В голове бьется лишь одна мысль: «Это не взаправду. Это не взаправду».
А затем холодный и злобный голос шепчет мне: «Ты права. Это всего лишь фантазия. Ложь, созданная тобой. Себастиан не знает, что ты была приманкой. Что ты специально заманила его в капкан. Что ты привела его в лапы к своему отцу, что бы тот ни задумал».
Я мотаю головой, пытаясь избавиться от этих мыслей, прежде чем они разрушат этот момент.
Не важно, что я лгала раньше. Не важно, что замышлял мой отец… все закончилось. Он согласился на этот союз. Он дал обет и расписался собственной кровью.
Как только мы с Себастианом поженимся, я все ему расскажу. И он простит меня, я знаю. Он поймет, что отец заставил меня. Тогда я не знала парня и не представляла, что мы полюбим друг друга.
Я не могу рисковать и рассказывать ему правду до свадьбы.
В конце концов, это будет уже не важно. Вместе, вдвоем, мы будем в безопасности. Я стану частью семьи Галло, и они смогут защитить меня. Я расскажу им все, что знаю об отце, его делах и его обидах. Они поймут. Должны.
Вот что я повторяю себе, чтобы заставить себя промолчать и не разрушать этот прекрасный, идеальный момент.
Я твержу себе, что все будет в порядке, пока мы с Себастианом вместе.
Себастиан
На планирование свадьбы у нас всего месяц.
Это не имеет никакого значения, мне плевать на церемонию. Похоже, для Алексея Енина она имеет куда большее значение, ведь он настаивает, чтобы была «настоящая русская свадьба» с уважением к традициям.
С этой целью Енин оплачивает услуги свадебного организатора, который следит за тем, чтобы его требования были выполнены. Мы с Еленой согласны на все, потому что нам, по большому счету, без разницы, поженимся ли мы в православной церкви, в саду или на углу ближайшей улицы.
Обе семьи согласились на закрытое мероприятие, чтобы избежать возможных стычек между итальянцами и «Братвой». Если мы пригласим кого-то из другой итальянской семьи, нам придется пригласить их всех, и они точно не станут держать себя в руках, учитывая непростую и кровопролитную историю русских в Чикаго.
Енин не хочет даже присутствия Гриффинов. По его словам, приспешники, работавшие под началом Коли Кристоффа, не смогут находиться в одном помещении с Фергусом Гриффином, не пытаясь ему отомстить.
Papa обсуждает с Фергусом эту проблему, и тот соглашается, что лучше не испытывать их хрупкое терпение.
– Все в порядке, я понимаю, – говорит он papa. – Я могу поздравить на расстоянии.
Мне же Фергус желает: «Go maire sibh bhur saol nua» – «Наслаждайся своей новой жизнью».
Сложнее дело обстоит с тем, что Аида теперь технически тоже Гриффин. Ее муж Кэллам – уж точно, как и их маленький сын Майлз.
Я готов оспаривать с Ениным этот конкретный пункт – я не хочу играть свадьбу без своей единственной сестры. Но она сама звонит мне, прослышав про условие Алексея.
– Это не важно, Себ, – говорит она. – Я не возражаю.
– Не глупи. Я хочу видеть тебя на свадьбе.
– Я знаю, – отвечает она. – И это для меня самое главное. Но сама церемония… поверь мне, это не так важно. Помнишь мою свадьбу? Это была настоящая катастрофа.
Я ухмыляюсь, потому что она права. Аида и Кэллам ненавидели друг друга в день свадьбы. Аида была одета в какое-то жуткое пышное платье, а Кэллам – в отвратительный коричневый атласный костюм. Они сверлили друг друга злобными взглядами, пока моя сестра шла к алтарю, а когда Кэллам схватил свою новоиспеченную жену для самого нестрастного поцелуя, который кто-либо из нас когда-либо видел, он начал задыхаться и упал перед алтарем, потому что Аида намазала губы клубникой, на которую у Кэллама сильная аллергия.
Свадьба закончилась поездкой на карете «Скорой помощи».
И вот три года спустя эти двое невозможно счастливы вместе.
– Важен сам брак, а не свадьба, – говорит мне Аида. – После мы будем видеться каждый день. То есть, – смеется она, – не каждый день, но достаточно часто, чтобы видеть, как вы с Еленой все сильнее и сильнее влюбляетесь друг в друга.
На протяжении всей этой беседы я чувствую, как сжимается мое горло.
Моя дикая взбалмошная сестра действительно изменилась.
– Где ты успела набраться мудрости? – спрашиваю я.
Аида фыркает.
– Не знаю начет мудрости, – говорит она, – но ребенок выматывает достаточно, чтобы сил на глупости уже не оставалось.
Самое раздражающее в предсвадебной подготовке – это то, что Енин, похоже, намерен держать нас с Еленой порознь, насколько возможно. Вероятно, мужчина считает, что так я не «пресыщусь» невестой перед свадьбой, но в таком случае Алексей ошибается. Чем больше времени я провожу с Еленой, тем больше мне хочется еще. Я лишь сильнее восхищаюсь ею.
Девушка прекрасно начитанна – почти так же, как мой отец. Более того, в один из тех редких дней, когда ей позволяют присоединиться к нам с papa за бранчем, эти двое проводят почти все время за обсуждением итальянских романов.
– Вряд ли что-то сравнится с «Именем розы», – говорит papa. – Литературоведение, семиотика, медиевистика и загадка… чего еще можно желать?
– Ничего не имею против Умберто Эко, – с улыбкой отвечает Елена. – Хотя «Маятник Фуко» мне не слишком по душе.
– Это почему же? – спрашивает отец.
– Ненавижу конспирологические теории.
– Но он так точно описывает погружение в ложную веру…
– Вот именно! Поэтому-то она мне не нравится. Очень тоскливо наблюдать за тем, насколько иррациональными могут быть люди…
Мне нравится следить за их дискуссией. Она напоминает мне, как Аида или мама спорили с papa. Мне всегда нравились женщины, которые не боятся высказывать свое мнение. Которые знают, что думают и во что верят.
В моей семье я считался самым милым и податливым. Но мне не чужды страсти, и я могу быть безумно сконцентрированным, когда дело доходит до того, что мне действительно важно. Я бы не смог быть с кем-то, кому недостает той же искры, того же внутреннего огня.
Я надеялся узнать брата Елены поближе, понимая, как он важен для девушки. Однако Адриан отказался от приглашения на бранч.
– Он был занят этим утром? – мимоходом спрашиваю я.
Елена сегодня особенно прекрасна. Ее серебристые волосы рассыпались по плечам, а лицо разрумянилось от сидения на веранде, лишь едва затемненной от солнца.
Услышав вопрос, она хмурится.
– Нет, – признает девушка. – Он не был занят. Думаю, брат дуется из-за свадьбы. Он всю неделю меня избегает.
– Адриан считает, что я недостаточно хорош для тебя? – спрашиваю я, быстро целуя свою невесту. – Возможно, он прав.
Елена улыбается, но кажется обеспокоенной.
– Дело не в этом, – говорит она. – Возможно, он обижен, что мне удалось сбежать, а ему нет. Но его ситуация отличается от моей. Адриан наследник, а я… разменная монета.
– Не для меня, – уверяю ее я. – И не для моей семьи.
Papa отошел в уборную, так что он не присутствует при этой части беседы. Елена смотрит на его пустой стул, а затем хватает меня за руку и крепко сжимает.
И спрашивает:
– Они действительно примут меня?
– Да, – уверяю я. – Теперь все любят Кэллама, даже я. А у меня причин недолюбливать его больше, чем у других.
Елена тихонько вздыхает – похоже, я убедил ее не до конца.
– Вот бы мы поженились прямо сейчас, – говорит она.
– Согласен, – отвечаю я, снова ее целуя. – Осталось совсем немного.
Если радость Елены омрачает Адриан, то вскоре и у меня появляются причины для беспокойства.
В полночь по нашему времени и в семь утра по его мне из Парижа звонит Данте.
– Привет! – говорю я. – Когда ты прилетаешь на свадьбу?
– Я не прилетаю, – угрюмо говорит он.
– В смысле?
Я чувствую, как его неодобрение сочится через телефон.
– Это плохая идея, Себ.
Я ожидал этого, и все же к лицу приливает жар. Мне приходится сдерживаться, чтобы говорить ровным и безэмоциональным голосом.
– Почему? – спрашиваю я. – Потому что она русская?
– Потому что ее отец гребаный психопат. Он обладает определенной репутацией даже среди «Братвы». Можешь себе представить, насколько сильно должна течь кукуха, чтобы даже русские считали тебя страшным человеком?
– Он подписал клятву на крови.
– Да? И что, это сотрет ему память?
– Енин ничего не сможет сделать. Он вынужден считаться с соглашением, как и мы.
Я слышу медленное, тяжелое дыхание Данте по ту сторону трубки.
– Не стоило нам красть тот алмаз, – произносит он. – Мы оскорбили их честь.
– Они не знают, что это мы его украли.
– Ты не знаешь, что им известно! – рычит Данте.
– И ты тоже! – вскрикиваю я. – Потому что тебя здесь нет. У тебя теперь жена, дети и новая жизнь. И я рад за тебя, Данте, правда. Но мы все еще тут, делаем что можем. Я люблю Елену и собираюсь на ней жениться. И я хочу, чтобы ты был здесь.
Повисает долгое молчание, и я не уверен, что Данте вообще мне ответит.
Наконец он произносит:
– Прости, братишка. Я желаю тебе все счастье мира, но я обещал Симоне, что завязал с насилием. Я хочу двигаться дальше. И я не могу избавиться от предчувствия, что ты вот-вот вляпаешься в новое дерьмо.
Я так зол, что, кажется, стой брат передо мной, я бы хорошенько ему врезал.
– Ладно, – шиплю я. – Это твой выбор.
– Да, – отвечает Данте. – Так и есть. Мы все делаем выбор и живем с его последствиями.
Я кладу трубку, хотя куда больше мне хочется швырнуть ее через всю комнату.
Черт бы побрал этого сурового здоровяка с его чрезмерной осторожностью. Гребаный лицемер. Отец Симоны тоже ненавидел его, но это не помешало брату добиваться женщины, которую он хотел. Данте знает, каково это – быть влюбленным! Он никогда не смог бы уйти от Симоны, а я не откажусь от Елены.
Если брат хочет пропустить свадьбу, это его проблемы.
Я буду стоять у алтаря, там, где мне самое место.