– Мы отправляемся в Швейцарию, – говорю я. – Но не в ближайшие пару месяцев. Мы хотим отправиться в поход в Альпы, так что нам нужно время подготовиться.
Несмотря на разочарование от наших планов на свадьбу и свадебное путешествие, Джейс повеселел спустя пару кружек пива и даже выудил номер телефона у одной из студенток у стойки, после того как та поняла, что, сколько ни поправляй волосы и ни закусывай губы, внимание Неро ей не привлечь.
Броуди тоже наслаждался вечером, хоть и проиграл Неро четыре партии подряд. Ему удалось одолеть меня в дартсе, и этой победы парню хватило сполна, пусть даже я раньше никогда не играл в эту игру и имел весьма условное представление о правилах.
Неро был тих, хотя и не в своей обычной угрюмой, сердитой манере. Он просто казался погруженным в свои мысли.
Когда брат вышел покурить, я решил составить ему компанию, любопытствуя, что у него на уме.
Неро закурил, и огонек зажигалки на мгновение осветил резкие черты его лица. Волосы падали ему на глаза, отбрасывая на них тень.
Брат глубоко затянулся, затем выдохнул, и дым окутал его лицо.
Не дожидаясь моего вопроса, он сказал:
– Жаль, что с нами нет Данте.
– Мне тоже, – ответил я. – Без него все не так.
– Ты говорил с ним? – спросил Неро.
– Ага. Он сказал мне ровно то, что я и ожидал. Что это все – плохая идея.
Я думал, что Неро нетерпеливо фыркнет в ответ и поддержит меня. Его всегда больше других раздражало, когда Данте пытался распространить свой занудный консерватизм старшего брата на всех нас.
Но, к моему удивлению, Неро сделал еще одну глубокую затяжку и произнес:
– С тех пор, как он уехал, я начал лучше его понимать.
– Что ты имеешь в виду?
– Груз ответственности. За все. Он неумолимо и тяжело нависает над тобой.
Я медленно кивнул.
Я тоже это чувствую – огромную ответственность, которую Данте нес на своих плечах все это время. Сейчас она упала на нас с Неро. Брат управляет Саут-Шором, а я – остальными территориями. Papa отходит от дел все дальше и дальше.
– Твои ошибки теперь отражаются не только на тебе, – продолжил Неро. – Они касаются всех. И это пугает.
Я не понял, имел ли он в виду то, что я спутался с русскими, или же он говорил о себе и о риске, на который пошел, украв тот алмаз. Однако в любом случае я был потрясен, услышав признание Неро в том, что его что-то пугает.
– Все будет в порядке, – сказал ему я. – Мы с тобой все уладим, с Данте или без него.
– Да, – ответил Неро. – Но теперь я ценю его чуточку больше.
– Кто ж знал, что он действительно делал до хрена работы, а не только жаловался, – сказал я.
Мы рассмеялись.
Разумеется, мы и так знали это. В теории. Но реальность оказалась куда труднее.
– Как дела в мастерской?
Неро и Камилла открыли тюнинг-ателье на Хау-стрит, где модифицируют машины под заказ. Они живут на втором этаже в крохотной квартирке, где вечно слегка пахнет свежей краской и бензиновыми парами, что, похоже, им даже нравится.
– Процветает, – ответил брат. – Камилла – гений. Что она вытворяет с двигателями… Как бы мне это ни претило, но должен признать, что она, может быть, даже лучше меня.
Он сказал это так, словно ему было стыдно, но я услышал в его голосе неприкрытую гордость.
– Значит, скоро проследуешь за мной к алтарю? – спросил я.
– Стопроцентно, – без тени сомнения произнес брат. – И очень скоро. Ее отец болел…
Я киваю, вспомнив, что у отца Камиллы рак легких.
– Мы ждем, когда он полностью восстановится. Ну или восстановится настолько, насколько это возможно в таких случаях.
– Я счастлив за тебя, брат, – сказал я ему.
– Взаимно, – с полуулыбкой ответил Неро.
Сейчас, должно быть, мои шаферы одеваются, как и я, в серые костюмы с оловянным отливом. Я вообще не хотел брать свидетелей, учитывая, что у Елены не будет подружек невесты, но она сказала, что ей все равно: «Со мной будет Адриан».
Для церемонии они не обязательны. Православное венчание отличается от католического. У алтаря будем стоять лишь мы с Еленой, священник и Адриан, исполняющий роль некоего druzhki.
Вместо того, чтобы переночевать в квартире с Джейсом, я провел последнюю ночь в родительском доме. Не знаю, доведется ли мне еще спать на этой узкой односпальной кровати, под этой остроконечной крышей в окружении плакатов и знакомого запаха кедра.
Я неторопливо привожу себя в порядок – все должно быть идеально вплоть до последнего волоска на моей голове. К сожалению, мои волосы редко бывают податливыми, и сегодня они, похоже, взбудоражены не меньше моего. Жаль, я не подстригся заранее, чтобы теперь суметь их уложить.
Застегивая накрахмаленную белую рубашку, я ловлю отблеск крохотного золотого медальона на моей груди. Зажав его большим и указательным пальцами, я думаю, что бы сказал дядя Франческо, если бы увидел, что я женюсь на дочери «Братвы». Посчитал бы он это предательством? Или понял бы мои чувства?
Как знать. Вот в чем проблема, когда теряешь любимых людей – тебе больше не дано узнать их мнения. Твой выбор больше не порадует и не огорчит их.
Моей матери тоже нет с нами. Она не увидела свадьбу ни одного из своих детей.
Но в ее мнении я даже не сомневаюсь. Mama была бы рада, что я женюсь на ком-то, кто любит музыку так же, как она. Это она выбрала бы пианино в качестве свадебного подарка.
Побрившись, причесавшись и одевшись с иголочки, я спускаюсь в кухню, где встречаю papa и Грету. На отце его лучший костюм – темно-коричневый, двубортный, в почти незаметную полоску, который mama заказала ему на пятнадцатилетнюю годовщину. Грета тоже выглядит очень славно. На ней темно-синий блейзер и юбка, а к рыжеватым волосам приколота маленькая шляпка в тон.
– Выглядишь так, словно собралась на королевскую свадьбу, – шутливо говорю я ей.
– Ну хоть кто-то! – отвечает Грета. За словом в карман она не полезет. – С каких пор мужчины перестали надевать на свадьбы приличные смокинги?
– Теперь многие женятся в костюмах, – пожимаю плечами я.
– Многие женятся в Вегасе, – фыркает Грета. – Но хорошей манерой это не становится.
– Ты весьма хорош собой, – уверяет меня papa. Он кладет руку мне на плечо, и теперь ему приходится для этого тянуться. – Я горжусь тобой, сын мой.
– Спасибо, papa, – отвечаю я.
Он знает, что я благодарю его за все это, а не только за комплимент.
Неро подъезжает к дому на одном из своих самых красивых автомобилей – «Тальбо-Лаго-Гран-Спорт» насыщенного красного цвета, свежевымытом и натертом воском, сверкающем в ярком утреннем свете. У него такой большой кузов, что papa, Грета и я умещаемся на заднем сиденье, а Камилла едет впереди с Неро.
– Поздравляю, Себ, – говорит она, поворачиваясь на сиденье, чтобы сжать мое плечо.
Темные кудрявые волосы девушки собраны в пучок, а нарядный сарафан почти совпадает по цвету с автомобилем.
– Наконец-то ты его закончил! – говорит papa, восхищаясь мягкими кожаными сиденьями и винтажной приборной панелью с круглыми циферблатами и кнопками.
– Мы закончили, – поправляет его Неро, кладя руку на плечо своей девушки. – Камилла помогла мне заменить генератор. Кстати, это ее машина, она просто одолжила нам ее на сегодня.
– Это очень смело с твоей стороны, – обращаюсь я к девушке. – Ты вообще видела, как он водит?
Камилла ухмыляется.
– Если он врежется во что-нибудь, я знаю, как все починить.
Мы мчимся к церкви, быстрые и плавные, как птица в полете. Несмотря на то что я люблю подшучивать над Неро, он отличный водитель. Я бы доверил ему отвезти меня куда угодно, даже в этой древней машине без единого современного элемента безопасности.
Чем ближе мы подъезжаем, тем меньше я вслушиваюсь в беседу. Все, о чем я могу думать – это о том, как будет выглядеть Елена в своем свадебном платье.
Мы женимся в православной церкви в Украинской деревне[17]. Формально наша семья католики, но это была одна из многих уступок, на которые мы были готовы пойти, чтобы все прошло гладко.
Неро останавливается перед церковью, которая представляет собой белое оштукатуренное здание с большим восьмигранным куполом и колокольней. Она выглядит одновременно величественно и провинциально, с ее расписными деревянными вставками и деревенской простотой, – ничего общего с католическими соборами.
Внутри все выглядит еще более экзотично. За аналоем возвышается массивный иконостас, расписанный красным, бирюзовым и золотым цветами. Мозаичные ангелы на стенах выглядят очень по-византийски. Внутренняя часть купола также выкрашена в бирюзовый цвет и усеяна звездами. Я улыбаюсь, думая, что Елене это понравится.
Грета оглядывает красную ковровую дорожку и позолоченную древесину.
– Очень… по-русски, – шепотом говорит мне она.
Я сдавленно фыркаю.
– Думаю, в этом и смысл.
Енин расхаживает вдоль алтарной перегородки в компании православного священника и своего сына Адриана.
– Доброе утро, – вежливо приветствует он нас. – Какой чудесный день для свадьбы.
– Лучше и быть не может, – соглашается papa, протягивая ладонь для рукопожатия.
Енин с легким любопытством поглядывает на Грету, и отец говорит:
– Позволь представить тебе нашу… Грету.
Он не любит называть ее экономкой, потому что Грета значит для нашей семьи гораздо больше.
Грета тоже пожимает руку Енину, но с куда меньшим энтузиазмом, чем ей присущ. Уверена, papa рассказал ей про Алексея все. Ну или ей просто не нравится его внешний вид и широкая улыбка, которая так не сочетается со взглядом.
– Мой сын, Адриан, – говорит Енин. Молодой человек тоже обменивается со всеми рукопожатиями, примерно с тем же энтузиазмом, что и Грета.
Когда он подходит ко мне, я в нетерпении спрашиваю:
– Елена здесь?
– Да, она готовится, – отвечает Адриан.