Я бы ушел прямо сейчас, но мы приехали втроем на одной машине, а свет в зале приглушен настолько, что я, вероятно, не смог бы пробираться между столиков, не споткнувшись и не оказавшись у кого-то на коленях.
К тому же слегка забавно наблюдать, как эти похотливые кобели практически готовы сцепиться из-за некоторых девушек. Пара братьев торгуется за одну и ту же девушку, а когда старший побеждает, младший, похоже, готов поднять камень и воспроизвести четвертую главу Книги Бытия[13] прямо здесь и сейчас.
К тому времени, как на сцене появляется десятая или одиннадцатая девушка, я уже вовсю зеваю – прошлой ночью я лег спать поздно. Точнее, я ложился спать поздно всю эту неделю. Шампанское дает о себе знать.
Но сонливость снимает как рукой, когда я слышу: «Елена Енина».
Я резко поднимаю голову и вижу перед собой на сцене мою валькирию.
Черт побери. Я почти забыл, как она прекрасна. На ней красное платье, подчеркивающее каждый изгиб тела. С моего ракурса ее ноги кажутся десятимильными. Девушка настолько великолепна, что в зале при виде нее воцаряется тишина. Все девушки были хорошенькими, но Елена не просто хорошенькая. Она гребаная чаровница.
Поверить не могу, что Елена здесь. Это наша вторая встреча за две недели. Если бы я верил в знаки, то счел бы это несомненным чудом.
Я глазею на нее, разинув рот, когда девушка поворачивается и смотрит прямо на меня. Елена замирает, и между нами пробегает электрический разряд.
Разумеется, моя сестра это замечает. Ничто не ускользнет от ее внимания.
Аида наклоняется ко мне и шепотом спрашивает:
– Ты ее знаешь?
Я коротко мотаю головой.
– Нет, – лгу я.
– А выглядит так, будто знаешь, – бормочет она.
Торги уже начались.
Каждый присутствующий мужчина хочет Елену. Цена повышается с каждой секундой. Я оглядываюсь на торгующихся мужчин, желая оторвать голову каждому из них. Как смеют эти гребаные ничтожества пытаться купить свидание, словно у них есть хоть какие-то шансы на ночь с этой богиней?
Я не смотрю ни на кого из них. Я их просто, черт возьми, ненавижу. Особенно Карла Энглвуда. Он высокомерный говнюк, с которым мои братья бодались несколько лет назад, когда он пытался заблокировать наши разрешения на строительство башни на Оук-стрит. Он застройщик и такой же головорез, как и любой мафиози. А еще Энглвуд коллекционирует машины, часы и женщин, словно игральные карты. Держу пари, он был бы не прочь прибрать к рукам Елену.
Как она вообще здесь оказалась? Я оглядываю столики в поисках ее отца.
Я знаю, как выглядит Алексей Енин. Мы не встречались с ним лично, но Неро показывал мне зернистое фото, когда Алексей только заменил Кристоффа на посту главы чикагской «Братвы». Это было старое фото времен его службы в КГБ, когда Енин был молодым и стройным, с аккуратно подстриженными усами.
Я замечаю его в противоположном углу зала. Он не сильно изменился с той фотографии, разве что теперь вместо военной формы на нем смокинг, а сам мужчина чуть раздался в груди и плечах и отпустил бороду. Алексей ухмыляется Елене, довольный тем, что она вызывает такой интерес.
Его я тоже ненавижу. Не знаю, какую он преследует цель, выставляя свою дочь на торги, но мне это не нравится.
Я наблюдаю за тем, как разгорается настоящая война между мужчиной, который слишком стар, чтобы даже подумать о том, чтобы прикоснуться своими морщинистыми руками к Елене, нахальным мажором, который практически пускает слюни на стол, и этим алчным ублюдком Энглвудом.
Я не хочу, чтобы она досталась кому-то из них.
Если кто-то и поведет Елену на свидание, это буду я.
Не успев подумать, не успев даже решить, что именно скажу, я поднимаю номерную карточку и выкрикиваю:
– Двадцать тысяч!
Кэллам смотрит на меня так, словно у меня только что выросла вторая голова. Аида кажется не менее шокированной, а затем удивление на ее лице сменяется ликованием.
– Какого хрена ты творишь? – хихикая, радостно спрашивает она.
Мажору не потягаться с такой суммой, и он выбывает из игры. Но Энглвуд переводит на меня упрямый взгляд. Нам уже доводилось вступать в перебранку, и теперь он в восторге от возможности нагадить мне прилюдно, не опасаясь получить после этого по зубам.
Мы торгуемся, поднимая ставку от двадцати до двадцати шести.
Энглвуд в бешенстве – частично потому, что уже был уверен, что заберет Елену с собой, а еще и потому, что я пробудил в нем соревновательный дух. На кону его гордость, и мужчина не собирается отступать.
Впрочем, про меня можно сказать то же. Но мне насрать на мнение других людей. Я торгуюсь с одной-единственной целью – потому что хочу встретиться с Еленой снова. Если уж ее отец согласился выставить девушку на сцену на этот аукцион свиданий, он определенно не против, чтобы кто-то выиграл вечер с ней. Так почему бы не я?
Это может быть моим единственным шансом пригласить Елену на свидание с его благословения. Мой шанс увидеться с ней и не разжечь войну между нашими семьями.
– Тридцать тысяч, – предлагает Энглвуд и бросает на меня взгляд, преисполненный триумфа, словно мне не потягаться с этой ставкой.
Просто нелепо выкладывать такие суммы за свидание.
Но мне плевать. На что еще мне тратить свои деньги?
Я смотрю на Елену, пытаясь понять выражение ее лица. Хочет ли она, чтобы я продолжал? Хочет ли увидеть меня снова?
Сложно понять, о чем думает девушка. Я и не ожидаю от нее чего-то столь банального, как улыбка. Елена – русская, а они не привыкли к показному дружелюбию.
Но я смотрю в эти большие сверкающие фиалковые глаза, сияющие, словно две звезды, и почти уверен, что она тоже хочет этого.
– Пятьдесят тысяч, – говорю я.
Вот и все, Энглвуд. С разочарованной усмешкой он отбрасывает свою номерную карточку.
Елена моя. Пусть даже на один вечер.
Я испытываю такой прилив восторга, какого не испытывал ни разу за последние месяцы. Долгожданная победа.
– Ты с ума сошел, – хихикает Кэллам.
– Что ж, если ты хотел спустить все деньги на девчонку, по крайней мере, ты выбрал самую горячую, – ухмыляется Аида. – Боже, подумать только, какими высокими будут ваши дети… вы можете родить целую команду НБА[14]!
Она морщится, когда Кэллам наступает под столом ей на ногу.
– Ай! Почему ты… ой, прости, Себ. Я не хотела упоминать… ну, ты понимаешь.
– Вы можете говорить о баскетболе. Это не Волан-де-Морт.
– Я знаю, – говорит Аида. – Просто пытаюсь проявить чуткость.
– Не нужно, – отвечаю я. – Это смотрится странно и выходит у тебя чудовищно.
Я жесток с сестрой, но мне плевать. В кои-то веки напоминание о моей бывшей мечте почти не ранит. Я слишком занят мыслями о том, что мы будем делать с Еленой на самом дорогом в мире свидании. Раз уж я уже выложил пятьдесят тысяч, то могу потратить все до копейки.
– Ты заплатил пятьдесят тысяч долларов. Можешь заставить ее делать все, что захочешь… – с благоговением произносит Аида. – Можешь заставить ее играть с тобой в «Колл оф дьюти». Или слушать Джона Майера. Или пойти в ту вонючую закусочную на Бродвее, которую ты так любишь…
– Не слушай предложения Аиды, – говорит мне Кэл. – Ее идеальное свидание – обнести магазин мерча в Райливилле.
– Э-э, так и есть, – убежденно говорит моя сестра. – Я купила нам парные пижамы. И пушистые тапочки! Ты обожаешь эти тапки, так что не строй из себя крутого перед Себом.
– Они мягкие, – признает Кэл.
Я качаю головой, глядя на этих двоих, и ощущаю удивительную легкость в груди.
Похоже, удача мне, наконец, улыбнулась.
Мне не удалось пообщаться с Еленой лично после аукциона – она вернулась за столик отца в другом конце зала, и они почти сразу покинули мероприятие.
Я надеюсь, это не означало, что Алексей был в гневе оттого, что я купил свидание с его дочерью. В конце концов, он позволил ей участвовать, понимая, что исход торгов непредсказуем.
Щедрое пожертвование почти полностью опустошило мой текущий счет, но это и неважно – у меня повсюду припрятана наличка, и ее куда больше, чем пятьдесят тысяч. Каждый из отпрысков Галло получает ежегодное пособие из семейного фонда, и, если надо, мы всегда можем получить еще. Я жил экономно, снимая квартиру на пару с Джейсом. Пятьдесят тысяч, конечно, не мелочь на карманные расходы, но я с радостью заплачу их.
В ответ организаторы мероприятия предоставляют мне контактные данные Елены, чтобы я мог договориться о свидании. Они, разумеется, и так у меня уже были – недоставало лишь разрешения на связь. Я тут же пишу девушке:
«Надеюсь, ты не против, что я выиграл торги».
Минуту спустя она отвечает:
«В этом и смысл аукциона».
Мой ответ:
«Твой отец спокойно смотрит на то, что я поведу тебя на свидание?»
И ее:
«Тебе нужно его разрешение?»
Представляю себе презрение на ее лице. Уж не знаю, раздражает ли девушку то, что с ней обращаются как с собственностью, или Елена в принципе предпочитает плохих мальчиков тем, кто следует правилам. Но, разумеется, ее отец не просто какой-то там гиперопекающий родитель. На кону здесь стоит гораздо большее.
«Я просто беспокоюсь, какова вероятность того, что меня пристрелят на подходе к вашей двери».
На секунду она пропадает, а затем отвечает:
«Бронежилет не понадобится. Но я надеюсь, что ты пришел бы в любом случае».
Я улыбаюсь.
«Обязательно пришел бы».
Мы назначаем свидание на следующую субботу. Всю неделю я чувствую себя на седьмом небе. Я давно не предвкушал чего-то так сильно.
Хорошо, что Данте в Париже. Будь он здесь, то, как пить дать, попытался бы меня остановить. Я даже слышу его низкий голос и вижу перед собой его взгляд бывалого солдата: «Думаешь, это хорошая затея, Себ? Приглашать на свидание единственную дочь главы „Братвы“? Ты же знаешь, что они скормят тебя гребаным псам, если ты хоть пальцем ее тронешь».