Это объявление было вывешено, и его содержание быстро облетело рабочие посёлки. Горняки и сами прикинули: всем рабочим приисков, расположенных даже близко к Успенскому, идти к Тульчинскому не следует, из этого толковый разговор не получится, а выльется в митинг. Понимали: окружной инженер, это тот человек, который благодушно относится к горнякам и надо уважить его. Тем более он просил в объявлении, чтобы на встречу пришли именно выборные.
Выдвиженцы от народа немалым числом, чуть более пяти десятков человек от многих приисков прибыли на Успенский, пришли пожаловаться Тульчинскому на бесчинства, рассказать о своих бедах и выработанных требованиях от имени всех рабочих. Помочь им в устройстве лучших условий проживания и организации работ и обеспечении нормальным питанием, прекращении возмутительного отношения со стороны управляющих и служащих приисков, послушать совета от окружного инженера.
Тульчинский встретил людей приветливо и сразу повёл их в дом. Решение к такому гостеприимству пришло к нему ещё вчера с тем, чтобы склонить рабочих к более благосклонному к нему отношению. И поэтому пожелал для начала показать им, как он живёт, что у него есть в доме интересного, тем самым создать почву к непринуждённой беседе в предстоящем столь трудном разговоре.
– Вот так я и живу. А здесь у меня, посмотрите, коллекция минералов. Всё, что видите, собрал сам, это из самых разных уголков России. К примеру, этот необычный минерал с Урала. Вы работаете в шахте и, возможно, не замечаете, что среди золотоносных песков встречаются и у нас минералы.
«Да уж есть время, когда рабочим замечать камушки его, коль каждый день с утра до позднего вечера, кроме кайлы и лопаты, ничего не видят», – подумал про себя Баташев.
– Можете потрогать, подержать, если желаете. Каждый минерал, это не просто камешек, а элемент, представляющий собой научный интерес. Любому минералу присущи свои свойства и даже могут рассказать о многом.
– Это как же камень может рассказать? Камень он и есть камень, хоть пни его, хоть брось, всё одно проку нет, – заметил кто-то.
– Э-э! Не скажите, товарищ, – тут Тульчинский ввернул это слово неслучайно, он решил словом «товарищ» сблизить себя с рабочими, дать понять, мол, они ему равны и могут целиком и полностью довериться. – Вот, например, пирит, или как в простонародье его называют колчедан, это спутник залежей золота. Вам и самим он частенько встречается в забоях. Посмотрите, какой крупный экземпляр и правильной кубической формы.
– Глянь, один блестит, как в бутарах видится, а другой бурый, словно кора дуба, – заинтересовался один из рабочих.
– Вот этот пирит, что бурый, уже окислившийся от времени, в пирите содержится много железа, а железо имеет свойство на воздухе окисляться, вот он и выглядит так, – пояснил Тульчинский.
– Что ж тогда это железо у нас не добывают-то? – удивился тот же рабочий.
– На добычу золота тратятся весьма солидные средства, залегает оно в наших краях в основном глубоко под землёй, много залежей и ближе к поверхности, вот с вами мы его и добываем и подземным и открытым способами. Золото – мировая валюта в больших ценах, железо супротив него куда ничтожнее, хотя и без него не обойтись. А чтобы добывать пирит и извлекать из него железо, во-первых, его мало в наших шахтах, а во-вторых, при незначительных объёмах просто невыгодно заниматься его переработкой. В России имеются крупные железные рудники, где и занимаются добычей руды, а заводы выплавляют из неё чистое железо. У нас же с вами куда более благородная работа, даже малый самородок, а любого куска железа дороже будет. Так что не зря говорят: мал золотник, да дорог.
– Это уж точно: мал, но дорог, – поддакнул Черепахин.
– Ну да ладно, мужики, – слово «мужики» тоже вроде как даёт повод считать за «своего» решил Тульчинский и вовремя ввернул его в разговор, – давайте пройдём ко мне в канцелярию, а там и поговорим о заботах ваших.
Хоть и интересно рассказывал окружной инженер про минералы диковинные, но в головах гостей, словно заноза, досаждали вопросы, с которыми пришли и волновали их больше всего.
«Всё ж таки какой же добрейшей души человек этот Константин Николаевич», «Мягко стелет, интересно под кого стелет?», «Про железо и золото хорошо сказал, что про наши заботы расскажет? Чем поможет и поможет ли?..» – разные мысли витали в головах выборных, пока дружно размещались в помещении канцелярии. Кто присел на стулья, кто на корточки, а больше стояли.
Ещё когда Тульчинский приглашал всех в дом, прибывшие выборные обратили внимание на подошедших двоих рабочих. Они вместе со всеми прошли в дом окружного инженера, слушали разговор и ничем особенным не отличались. Тульчинский ничего о них не пояснил, а из выборных никто и не поинтересовался. Эти же рабочие зашли с ними и в канцелярию.
– Кто из вас будет что рассказывать? – обратился хозяин кабинета к собравшимся и тут же вроде как встрепенулся: – Да, кстати, товарищи, познакомьтесь с двумя рабочими, уважаемыми на прииске Успенском людьми – Еремеев и Степанюк. Я полагаю, вы не будете возражать, если они примут участие в беседе.
Еремеев и Степанюк кивнули головами, дав понять: это именно они.
– Да ради бога, рабочие они везде рабочие. Лямка наша у всех одинакова. Отчего ж не признать своими, эти мужики из нашенских будут, – послышалось несколько голосов.
– Знаю их, это тутошние, успенские, забойные крепёжники. Помниться вы, Константин Николаевич, за них заступились, когда они в опалу попали, – пояснил выборный с Успенской шахты.
– Ну а как же было не постоять за них, если видишь несправедливость, – охотно поддержал Тульчинский лестную фразу в свой адрес, тем более от выборного рабочего она оказалась кстати. – Ну да ладно, что там у вас?
Баташев привстал со стула и хотел начать свою речь, но тут Тульчинский вытянул руку вперёд и, слегка помахивая ладонью, произнёс:
– Вы присаживайтесь, не утруждайте себя, мы ж не на собрании с вами и не на митинге, в домашней обстановке беседуем.
Баташев присел на стул, поправил приготовленные листы бумаги и начал говорить:
– Константин Николаевич, мы очень рады вашему возвращению в свою резиденцию. Рабочие очень ждали вас. Вы уже в курсе, что все прииски бастуют, к этому нас подтолкнула и вовсе несносная жизнь. Если вам не доложил господин Теппан, то поясню: причиной возникновения забастовки явилась выдача непотребного мяса, что и переполнило людскую чашу терпения.
– Да-да, об этом я уж наслышан, продолжайте.
– Мы понимаем: да, мы рабочие. Но почему администрация относится к трудовому народу, как к скоту? Дошло до того, наши выдвинутые требования, а они основаны на трудовых контрактах и правилах промыслов, уже считаются как невозможные к выполнению. – Баташев начал перечислять требования, но тут Тульчинский остановил его:
– Не надо перечислять требования, я с ними уже ознакомлен, передали мне и экземпляр гарантий выборных, не утруждайте себя, прошу дальше и по порядку.
– Вам, господин Константин Николаевич… – продолжал Баташев.
Тульчинский снова мягко и в угоду своего расположения оборвал Баташева:
– Ой, только не надо употреблять вот это слово – господин. Не люблю к себе такого обращения, мы с вами просто люди, с разницей лишь той, что я государственный служащий, а вы рабочие приисков. Извините, что прервал.
– Уважаемый Константин Николаевич, – поправился Баташев, – вам известен наш быт, условия работы, не понаслышке знаете о хамском отношении служащих к людям. Годами выдерживать всяческие унижения и всё более усиливающийся гнёт, а иначе мы и назвать это не можем другим словом, далее терпеть уже никто не в силах. Мы исправно от зари до позднего времени в шахтах добываем в несносных условиях золото, за счёт нас обогащается товарищество. На тяжёлых работах используются женщины, к обязательному труду привлекаются дети. Что же взамен получаем мы, рабочие этих приисков? Рабское и жалкое существование!
Тульчинский внутренне ощущал: нельзя допустить, чтобы выборные переступили порог эмоционального перевозбуждения, иначе придётся не только их успокаивать, но и затруднятся уговоры в возобновлении работ.
– Ну-ну, голубчик, не распыляйтесь, успокойтесь, успокойтесь, – перебил Тульчинский Баташева. – Я понимаю ваши огорчения, они мне понятны, и мне неприятны факты, которые приходится здесь от вас слышать. Позвольте, скажу я, а после всё обсудим. Хорошо?
Собравшиеся в знак согласия закивали, пристально глядя на Тульчинского.
– Так вот, что вам сейчас доложу, товарищи. Ещё будучи в Петербурге, я уже был в курсе происходящего на приисках. Телеграммы от актива выборных и исполняющего обязанности главного управляющего Теппана показали: забастовка приняла серьёзный оборот, правда, сведения были противоречивы, но тем не менее правление весьма озаботилось происходящим. Прежде чем выехать из столицы, я обратился к акционерам общества с просьбой о возможности в уступке предъявленных вами требований. Мне пообещали, пока я буду в пути сюда на промыслы, правление решит возникшие вопросы. Вчера, а я полагаю, рабочие уже приметили, ко мне в резиденцию прибыли Теппан, окружной инженер Александров, судья Хитун и неизвестные вам господа, это губернские прокурор и полицейский ротмистр. Так вот, не буду от вас скрывать, на совещании шёл разговор о сложившихся между рабочими и администрацией отношениях и обеспокоенностью остановкой шахт. Вы не представляете, с какими усилиями мне пришлось отстаивать выдвинутые вами требования. И тем не менее столкнулся с некоторым непониманием, но мне всё же удалось добиться частичных договорённостей, и мы с вами можем уже чему-то и порадоваться.
– Простите, уважаемый Константин Николаевич, а с какими именно требованиями согласилась администрация? – уточнил Баташев.
Тульчинский перечислил тот перечень, который был озвучен Теппаном при вчерашнем обсуждении.
– Но этого же недостаточно! Это же не все требования! Получается, основные требования вообще остались без внимания! Но они ведь справедливые! – послышались удивлённые и возмущённые возгласы.