Человек способен в одно мгновение мысленно перенестись через много лет. Мо Чжэн словно бы возвратился к началу жизни, вернулся в детство, опять стал маленьким мальчиком в голубом фланелевом костюмчике, с чисто вымытыми руками. Он вновь взлетит. Вместе с этим славным человечком, что прижался к его спине.
Юаньюань, будто зная, о чем он думает, похлопала его по груди рукой, а затем прошептала ему что-то на ухо. Мо Чжэн не расслышал — ветер сорвал слова с ее губ. Юноша даже почувствовал зависть к ветру. Но он знал, что слова эти были приятными.
— Что ты сказала? — переспросил он, чуть повернувшись.
Девушка привлекла его голову ближе и, прижавшись губами к самому его уху, проговорила:
— За этой спиной я хотела бы провести всю жизнь.
Мо Чжэн чувствовал тепло ее губ. Этот жар перетек в его сердце. Он рассмеялся. Спасибо тебе, спасибо. Дорогая, великодушная девушка. Как сильна все же тяга к жизни! Стоит найти хоть что-нибудь заслуживающее веры, и она возрождается. Мо Чжэну казалось, что сердце его подобно пораженному молнией дереву, у которого из обгорелого ствола вновь выросли молодые побеги — нежно-зеленые, полные жизни, радующие взор. Они станут большими раскидистыми ветвями, будут ласково шелестеть под вечерним ветром или щедро, молча предоставят укрытие голодному, томимому жаждой путнику… Отныне он будет еще больше любить этот мир, любить людей, в нем живущих. Может быть, в него снова ударит молния, но теперь он знает, что корни его здесь, что в земле есть вода, а главное — есть сама земля, мать всего сущего. Пройдут года — опять вырастут молодые побеги, и возрождениям конца не будет.
Ему было стыдно, что прежде он только вздыхал да жаловался, катился вниз по наклонной и лишь бессмысленно махал руками, не пробуя даже притормозить падение. Отдаваться на произвол судьбы, терять веру и мужество — дело недопустимое. О, недостойный отпрыск рода людского! Он с такой любовью к себе зализывал свои раны, так красиво стонал. Но насколько же больше, насколько тяжелее страдания человечества! И все-таки оно продолжает идти вперед. Ледниковый период, растянувшийся на века, привел к вымиранию динозавров, а люди перенесли великое переселение и из эпохи охоты вступили в эпоху земледелия. Извержение Везувия погребло под пеплом города Помпеи, Геркуланум и Стабию, однако Италия, как и прежде, остается школой Европы. Гитлер сгубил миллионы душ, но его переехало колесо истории…
Мо Чжэн покачал головой.
— Не хочешь?! — Юаньюань стукнула его кулачком по спине. — Вот посмей мне только не захотеть!
Ну ударь еще хоть разок, ударь! Маленький деспот.
Красный свет! Но Мо Чжэн уже проскочил линию остановки. Черт! Задумался не о том. Но теперь нельзя колебаться. Остается только, прибавив газу, рвануть вперед и сейчас же свернуть в боковую улицу, так как на следующем перекрестке наверняка уже ждет постовой.
Юаньюань на цыпочках вошла в дом. Странно, в гостиной свет горит. Разве мама сегодня не смотрит телевизор? Взяла зеркальце со стола. Смотрела — и словно не узнавала себя. Что не так? Глаза? Брови? Губы? Лицо? Ясно, что-то в ней изменилось. Но что? Другие бы не заметили, лишь сама она это знала. Сложила алые губы в трубочку, улыбнулась. Между губ сверкнули два ряда маленьких, ровных белых зубов. И все это — его!
Она любит! Да, она любит! Подумав об этом, она стиснула зубы и с силой мотнула головой. Говорят, можно ненавидеть до скрипа зубовного, но ведь можно и любить до скрипа зубовного.
Чушь собачья?! Она прыснула. Бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку. Ах, она согласилась! Она выйдет за него замуж!
Замужество! Событие и пугающее, и желанное — ведь давно решено, что оно должно произойти. С книжной полки на Юаньюань с осуждением смотрела кукла. Склонив маленькую головку, она словно говорила разочарованно: «Ай-яй-яй! Значит, вот как легко расстаешься ты с юностью?»
Девушка соскочила с кровати и, в упор посмотрев на куклу, в ее ничего не видящие глаза с длинными ресницами, тихо произнесла:
— Нет, ты этого никогда не поймешь!
Да, куколке не дано понять, что когда две жизни сливаются в одну, то это не утрата, а приобретение. Это — созидание. А созидать они будут, полагаясь лишь на себя, свои руки и головы. Мо Чжэн сказал, что он ни за что не переселится в этот дом, не бросит Е Чжицю, которая стала ему и матерью, и старшей сестрой, и другом. Когда у него появилась Юаньюань, он еще острее почувствовал боль одиночества Е Чжицю. Он сказал Юаньюань также, что у них непременно будет ребенок, который станет звать Е Чжицю бабулей. Юаньюань, услышав это, лишь засмеялась, закрыв лицо руками. Мо Чжэн объявил, что займется всерьез переводами, будет работать, чтобы стать настоящим главой семьи. Юаньюань недоверчиво качала головой. Но он впрямь сделал несколько переводов, и Е Чжицю обещала показать их своему однокашнику, который был редактором журнала на иностранном языке.
Если эти статьи напечатают, решили Мо Чжэн и Юаньюань, то на первый свой гонорар они купят одеяло для свадебной постели. Светло-зеленого цвета, шелковое. Когда Юаньюань не сердилась, не смеялась и не дразнилась, ее глаза, успокоившись, становились светло-зелеными, цвета озерной воды. А потом, до конца своей жизни, они сколько еще кроватей купят, сколько одеял, наволочек, простыней…
— Юаньюань!
Необычно визгливый крик матери разом вырвал ее из зеленых озерных вод.
— Чего? — раздраженно отозвалась она, как всегда откликаются те, кого пробудили от сладких грез.
— Иди сюда. Нам с отцом надо поговорить с тобой. — Тон матери не предвещал ничего хорошего.
Пригладив рукою волосы, Юаньюань посмотрелась последний раз в зеркальце. Вроде не к чему матери прицепиться. С большой неохотой пошла в гостиную, быстро окинула взглядом отца и мать. Атмосфера была какая-то необычная.
Чжэн Цзыюнь увидел, что дочь упрямо сжала губы. Нехороший признак: еще и разговор не начали, а уже воцарился дух противоречия.
— Сядь! — сказала мать командирским тоном, каким говорила у себя на работе с провинившимися подчиненными. — Цзыюнь, начинай!
Да, нелегкое дело. Как тактичней, не оскорбляя чувств дочери, убедить ее прекратить отношения с Мо Чжэном? Для чего вообще люди любят? Сколько сложностей: слезы, записки, свидания, клятвы верности — как в любви Цзя Баоюя и Линь Дайюй[55]… Сколько сил душевных затрачивается, времени зря гробится… О любви хорошо читать в книжках. Вот они с Ся Чжуюнь: не любили друг друга, а сколько лет вместе прожили! Просто время приходит, появляется женщина у мужчины или мужчина у женщины — и достаточно. Надо попробовать несколько разрядить напряженную атмосферу.
— Юаньюань, ты в последнее время, наверное, очень занята, не приходишь ужинать с нами…
Он увидел, как дочь пожала плечами. Нехорошо, не стоило говорить так, он словно нарочно над ней насмехается. Ну ладно, нет времени ходить вокруг да около.
— Нас с матерью беспокоит твоя личная жизнь. Конечно, по достижении определенного возраста все должны вступать в брак. Выбирая партнера, нужно первым делом обращать внимание на его гражданскую позицию, его человеческие качества, стремление к профессиональному совершенствованию…
Черт! Он сам почувствовал, будто доклад читает. Нет, доклады удачнее у него получаются. Он видел, как дочь всеми силами сдерживает ироническую улыбку, явно думает, что он перепутал семью с партсобранием. Даже Ся Чжуюнь бросала на мужа нетерпеливые взгляды. Под ее давлением Чжэн решил создать более человечный образ идеального зятя.
— Конечно, избранник должен быть честным, не эгоистом, с душой относиться ко всему, что считается правильным, соответствовать невесте по развитию… Но не надо, чтоб он слишком выделялся, так как это часто вступает в противоречие с остальными качествами… Надо также, чтоб вы понимали друг друга, сочувствовали друг другу. Только при этих условиях можно счастливо жить и работать.
Дочка не выдержала и улыбнулась. Такой серьезный вопрос решают, а она улыбается!
— Папа! Ты как кеды берешь в магазине. Эти, белые, — красивые, но все-таки не годятся, слишком маркие, часто чистить придется. Те, синие, — тоже не годятся, подошва тонковата, много не прошагаешь…
— Юаньюань! Ты что себе позволяешь?! Я смотрю, Цзыюнь, тебе пора закругляться. — Ся Чжуюнь достала из-за спины фотографии. — Вот что: чтобы в нашем доме я больше не видела снимков этого человека! Ты немедленно прекратишь с ним всякие отношения!
Девушка кинулась к фотографиям, но мать мигом сгребла их и подложила себе под зад.
— Ну, мать, ты просто сыщица! — процедила Юаньюань. Лицо ее стало мертвенно-бледным. — Кто дал тебе право рыться в моих вещах? Это же нарушение конституции, попрание прав человека! Отдай фотографии! Отдай немедленно!
Когда женщины волнуются, их голоса сразу срываются на сопрано.
— Хотела поговорить, говори. А снимки отдай, так нельзя.
— Что?! Отдать?! — Ся Чжуюнь в ярости разорвала фотографии на кусочки и бросила их в плевательницу. — Ишь ты! «Сыщица! Права человека!» Как стыда-то хватает! Еще замуж не вышла, а уж снимочки, жмутся друг к дружке. Срамница!
— Чжуюнь! — не выдержал Чжэн. Это было уже слишком низко.
У девушки перехватило дыхание. Она оперлась о спинку дивана, ноги у нее дрожали.
— Рви! Пожалуйста! Я еще снимусь! С ним в обнимочку! И сниму, как мы с ним целуемся! Мы поженимся, если хочешь знать!
Ся Чжуюнь, размахнувшись, ударила дочь по лицу. На щеке Юаньюань проступили красные отпечатки пальцев, затем слившиеся в одно пятно.
— Тварь бесстыжая!
О небо! Жена позабыла, что с самой было в молодости. Чжэн Цзыюнь не только не говорил ей ничего подобного, но даже не вспоминал об этом ни разу. А сейчас она так несправедливо, с таким апломбом обвиняет Юаньюань!
— Ты еще пожалеешь об этом! — крикнула дочь. Ей казалось, она никого еще так не ненавидела.
Конечно! Чжэн понял, что у Ся Чжуюнь больше нет дочери. Его ненаглядной девочке, которую он и пальцем ни разу не тронул, она осмелилась дать пощечину! Он оттолкнул жену, боясь, как бы она опять не полезла в драку.