У приисковой конторы рабочие собрались на всеобщий сбор в назначенное время. Народ гудел, обсуждая свою нелёгкую жизнь, ругали власти, ждали организаторов собрания, о чём скажут, что предложат.
На крыльцо конторы поднялся Черепахин, поднял обе руки и крикнул в толпу:
– Товарищи! Прошу тишины! Тихо, товарищи!
Люди стали угомоняться, и через минуту шум затих.
– Товарищи! Вчера мы узнали некоторые подробности с Андреевского, много что прояснилось, и сейчас я вам поведаю! Объясняю, что к чему. Забастовка рабочих, которая началась на прииске Андреевском и длится вот уже третий день, явилась от факта выдачи горнякам испорченного конского мяса. Как нам стало известно от выборного с Андреевского прииска, дело дошло до того, что в этом мясе обнаружены непотребные куски, короче говоря, конские половые органы.
По толпе прошёл ропот удивления и недовольства, а кто-то и крепко ругнулся.
– Тихо, товарищи! Так вот, на требования рабочих заменить мясо и уничтожить тухлое, начальство никак не отреагировало. Мало того, настаивают, чтоб мясо ушло в потребление полностью и в таком виде до того, как завезут свежее. Весь прииск и поднялся в связи с этим на дыбы! Двадцать восьмого февраля у них на прииске никто не вышел на работы. Известно, уже несколько приисков примкнули к Андреевскому. Бастуют прииски Васильевский, Утёсистый, Александровский. Сегодня не вышли на работы и мы с вами. Выборные с Андреевского прииска пошли по другим приискам, имеющимся на речке Бодайбинке. Не сомневаюсь, в ближайшие дни забастовкой будет охвачена вся Ближняя Тайга, а там и дальше перекинется! Все выдвигают властям свои требования, выстраданные годами! Мы активом тоже кое-что написали.
– Правильно! И нам не надо отставать! Давай свои требования! Чего там, в одном ярме, одни и требования! Хватит под властями прогибаться! Мы люди, а не скоты какие! Ковать железо надобно, когда горячо оно, а остынет, так ещё туже гнёт будет! – понеслось из разных сторон толпы.
– Товарищи, тихо! На холоде мы с вами толком ничего не решим, а дело весьма щепетильное, поэтому предлагаю избрать делегатов для обдумывания наших претензий! Чтобы делегаты собрались в каком-нибудь бараке и выработали единые требования от всего прииска Феодосиевского!
– Правильно, неча на улице воду в ступе толочь! Дело говоришь, Черепахин! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Как бы власти чего худого супротив нас не надумали! – подметил рабочий, что стоял ближе к Черепахину.
– Правильно думаешь. А вот для этого, мужики, давайте-ка изберём в каждой казарме старост, чтоб за порядком они могли следить, да на стреме быть, от властей всё ожидать можно.
– Верно, Черепахин! Поддерживаем! Дело нужное!
– Но, товарищи, коль изберём старост, так уж и слушаться надобно их во всём, иначе, если порядка не сдержим, трудно нам будет отстоять свои позиции супротив начальства. И последнее, раз уж такой размах принимает забастовка, то предлагаю и избрать приисковый стачечный комитет! У кого какие будут предложения?! Я предлагаю кандидатуру Слюсаренко. Этого человека я знаю лично, ручаюсь за него с полной ответственностью!
– Раз ручаешься, что ж давайте этого Слюсаренко! Только отколь он, этот Слюсаренко-то?
– С прииска Андреевского, товарищи! Из политических будет!
– Годится! Пойдёт! – послышалось несколько голосов.
– А дальше что думать-то? Черепахина надо выдвигать, это уж непременно! – выкрикнул тот же рабочий, что подметил, как бы власти чего худого не надумали против рабочих.
– Верно, Черепахина давай!
– Угрюмова!
– Трунова!
– Подзаходникова!
– Кудряшова! Тоже кремень-мужик!
Слышались из толпы громкие выкрики фамилий.
– Достаточно, товарищи! Прошу всех старост бараков, которых горняки изберут, подойти ко мне позднее вечером и записаться в список, поскольку днём меня не сыщите, мы с товарищами отъедем на Надеждинский. Всё, что будет происходить и какие нам шаги предпринимать, будете знать через своих старост и выборных! Прошу соблюдать спокойствие, и не поддаваться ни на какие провокации от властей и служащих, действовать только в рамках порядка и совместно со стачечным комитетом! Товарищи, никакой самодеятельности!
– И ещё! Нам следует узаконить забастовку! Проголосовать и запротоколировать! Какое примем решение, поддержим забастовку или как?! – выкрикнул Черепахин в толпу, в душе осознавая – агитировать здесь и в таком деле наверняка никого не придётся.
– Давай забастовку!
– К чёрту этих супостатов!
– Хватит гнуться! У нас не лучше!
– Забастовку!
Понеслось со всех сторон. Но тут кто-то из толпы выкрикнул:
– Мужики, а правильно ли, ведь супротив властей пойдём, а это словно против царя-батюшки! Грешно, поди!
– Да ты чего, белены объелся?! Власть пожалел?! Кто бы нас поберёг!
– Ты б лучше с таким языком, куда подальше отошёл, а не то ненароком и толкнуть могут!
Послышались возмущения, переходящие даже в нешуточные угрозы в адрес рабочих, высказывавшихся против забастовки.
– Товарищи, тихо! Давайте голосовать! Есть предложение не руки поднимать, а поставить две бочки. На одной напишем – «за», на другой – «против». Каждый кинет по камешку, кто и как думает, таким образом и выскажется. В таком виде свой голос всякий и положит, тут уж и посчитаем, как нам быть! Согласны?!
– Поддерживаем! Оно так верней!
Быстро тут же организовали две своеобразные урны, и голосование началось.
Дружно и быстро рабочие проходили мимо бочек, так что не так уж и много времени прошло, как все участники митинга выразили своё решение таким необыкновенным способом.
Голосование завершилось, и Черепахин подошёл к обеим бочкам.
Пересчитывать камни не пришлось. Бочка, что с надписью «за» была забита камнями доверху, там же где «против» на дне лежало всего несколько камней.
Черепахин вернулся на крыльцо и объявил:
– Товарищи! Можно сказать: почти единогласно прииск за забастовку! В бочке, кто против, всего восемнадцать камней! В той, что за забастовку, сами видите, и считать не надо! На этом, товарищи, митинг считаем закрытым! Будем, как и андреевские стоять за себя и за другие прииски! Вместе – мы сила! Выборным составом подготовим от всех требования и всех оповестим, за них будем голосовать и их отстаивать! На этом сход считаем оконченным!
После митинга весь состав стачечного комитета собрался в одной из казарм, стали обсуждать, как быть дальше.
– Ну что, товарищи, народ духом в полном подъёме, дай бог, чтоб молодцом и дальше держались, – восторженно отметил Черепахин.
– Дай бог, когда дух в теле, такую силу ничем не сдвинешь, не поставишь на колени, – поддакнул Угрюмов.
– Это всё ладно, и будем надеяться. Нас тут шестеро. Кого изберём председателем стачкома?
– Я думаю, все меня поддержат, если я назову Черепахина, – предложил Подзаходников.
– Правильно, – поддержал Слюсаренко.
– Поддерживаем, а кого же ещё! – отозвались остальные.
– Что ж спасибо за доверие, раз единогласно, – подытожил Черепахин. – Давайте-ка тогда для начала подкорректируем наши требования. Я думаю, как подготовим, сразу же с ними поедем в Надеждинский. Там наши товарищи, да и при главном прииске следовало бы создать центральный забастовочный комитет.
– Правильно! Всё ж там главная управа промысловая, и власти ближе, нежели от какого другого прииска, – согласился Подзаходников. – Безусловно, центральный орган при такой заварухе весьма необходим, промыслы большие, Дальнюю Тайгу тоже охватим, а руководство должно едино и в одном месте.
В течение полутора-двух часов стачком заседал. На листы бумаги ложились предложения, формировались общие требования. Предлагали, переиначивали, спорили, уточняли, перечёркивали, дополняли, снова вписывали. В конце концов родился документ.
– Ну, вроде всё, – произнёс довольно Черепахин, держа в руках исписанные листы. – Ежель что не так или неполно, подправим и дополним там с товарищами.
А ещё через час стачком в полном составе уже был на Надеждинском прииске, и сидели в кругу своих единомышленников.
Баташев – закалённый большевик, прошедший хорошую революционную школу, активный последователь идей большевиков, всюду выступал за пролетариат, участвовал во многих забастовках и сборищах за права рабочего класса на Большой земле, за что и был сослан в Сибирь. Оказавшись здесь на земле бодайбинской, он не сломался, твёрдо продолжал начатое дело, верил в светлое будущее, настраивал рабочих на борьбу за справедливость, за лучшую жизнь. На прииске Александровском Баташев работал в паровозном депо, рабочие прииска знали его хорошо, почитали и уважали. Не нравился Баташев только местным властям, уж больно досаждал он им своим настроем. Александровский забастовал, и Баташев, узнав, что на Надеждинском рабочие тоже поднимают бучу, решил: его место там, чтобы со своими сторонниками направить горняков в нужное русло, не допустить расслабления рабочих под очередными усыпляющими обещаниями властей.
Баташев вместе с партийцами: Лебедевым, Бондарем, Волошиным, Белоусовым и Петуховым – заседали в подсобке механической мастерской прииска Надеждинского, обсуждали ситуацию и намечали проведение предстоящей забастовки.
Нашли их Феодосиевские стачкомовцы быстро. Повстречавшийся им приисковый рабочий подсказал: политссыльные собрались либо в механическом цехе, либо на подстанции.
– Принимай, товарищ Баташев, мы к вам пожаловали, – с порога произнёс Черепахин.
– Ба! Да я смотрю вы целой делегацией!
– Так время такое, только разве что компанией, а не в одиночку по улицам ходить, – полушутя, полусерьёзно ответил Подзаходников.
– Проходите, проходите, рассаживайтесь. Догадываюсь, зачем пожаловали, – прищурил глаза Баташев. – Вот сидим с товарищами, обсуждаем, как поступить грамотно. Наслышаны мы здесь делами уже, что и где происходит. Вот мы тут и решили делегатов сегодня собрать в Народном доме, рассказать и разъяснить людям, призвать всех к поддержке приисков, выдвинуть требования, пусть власти задумаются. Кстати сказать, Теппан на прииск должен прибыть.