Себастиан теплый. Его тяжелое тело окутывает меня, словно одеяло, его член до сих пор во мне. Обнимая меня одной рукой, вторую он положил мне под голову и уткнулся лицом мне в шею.
– Смотри, – шепчу я.
Парень поднимает голову и смотрит на небо, где нашему взору представлено зрелище, которое никогда не увидишь в городе, потому что там оно теряется в свете огней.
– Ты любишь звезды? – спрашивает он. – Ты всегда обращаешь на них внимание.
– Моя мама подарила мне телескоп. Когда мы ездили в деревню, мы залезали на крышу и смотрели в него.
– Порой мысли о космосе пугают меня, – признается Себастиан.
– А меня успокаивают. Все, что там, гораздо больше того, что происходит здесь. Ничто из наших поступков не заставит ни одну звезду сдвинуться хотя бы на дюйм.
– Ты и сама будто упала с небес, – говорит парень и нежно целует меня в висок.
Его руки крепко обнимают меня.
Я не хочу, чтобы он когда-нибудь меня отпускал.
Но я понимаю, как сейчас поздно. Дюны почти в часе езды от Чикаго, нам пора возвращаться.
Я начинаю приподниматься, и Себастиан осторожно выходит из меня. Когда его член высвобождается, я вижу кровь на его стволе и на своих бедрах.
– Ты в порядке? – нахмурившись, обеспокоенно спрашивает парень.
– Все хорошо, – говорю я. Но меня обеспокоил вид крови, и я волнуюсь, не попала ли она на сарафан, учитывая, что я так его и не сняла, а лишь задрала до талии. Понятия не имею, куда делись мои трусы.
– На, – говорит Себастиан. – Можешь вытереться пледом, если нужно. Он уже и так довольно старый, так что ничего страшного.
Плед помогает избавиться от основной проблемы, но я все еще не могу найти свое белье – либо я закинула его куда-нибудь, либо оно закопалось в песок.
– Ничего страшного, – говорю я Себастиану. – Давай лучше пойдем. Я не должна была так задержаться.
– Как скажешь, – соглашается он, собирая пледы. – Пойдем.
Парень берет меня за руку и помогает идти по песку. Кажется, я иду довольно неуклюже, ощущая боль и жжение.
Когда мы снова садимся в пикап, Себастиан оборачивается ко мне и говорит:
– Это было невероятно, Елена. Просто… невероятно.
Внезапно я чувствую робость, но все же хочу сказать ему о том, что я чувствовала в тот момент.
Закусив губу, я признаюсь:
– Мне хотелось, чтобы ты был моим первым.
Себастиан заводит мотор.
– Для меня это тоже впервые, – говорит он, бросая на меня быстрый взгляд. – Я впервые… впервые в кого-то влюбился.
Меня так поражают его слова, что мне кажется, будто я ослышалась.
– В меня? – переспрашиваю я. – Ты влюбился в меня?
Себастиан смеется.
– Ага, – говорит он. – Надеюсь, ты не против.
Еще никогда в жизни я не испытывала одновременно две столь противоречивые эмоции. Абсолютное счастье оттого, что Себастиан действительно мог меня полюбить, и ужас при мысли, что я потеряю его, когда парень узнает, что я сделала.
Неправильно истолковав мое выражение лица, Себастиан произносит:
– Ничего страшного, ты не должна ничего говорить в ответ. Я понимаю, что еще слишком рано. Я просто хочу, чтобы ты знала, что дело не в сексе. В смысле, естественно, я хотел переспать с тобой. Умирал от желания сделать это. Но все гораздо серьезнее. С нашей первой встречи, Елена, я был сражен. Ты боевая. Ты яростная, и гордая, и великолепная, и я люблю тебя за это. Ты смелая.
Я чувствую на глазах слезы.
Он ошибается.
Я ничуть не смелая.
Будь я смелой, я бы сказала парню правду. Я бы послала своего отца, наплевав на последствия.
Но я боюсь его до ужаса. Мой отец – монстр, преследующий меня в кошмарах с тех пор, как я была совсем крошкой. Никто не знает, каково это – расти в тени мстительного бога и знать, что стоит тебе вызвать его неудовольствие, как он уничтожит все и всякого, кто тебе дорог. Знать, что ему доставляет удовольствие причинять тебе боль, усмирять твой мятежный дух.
Хуже всего то, что мой отец не всегда злобен. Было бы проще ненавидеть его все время. Папа куда коварнее, чем кажется на первый взгляд. Он покупает мне подарки и позволяет маленькие радости. Говорит мне комплименты и даже время от времени дает дельные советы. Он проявляет доброжелательность и человечность, когда это ему выгодно.
Все это отец делает, чтобы найти брешь в моей броне и заставить меня сомневаться в собственных суждениях. Он дает мне толику надежды, чтобы порой я думала: «Возможно, он позволит мне поступить в университет. Возможно, он позволит мне выйти замуж по любви однажды. Возможно, он стал добрее. Возможно, он полюбит меня».
Отец использует метод кнута и пряника и запоминает полученную информацию, чтобы потом использовать ее против меня в самый неподходящий момент. Я никогда не знаю, что ему известно. Я никогда не знаю, в безопасности ли я. Его манипуляции настолько укоренились, что иногда мне кажется, будто он может читать мысли в моей голове.
Когда-то жестокое обращение отца в основном приходилось терпеть моей матери. Но после ее смерти он почти полностью сосредоточился на мне.
Теперь я чувствую себя так, словно закована в цепи в самой мрачной из темниц. Себастиан протягивает мне ключ, способ выбраться оттуда. Но я так чертовски напугана, что не знаю, хватит ли у меня сил даже открыть замки. Потому что мой отец всегда начеку.
Поэтому мне остается лишь молча покачать головой, желая рассказать все Себастиану, но не имея решимости сделать это.
– Ты действительно смелая, – с улыбкой повторяет парень. – Ты стояла в стеклянном блоке. Если ты решилась на это, то способна на что угодно.
Себастиан высаживает меня у дома. Предполагалось, что я отправилась за покупками, но нет никакого смысла продолжать гнуть эту линию, потому что все торговые центры уже несколько часов как закрыты, и у меня с собой нет пакетов с одеждой.
Свет в кабинете отца погашен, как и почти везде на первом этаже. Маленькое зернышко надежды прорастает в моей груди при мысли, что его, должно быть, нет дома и я смогу проскользнуть незамеченной.
Но открыв дверь, я лицом к лицу сталкиваюсь с угрюмым и молчаливым Родионом Абдуловым.
Родион работает на моего отца двенадцать лет, с тех самых пор, как прошлый босс отрезал ему язык.
Может быть, именно поэтому он так непоколебимо верен – чтобы реабилитировать себя в глазах «Братвы». Чтобы не возникало и мысли, будто он может таить обиду из-за потери речи. А может, просто такова его натура. Какой бы ни была причина, он очень тщательно выполняет приказы моего отца, какими бы отвратительными они ни были.
И, похоже, Родион решил, что самое важное его задание – это не спускать с меня глаз.
У Адриана другая теория. Он думает, что Абдулов помешан на мне и верит, что, если будет верно служить нашему отцу, тот отдаст меня ему в качестве награды.
Родион и правда постоянно следит за мной, преследуя по всему дому. Но взгляд, который он не сводит с меня, не имеет ничего общего с любовью. Он скорее наполнен подозрениями и ненавистью. Возможно, мужчина знает о моих чувствах к отцу и считает меня опасной.
Я пытаюсь пройти мимо, но Родион делает шаг в сторону, перекрывая мне дорогу.
Это огромный звероподобный мужчина с короткими темными волосами и бородой примерно такой же длины. Его маленькая круглая голова посажена прямо на тело, размерами и формой напоминающее холодильник, без каких-либо признаков шеи. Его глаза – две маленькие прорези на одутловатом лице, а нос, судя по всему, был сломан, и не раз. Не знаю, как выглядят его зубы, ведь Родион не говорит и никогда не улыбается.
Больше всего меня смущают его руки. У мужчины толстые короткие пальцы, которые я столько раз видела испачканными в крови. Даже после мытья кровавые следы остаются под ногтями и въедаются в кожу.
Этими руками Родион и общается, делая ими собственные резкие и неприятные знаки, не имеющие ничего общего с настоящим языком жестов. Это жесты, которые изобрел он сам и которые понимают его товарищи. Я тоже их понимаю, хоть и не подаю вида.
– Уйди с дороги, пожалуйста, – холодно говорю я. – Я хочу подняться в свою комнату.
Медленно, не двигаясь с места, Родион указывает на дверь.
Он спрашивает, где я была.
– Не твое дело, – отвечаю я. Я пытаюсь говорить высокомерно, чтобы не выдать волнения. Но Родион не отступает. Его поросячьи глазки скользят по моему телу.
Я чувствую, как его взгляд ползет по мне, словно насекомые. Я ненавижу это всякий раз, но сейчас мне особенно невыносимо, ведь я и так уже переживаю из-за сделанного.
Глаза Родиона замирают, глядя на мой сарафан. Подол запылился от соприкосновения с песком, но не это привлекло его внимание. Он обратил взор на единственное пятно темно-красной крови на юбке.
Абдулов переворачивает руку ладонью вверх – это его знак «Что?». Он спрашивает меня, что случилось.
– Ничего, – нетерпеливо отвечаю я. – Просто вино пролилось за обедом.
Родиона так просто не обмануть – он лучше других знает, как выглядит кровь.
Схватив меня за воротник платья, мужчина прижимает меня к стене. Я бы закричала, но какой в этом прок? Любой, кто прибежит на крик, будет ему подчиняться.
Я знаю, что у Родиона всегда при себе оружие – нож в кармане и еще один, пристегнутый к голени. Иногда два пистолета в кобурах под курткой. И всегда заткнутая сзади за пояс брюк «беретта».
Но ему и не нужно никакого оружия, чтобы сдерживать меня – достаточно его собственной силы и габаритов.
Родион прижимает меня к стене мясистым предплечьем, его блестящие темные глаза устремлены на меня. Я чувствую запах его одеколона – не теплый и приятный, как у Себастиана, а резкий и кислый, словно алкоголь – и еще мускусный животный запах его пота.
– Отпусти меня, – шиплю я, пытаясь скрыть свой ужас.
Однако Родион силой раздвигает мне ноги своим ботинком. Он тянется рукой мне под юбку, продолжая другой удерживать меня прижатой к стене. Теперь я пытаюсь вырваться, но это бесполезно. Родион касается моей вульвы своими толстыми пальцами, ощущая, какая она чувствительная и набухшая.