пойду, тетя Е.
И ушла, словно унеся с собой из дома все тепло. Мо Чжэн поставил сломанную табуретку на пол и сел рядом на другую. Он смотрел на эту поломанную табуретку и вспоминал миниатюрную фигурку Юаньюань. Действительно миниатюрную — девушка едва доходила ему до плеча.
В тот вечер юноша слонялся взад-вперед по своей комнате. Е Чжицю не выдержала и крикнула из-за двери:
— Мо Чжэн, ты будешь спать или нет? Хоть бы сапоги снял. Так топаешь, что кажется, будто на меня едут танки. Голова трещит!
Давно уже он ничем не занимался с таким усердием, тем более языком и грамматикой. Как было бы хорошо, если бы он был литературоведом или переводчиком. Тогда он смог бы смело глядеть в ее веселые глаза.
Почему он в свое время без всякого умысла оставил себе именно эту книгу? Он и сам не понимал. Когда его родителей арестовали, он из разбросанных по полу вещей взял только «Отверженных». Может быть, потому, что мать читала ему роман Гюго еще в детстве и это навсегда осталось у него в памяти. Он очень любил Жана Вальжана за его большое, благородное сердце, потом проникся симпатией и к полицейскому инспектору Жаверу. А может, он узнавал в Вальжане самого себя?
Читая и пересказывая роман, он внимательно следил за реакцией Юаньюань. Так же ли сильно нравится ей Жан Вальжан? Впрочем, какое это имеет отношение к нему, Мо Чжэну? Почему она его так интересует? И знает ли она о его прошлом? Е Чжицю, конечно, не могла рассказать ей всего. А если бы девушка знала, как бы она отнеслась к нему? Ведь Жан Вальжан всего лишь литературный персонаж, а жизнь и литература — вещи разные. Его прошлое может только напугать и оттолкнуть девушку, которая наверняка воспитана традиционно.