Когда в 2013 году я покинула Госдепартамент и начала работать в «Фонде инициатив Билла Клинтона» в Нью-Йорке, я хотела продолжать работать над «великим незавершенным делом XXI века». Приближавшаяся 20-я годовщина Четвертой Всемирной конференции по положению женщин в Пекине помогла мне сосредоточиться. Я гордилась тем, как много было сделано за это время. Однако мы все еще были далеки от «полного и равного участия» женщин.
Мелани открыла в Джорджтаунском университете научный центр по вопросам женщин, мира и безопасности, в котором я согласилась быть учредителем. Теперь, когда не летали по всему миру каждый день, мы стали больше говорить и думать о ходе истории и будущем того движения, которому мы посвятили много лет. Я позвонила Мегги Уильямс и попросила ее разработать вместе с нами стратегию действий. Вместе с Челси и нашей прекрасной командой в Фонде Клинтона, в том числе с Джен Кляйн и Рейчел Фогельштейн, которые играли ключевые роли в Госдепартаменте, мы составили необходимый план.
На ежегодной встрече «Глобальной инициативы Клинтона» в Нью-Йорке в сентябре 2013 года я объявила, что Фонд Клинтона займется оценкой прогресса, который сделали женщины и девушки после Пекинской конференции, и составит план, как добиться полного и равного участия женщин и девушек во всех сферах жизни. Я сказала, что пришло время объективно взглянуть на то, что мы сделали, на то, сколько еще предстоит сделать, и на то, как мы собираемся завершить это незавершенное дело.
С такими партнерами, как Фонд Билла и Мелинды Гейтс, мы начали работать над «глобальной оценкой» (в цифровом формате) статуса женщин и девушек, подготавливая ее к 20-й годовщине Пекинской конференции в сентябре 2015 года. Я хотела, чтобы каждый мог увидеть результаты, которых мы достигли, и задачи, которые еще не были выполнены. Мы предоставили доступную информацию, которой можно делиться и пользоваться адвокатам, преподавателям и политическим лидерам, чтобы планировать реформы и осуществлять необходимые изменения.
Я также хотела создать «Платформу действий», которую мир одобрил в Пекине, и спланировать программу XXI века, чтобы ускорить полное участие женщин и девушек в жизни своих государств, во всем мире, в том числе в тех сферах, которые еще в 1995 году были недоступны. Например, никто из нас в Пекине не мог себе представить, что Интернет и технологии мобильной связи изменят наш мир, или понять, что значит, когда в развивающемся мире женщин, пользующихся Интернетом, на 200 миллионов меньше, чем мужчин. Когда мы уравняем эту «цифровую разницу», появится много возможностей для участия женщин в экономической и политической жизни своей страны.
В конце концов мы стали называть нашу новую инициативу «Без потолка: проект полного участия». Название было использовано в шутку из моего выражения «18 миллионов трещин в стеклянном потолке», которое стало популярным в конце моей президентской кампании, однако оно означает гораздо больше. Не нужно быть политиком или бизнесменом высокого уровня; женщины и девушки повсюду до сих пор упираются в потолки, которые удерживают их стремления и делают для них сложным, если не невозможным, следовать своим мечтам.
Вскоре после создания проекта «Без потолка» я услышала удивительную историю. Стивен Массей, мой коллега из Белого дома во время президентства Билла Клинтона, оказался в Пекине и гулял по книжному магазину. Это был большой и современный магазин, но тихий и почти пустой. Неожиданно Стивен услышал то, что едва мог поверить своим ушам. Через громкоговоритель прозвучала знакомая фраза: «Права человека — это права женщин, а права женщин — это права человека, раз и навсегда». Это был мой голос. Они проигрывали запись моей речи в магазине. Как многое изменилось за двадцать лет! В 1995 году правительство Китая закрыло кабельное телевидение, по которому показывали мое выступление. Теперь это полемическое выражение стало «фоновой музыкой» для покупателей, частью ежедневной жизни. Стивен достал свой смартфон, записал видео и отправил его мне. Увидев это, я засмеялась. Было ли это хорошим способом продавать книги? Причем именно в Китае?
Идея выступления на Пекинской конференции и все усилия по ее воплощению стали частью моей жизни, они вошли в мою кровь. Я была рада, что они стали частью культуры, что они проникли туда, где ранее воспринимались враждебно. Защищать и расширять права человека, как и раньше, необходимо и крайне важно, и дальнейший прогресс в этом деле невозможен без руководящей роли США.
В феврале 2014 года организаторы кампании «в защиту прав человека» (еще одна HRC![87]) пригласили мою дочь Челси выступить с речью на конференции, посвященной правам геев. В своей речи она немного изменила мое высказывание:
— Моя мама часто говорила, что вопрос женщин — это незавершенное дело XXI века, — сказала она. — Это, безусловно, верно. Но то же самое можно сказать и о вопросах прав представителей ЛГБТК[88]-сообщества. Это тоже незавершенное дело XXI века.
Конечно же, она права, и я очень горжусь ее твердой позицией по вопросу равенства и возможностей для всех людей.
Ранее я описывала работу американской внешней политики как эстафетную гонку. Лидерам вручают эстафетную палочку и просят бежать настолько быстро, насколько возможно, чтобы следующий бегун (наш преемник) оказался в наилучшем положении. В семье происходит то же самое. С того момента, когда я первый раз взяла Челси на руки в больнице в Литл-Роке, я знала, что моя миссия в жизни — дать ей возможность преуспеть. Когда она выросла и стала самостоятельной, моя ответственность изменилась. И сейчас, когда она скоро сама станет мамой, я готовлюсь к новой роли, к которой шла столько лет: стать бабушкой. Я поняла, что много думаю об отношениях со своей мамой, как в зрелом возрасте, так и в детстве, и каким урокам она меня научила.
Когда я стала госсекретарем, маме было почти 90 лет. Последние несколько лет она жила с нами в Вашингтоне, поскольку оставаться одной в своей квартире и наблюдать за зоопарком на Коннектикут-авеню ей уже наскучило. Как многие американцы моего поколения, я была счастлива прожить эти годы со своей стареющей мамой. Я также чувствовала ответственность. Я хотела, чтобы ей было комфортно, чтобы ей оказывалось должное внимание. Мама дала мне так много безусловной любви и поддержки, когда я росла в Парк-Ридже, и теперь настала моя очередь поддержать ее. Конечно, я бы никогда не позволила ей услышать, что говорю о ней таким образом. Дороти Хауэл Родэм была очень независимой женщиной. Она не смогла бы смириться с мыслью, что станет кому-то обузой.
Жизнь вместе с ней стала источником утешения для меня, особенно в сложный период после окончания избирательной кампании 2008 года. Я приходила домой после долгого дня в сенате или Госдепартаменте, садилась рядом с ней за небольшой обеденный стол и изливала перед ней душу.
Мама любила детективные романы, мексиканскую кухню, шоу «Танцы со звездами» (мы как-то смогли достать для нее запись этой передачи), а больше всего — своих внуков. Школа моего племянника Зака Родэма была в пяти минутах ходьбы от нас, и он часто в обед приходил к ней в гости. Проводить время с Фионой и Саймоном Родэм, ее младшими внуками, было для нее совершенным счастьем. Для Челси ее бабушка была одним из самых важных людей в ее жизни. Мама помогала ей в период взросления и, когда та была к этому готова, поддерживала ее стремление к служению людям и благотворительности. Даже когда ей перевалило за 90 лет, мама никогда не теряла своей склонности к обеспечению социальной справедливости, которая так много сделала для того, чтобы сформировать мою личность и вдохновлять меня в период моего взросления. Мне очень нравилось то, что мама делала то же самое для Челси. Не думаю, что когда-либо видела маму более счастливой, чем на свадьбе Челси. Она с гордостью прошла с Заком под руку и радовалась за свою счастливую и сияющую внучку.
Детство самой мамы было одиноким и оставило в ее душе глубокую рану. В Чикаго ее родители часто ссорились и развелись, когда она и ее сестра были маленькими. Никто из родителей не хотел заботиться о детях, поэтому их посадили в поезд и отправили в Калифорнию, к дедушке и бабушке по линии отца в Альгамбру, городок в горах Сан-Габриэль к востоку от Лос-Анджелеса. Престарелая пара была жестокой и не любила внуков. Один раз во время Хеллоуина маму поймали, когда она вместе со школьными друзьями, по обычаю, требовала у взрослых конфеты («сласти или страсти»). Это было запрещено, и ее заперли в комнате на целый год, она выходила только в школу. Ей было запрещено есть за обеденным столом или играть во дворе. Когда маме исполнилось 14 лет, она не могла больше выносить жизнь в доме своей бабушки. Она уехала и нашла работу домработницей и няней у доброй женщины в городе Сан-Габриэль, которая предложила ей комнату, питание и 3 доллара в неделю, а также убедила ее пойти учиться в среднюю школу. Она впервые увидела, как любящие родители заботятся о своих детях, и это стало для нее открытием.
Закончив школу, мама переехала обратно в Чикаго, надеясь снова связаться со своей матерью. К сожалению, она вновь была отвергнута. Испытывая душевные муки, она пять лет работала секретарем, прежде чем встретила моего отца, Хью Родэма, и вышла за него замуж. Она построила новую жизнь как настоящая мать семейства, даря любовь мне и моим двоим младшим братьям.
Когда я стала достаточно взрослой, чтобы понять это все, я спросила маму, как она пережила жестокое обращение и одиночество, не став при этом озлобленной и эмоционально угнетенной. Как из такой одинокой девочки она стала такой любящей и разумной женщиной? Я никогда не забуду, что она ответила. «В критические моменты в моей жизни кто-то проявлял ко мне доброту», — сказала она. Иногда это кажется таким незначительным, но это значит так много. Например, учительница в начальной школе, которая заметила, что у нее никогда не было денег, чтобы купить молоко, поэтому она каждый день покупала две упаковки молока, а затем говорила: «Дороти, я не смогу выпить второй пакет молока. Не хочешь ли взять его?» Или женщина, которая взяла ее к себе работать няней и настояла на том, чтобы она пошла в школу. Однажды она заметила, что у мамы была только одна блузка, которую она стирала каждый день. «Дороти, я больше не влезаю в эту блузку, а выкидывать ее не хочется. Не хочешь ли взять ее?» — сказала она.