Чтобы американцы поняли нашу стратегию, было важно, чтобы они имели четкое представление о разнице между террористами «Аль-каиды», которые осуществили нападение на нас 11 сентября 2001 года, и талибами, которые являлись афганскими экстремистами, ведущими борьбу против правительства в Кабуле. Движение «Талибан» заплатило высокую цену за свое решение (принятое в 2001 году) проигнорировать мнение международного сообщества и предоставить убежище структурам «Аль-каиды». На данном этапе рост масштабов нашей военной кампании вынуждал их также принять принципиально важное решение. Если бы талибы согласились с нашими тремя условиями, то они могли бы вновь стать составной частью афганского общества.
— Такова цена достижения политического урегулирования и прекращения военных действий, в результате которых гибнут их руководители и редеют ряды их боевиков, — сказала я.
В этом выступлении я прибегла к несущественному на первый взгляд однако весьма важному на самом деле изменению формулировки: предстоящие шаги были охарактеризованы как «необходимые результаты» для каких-либо переговоров, а не как «предварительные условия». Это было едва уловимое изменение, однако оно обеспечивало путь для организации прямых переговоров.
Я признала (что уже делала неоднократно), что после стольких лет войны для многих американцев будет трудно свыкнуться с мыслью о возможности переговоров с талибами. Даже возвращение к мирной жизни рядовых боевиков являлось достаточно скандальным вопросом, а уж переговоры непосредственно с высшим руководством талибов были чем-то, совершенно выходящим за всякие рамки. Однако легко осуществлять дипломатию, когда необходимо вести переговоры лишь со своими друзьями. Мир достигается другой ценой и другими методами. Президенты США, руководившие страной в годы холодной войны, понимали это, заключая соглашения по контролю над вооружениями с Советским Союзом. Как выразился президент Кеннеди, «мы никогда не будем вести переговоры из страха и никогда не будем страшиться переговоров». Ричард Холбрук сделал этот принцип основой своей деятельности, в том числе и организуя переговоры с таким жестоким тираном, как Милошевич, — поскольку это было лучшим способом закончить войну.
Я завершила свое выступление призывом к Пакистану, Индии и другим странам региона поддержать мирный процесс, который изолирует структуры «Аль-каиды» и обеспечит всем новое чувство безопасности. Если соседи Афганистана будут продолжать рассматривать эту страну в качестве арены для борьбы за соперничество, то мира никогда не удастся достичь. Впереди предстояло еще много кропотливой дипломатии, но нам требовалось сотрудничество и с афганцами, и со странами региона.
Мое выступление достаточно широко освещалось в американских средствах массовой информации, но наиболее сильное впечатление оно произвело на зарубежные страны, прежде всего на Афганистан и Пакистан. Все заинтересованные стороны осознали, что мы были весьма серьезно настроены на организацию мирного процесса с талибами. Один из дипломатов в Кабуле описал эффект от моей речи как «сейсмический сдвиг», который будет стимулировать все стороны к более активным практическим шагам в направлении мира.
Успешный рейд спецназа ВМС США «морские котики», в результате которого в мае 2011 года в своей резиденции в Абботтабаде (Пакистан) был ликвидирован Усама бен Ладен, явился крупной победой в борьбе с «Аль-каидой» и очередным поводом для дальнейшего ухудшения и без того натянутых отношений с Пакистаном. Наряду с этим, как я полагала, это обеспечило нам новые рычаги давления на талибов. Через пять дней после рейда Руджеро в третий раз встретился с А-Родом, на этот раз снова в Мюнхене. Я поручила ему напрямую передать от меня следующее: бен Ладен мертв, и для движения «Талибан» настало самое время порвать с «Аль-каидой» раз и навсегда, чтобы спасти и себя, и мирный процесс. А-Род не выглядел огорченным в связи со смертью бен Ладена и по-прежнему проявлял заинтересованность в переговорах с нами.
Мы начали обсуждать меры по укреплению доверия, которые могли бы предпринять обе стороны. Мы хотели, чтобы движение «Талибан» сделало публичные заявления о том, что оно отмежевывается от «Аль-каиды» и международного терроризма и изъявляет готовность принять участие в мирном процессе с Карзаем и его правительством. Талибы желали, чтобы им была предоставлена возможность открыть политическое представительство в Катаре, которое бы обеспечивало им безопасность для будущих переговоров и участия в мирном процессе. Мы были готовы обсудить эту идею, однако она создавала целый ряд проблем. Многие лидеры талибов считались международным сообществом террористами и в случае появления на публике должны были преследоваться по закону. Пакистан также был вынужден открыто признать факт их присутствия на своей территории. Кроме того, была высока вероятность того, что Карзай расценит открытие представительства талибов в Катаре как прямую угрозу своей легитимности и попытку подрыва его авторитета. Все эти проблемы было возможно решить, но это требовало тщательно выверенных дипломатических усилий.
В качестве первого шага мы договорились начать работу с Организацией Объединенных Наций, чтобы исключить некоторых основных представителей руководства движения «Талибан» из списка международных террористов, поскольку соответствующие санкционные меры предусматривали запрет на поездки. Вскоре Совет Безопасности ООН согласился разделить списки руководителей движения «Талибан» и организации «Аль-каида» и занять по отношению к ним различную позицию (это явилось прямым следствием того различия, которое обозначила я в своем выступлении), что расширило наши возможности для дипломатического маневра. Талибы также продолжали настаивать на освобождении своих боевиков из Гуантанамо, но мы пока не были готовы на данный шаг.
В середине мая Кабул организовал утечку информации о наших секретных переговорах, разгласив американской «Вашингтон пост» и немецкому еженедельнику «Шпигель» сведения о том, что Ага являлся нашим связником с талибами. В неофициальном порядке руководство движения «Талибан» понимало, что американская сторона не может выступать источником утечки информации, однако публично они выразили свое возмущение и прервали контакты относительно будущих переговоров. Пакистанские власти, которые и так были рассержены рейдом «морских котиков» по ликвидации бен Ладена, пришли в ярость, узнав, что они были исключены из процесса организации наших контактов с талибами. Мы были вынуждены срочно спасать ситуацию. Я вылетела в Исламабад и впервые проинформировала пакистанцев о масштабах наших контактов, обратившись с просьбой не предпринимать каких-либо акций возмездия против А-Рода. Я также попросила Руджеро посетить Доху и через катарцев обратиться к талибам с призывом вернуться за стол переговоров. В начале июля катарская сторона сообщила, что Ага был готов возобновить встречи с нами.
В августе А-Род в Дохе передал Руджеро письмо президенту Обаме, которое, по его утверждению, было от самого муллы Омара. В администрации возникла определенная дискуссия по поводу того, был ли еще жив мулла Омар, не говоря уже о том, осуществлял ли он руководство талибами и повстанческим движением в Афганистане. Однако вне зависимости от того, было ли это послание непосредственно от Омара или от кого-либо из высших руководителей движения «Талибан», его тон и содержание были весьма обнадеживающими. В письме говорилось о том, что для обеих сторон настало время сделать трудный выбор по вопросу о примирении и предпринять шаги по завершению войны.
Были проведены конструктивные переговоры об открытии представительства в Дохе и возможном обмене пленными. Впервые к переговорам присоединился Марк Гроссман, и его личное участие в них содействовало достижению прогресса.
В октябре во время моего визита в Кабул Карзай сказал мне и нашему искушенному послу Райану Крокеру, который пользовался большим авторитетом и с которым у Карзая были хорошие отношения, что он был весьма воодушевлен нашими успехами. «Ускорьте шаг!» — посоветовал он. В Вашингтоне началось серьезное обсуждение целесообразности освобождения определенного количества заключенных, хотя Пентагон и возражал против данного шага, и я не была уверена, сможем ли мы выполнить условия, необходимые для обеспечения согласия различных заинтересованных сторон на открытие представительства талибов в Катаре. Однако к концу осени мозаика, похоже, начала складываться. На первой неделе декабря в Бонне (Германия) было запланировано проведение крупной международной конференции по Афганистану. Наша цель заключалась в том, чтобы объявить об открытии указанного представительства по завершении этой конференции. Это явилось бы самым весомым на данный момент доказательством того, что мирный процесс действительно идет полным ходом.
Форум в Бонне был частью нашего дипломатического наступления, о котором я упомянула в своем выступлении в Азиатском обществе и которое было направлено на то, чтобы мобилизовать более широкие слои международного сообщества на содействие Афганистану в самостоятельном решении им своих многочисленных проблем. Гроссман и его команда помогли организовать целый ряд встреч на высшем уровне и конференций в Стамбуле, Бонне, Кабуле, Чикаго и Токио. В частности, в Токио в 2012 году международное сообщество выделило 16 миллиардов долларов на экономическую помощь на период до 2015 года, чтобы помочь Афганистану подготовиться к «десятилетнему переходному периоду», отличительной чертой которого должна была стать тенденция к сокращению помощи наряду с расширением торговли. Начиная с 2015 года финансирование афганских сил национальной безопасности должно было оценочно составить более 4 миллиардов долларов в год. Способность афганцев взять на себя ответственность за свою собственную безопасность была и остается необходимым условием для успеха их усилий достичь чего-либо в будущем.
Боннская конференция, организованная в декабре 2011 года, обернулась катастрофой для наших мирных усилий. Карзай, подтвердив мнение о себе как о непредсказуемой личности, выступил против идеи о представительстве талибов, отчитав Гроссмана и Крокера. «Почему вы не поставили меня в известность об этих переговорах?» — поинтересовался он, несмотря на то что только несколько месяцев назад он убеждал нас ускорить шаги в этом направлении. Карзай вновь проявлял опасение, что его отодвинут в сторону и перестанут принимать в расчет. Наш план всегда заключался в том, что переговоры США с талибами приведут к параллельным переговорам между правительством Афганистана и повстанцами. Именно об этой схеме мы договорились с А-Родом, именно ее мы обсудили с Карзаем. Однако теперь Карзай настаивал на том, чтобы на любых наших будущих встречах с талибами присутствовали его люди. Когда Гроссман и Руджеро озвучили это предложение, А-Род проигнорировал его. С его точки зрения, мы меняли правила игры. В январе 2012 года талибы вновь прервали переговоры с нами.