Чжэн Цзыюнь не спорил напрямик с руководством, и все-таки хотел достичь чего-то нового. Особенно яростно он выступал против распространенного лозунга «Возродить пролетариат и уничтожить буржуазию». Кто имеется в виду под «буржуазией» и «пролетариатом», совершенно непонятно, а раз так, то и лозунг этот никому не нужен. Эдак можно опять вернуться к временам «культурной революции». Когда Тянь Шоучэн услышал такие слова, он только головой покачал, но ничего вслух не сказал. Лишь позже он выразил свое мнение, и в протоколе партийного собрания появилась запись, что он предлагает повременить с симпозиумом. И теперь, какая бы проверка ни нагрянула, что бы ни выяснили, министр ни при чем.
Ван Фанлян о созыве симпозиума умудрился не высказаться ни за, ни против, он говорил только общие слова. После партийного собрания, когда Чжэн Цзыюнь заболел, Ван согласился председательствовать на симпозиуме вместо него, но потом сообщил, что тоже плохо себя чувствует, и не вышел на работу. Оргкомитет заволновался: ни одного руководителя не будет, как же открывать симпозиум? Хорошо еще, что Чжэн Цзыюнь сам позвонил и, узнав о сложившейся ситуации, обещал все-таки прийти и вести заседание. Хотя неизвестно, как это может сказаться на его здоровье.
Лишь подъехав к министерству, Чжэн Цзыюнь увидел машину Ван Фанляна. Выходит, Ван просто дурака валял, спектакль какой-то разыгрывал, когда говорил, что почувствовал себя плохо.
Е Чжицю знала о трудностях, с которыми готовился симпозиум, поэтому, когда Чжэн Цзыюнь на первом заседании кивнул ей и сидящей с ней рядом Юаньюань, она радостно заулыбалась ему в ответ.
Чжэн Цзыюнь взял слово:
— После 3-го пленума, когда был выдвинут курс на раскрепощение идеологии, совершенно новый размах приобрело и строительство социалистической экономики. Осуществляются хозяйственное урегулирование и реформа, мы постепенно приходим к необходимости научно обоснованного управления, опирающегося на экономические законы. Однако перед нами встает и много проблем. Так, некоторые товарищи думают, что достаточно дать дорогу осуществлению принципа распределения по труду, выдвинуть на первый план материальную заинтересованность, и идейно-политической работой можно уже не заниматься. На самом же деле идеология в такие моменты особенно важна. Пропаганду надо вести честно, правдиво, и многие люди, работающие в практической сфере, уже поняли это — например, бригадир второго цеха автозавода «Рассвет» Ян Сяодун. Есть, конечно, и другие бригады, цеха, где уделяется большое внимание воспитательной работе, потому что без нее невозможно наладить социалистическое производство. А товарищ, о котором я сказал, вот он!
Ян Сяодун заерзал на стуле и в смущении опустил голову, но через минуту вновь прямо смотрел в президиум. Он был поражен тем, что Чжэн Цзыюнь запомнил его имя. Казалось, будто замминистра устремил взор прямо в самую его душу, вселяет в него уверенность. «Молодец, парень, — подумал тем временем Чжэн. — Наконец-то к тебе возвращается задор!» И, повернувшись к Ван Фанляну, сказал:
— Извини, я перебил тебя.
Ван Фанлян продолжил:
— Прежде всего нужно выработать методологию, обобщив опыт прошлого, а уж потом браться за воспитание масс. В работе с людьми на предприятиях нужно четко представлять себе, что можно делать и чего нельзя. Главное — относиться ко всем с уважением, именно этому нас учат мудрые предки. Сведения о них можно почерпнуть хотя бы из репертуара классического театра. Да и заместитель министра товарищ Чжэн имеет большой опыт в этой области. Его выступление было только началом, и мне кажется, будет хорошо, если он еще поделится с нами своими размышлениями. Прав я или нет?
По залу прокатился одобрительный гул. Ван Фанлян наклонился к Чжэн Цзыюню:
— Видишь, всем понравилось. Ты будешь говорить?
Чжэн не стал отказываться. Конечно, он хотел говорить, очень хотел. Но тут тупой, ноющей болью заболело сердце, он стал массировать рукой левую сторону груди. Эх, старая развалина, все куда-то лезешь, рвешься. Наверное, это дело станет последним в твоей жизни. Чжэн Цзыюнь окинул взглядом зал и с удивлением отметил, что лицо Е Чжицю как-то изменилось, будто осветилось внутренним светом. Она вроде даже красивее стала. И Юаньюань смеется. Как она предана ему, как его любит. Она похожа на прекрасную статую, с которой сбросили покрывало. В этот момент словно исчезли ее своенравие, капризность, светилась одна любовь. Взгляд Чжэн Цзыюня остановился на сосредоточенном, строгом лице Чэнь Юнмина. Странно, что в любой толпе он первым делом видит его. И Чжэн заговорил:
— Я не исследовал специально этого вопроса и не могу сказать, что хорошо разбираюсь в нем. Просто скажу, что я думаю по этому поводу, а вы уж судите сами. Надеюсь, никто не будет рассматривать мои слова как речь политического лидера. У нашей идеологической работы очень давние традиции, берущие начало еще со времен походов Красной Армии. Политработа, проводимая тогда, сыграла огромную роль в победе революционной войны, это наше драгоценное наследие, мы должны его хранить и развивать.
После освобождения не меньший опыт был накоплен в ходе промышленного строительства. Но длительное влияние левацкого курса пагубно сказалось на воспитательной работе, многие сбились с пути, перестали отличать доброе от порочного. Как сказал товарищ Ху Яобан, «наши лучшие традиции почти полностью утеряны». Вот почему одной из важнейших задач сейчас является правдивое отражение исторического опыта страны, пробуждение инициативы человека.
Ведь в процессе модернизации производства особую роль начинает играть научная организация труда, повышение скорости обмена информацией, оперативность в принятии решений. Недаром на нашем симпозиуме говорится о новой роли таких наук, как психология и социология. Объектом идейно-политической работы все больше становится человек в его общественном окружении. Если мотивы и потребности человека направить в истинное русло, это может дать необыкновенные результаты.
В капиталистических странах методы управления промышленностью получили новое развитие после второй мировой войны. Там главное внимание давно уже перенесено на работу с людьми. Такова, например, система управления производством в Японии. Конечно, при капитализме это лишь средство усиления эксплуатации трудящихся при внешнем смягчении классовых противоречий… Но не должны ли мы, критически используя эти методы, поставить их на службу «четырем модернизациям»? Нам нужно на основе марксистских взглядов развивать психологию и социологию, создавать собственный опыт идейно-политической работы, учитывающий нашу социалистическую и национальную специфику.
Когда мы говорим о повышении роли психологии и социологии, некоторые наши товарищи высказывают тревогу, считая, что это уступка идеализму и капитализму, «игрушки для иностранцев», совершенно не нужные коммунистам. Но такой взгляд неправилен. Базирующиеся на марксистском методе психология и социология являются составной частью пролетарской науки об обществе. Ленин считал психологию одной из основ диалектико-материалистической теории познания…
О чем говорит Чжэн Цзыюнь?! У Годуну никогда не приходилось слышать такого. А все незнакомое ему обычно не нравилось. Эти непонятные слова говорил крупный руководитель, отчего У Годун испытывал вдвойне неприятное чувство. Хотя Чжэн Цзыюнь и просил не рассматривать его слова как речь политического лидера, надо быть дураком, чтобы воспринимать их по-другому. Он же начальник, заместитель министра, а значит, и слова его — это речь руководителя. За последние годы, когда, казалось бы, все изменилось, У Годун умудрился не совершить ни одной ошибки, всегда полагаясь на отработанные, привычные методы. Кто знает, действительно ли верно то, что говорит Чжэн Цзыюнь? А эта горячность, которая сквозит в каждом его слове, она, по мнению У Годуна, вовсе не соответствует столь высокой должности и только наносит ущерб авторитету Чжэна. Разве руководитель так должен произносить речь? Глаза широко открыты, сверкают, щеки горят, голос звенит — и говорит подряд, без пауз. Точно баба, торгующая арбузами: сама продает, сама хвалит. Этот стиль заставлял У Годуна все меньше верить словам Чжэна. Он невольно оглядывался, пытаясь в лицах других прочесть, что они думают. Но что прочесть? Привычные слова из текстов, распространяемых на заводе для партполитучебы, от которых клонит ко сну? На таких занятиях люди тихо болтают, вяжут, глядят в потолок, читают газеты, приставляют друг другу рожки. А Чжэн Цзыюнь как будто нашел ключик к сердцу каждого, всех сумел тронуть. Одни, наверное, согласны с ним, другие осуждают, но все навострили уши.
Говоря о людях, Чжэн Цзыюнь всегда волновался. С того дня, как он пошел в революцию, ему довелось участвовать во многих движениях. И всякий раз он не мог не думать о тех, кто безвинно страдал и погибал, о тех, во имя кого, казалось бы, и начинались эти движения. Например в Яньани[30] он жил в одной пещере с честным, веселым человеком, который носил серую военную форму. В пятьдесят девятом году, после Лушаньского пленума[31], на этого человека навесили ярлык правого оппортуниста. А в начале «культурной революции», когда его объявили антипартийным элементом, изменником, он покончил с собой. Говорят, в дневнике он написал: «…я не могу выдержать ни на чем не основанное недоверие ко мне, и сейчас у меня остается только один способ доказать свою правоту…»
Он был настоящим мужчиной, хотя и несколько замкнутым. Но ведь каждый имеет право на свой характер, пусть себе человек замкнут — лишь бы не оказывал дурного влияния на окружающих. Неужели обязательно нужно быть разухабистым, свойским парнем, чтобы тебя считали честным человеком?
Предубеждение еще дальше от истины, чем невежество. Кто это сказал? Чжэн Цзыюнь не помнил. Память становится все хуже и хуже. А раньше он мог, прочитав книгу, пересказывать из нее целые куски.