Все разбегаются, и стрельба прекращается.
Я хватаю обмякшее тело своей супруги и перекидываю его через плечо. Камилла тащит Неро, ее зубы оскалены, на шее вздулись жилы. Данте схватил Грету, которая единственная, кажется, не пострадала.
Иконостас обрушивается с оглушительным грохотом, напоминающим взрыв бомбы, деревянные осколки разлетаются во все стороны. Я не знаю, задело ли русских, потому что времени оглядываться нет. Мы бежим через восточную часть храма. Данте прихрамывает на раненую ногу, но все же помогает Камилле поддерживать истекающее кровью тело Неро, а я пытаюсь не споткнуться о длинный шлейф платья Елены, свисающий с моего плеча.
В темной апсиде я слышу топот ног, преследующих нас.
Я резко оборачиваюсь, сжав в руке пистолет Адриана. Я едва могу что-то разглядеть, и мой палец конвульсивно дергается на спусковом крючке. Но прежде, чем я успеваю выстрелить, я понимаю, что это всего лишь Джейс.
– О, не нужно меня ждать! – восклицает он вне себя от ярости, тяжело дыша.
Мне нечего ему ответить.
Я лишь разворачиваюсь и бегу прочь из церкви, оставляя за спиной тело своего отца.
Елена
Я прихожу в себя, замерзшая и одеревеневшая, в темном помещении.
Здесь пахнет сыростью и, слегка, выхлопными газами.
Когда я пытаюсь пошевелиться, то слышу металлический звон и шуршание ткани. У меня ноет все тело, оно кажется отяжелевшим, а пульсирующая боль распространяется от левого плеча до пальцев ног.
В тяжелой голове нет ни одной мысли. Я ни черта не понимаю.
И тут я начинаю вспоминать.
Себастиан, стоящий пред аналоем, красивый, как никогда, в идеально сидящем костюме.
Его семья, которая сидит на стульях с высокими спинками, глядя на нас с радостью и ожиданием.
А еще мой отец и его люди. Папа привел с собой Родиона, Тимура, Валентина и Кадыра. Все братки, кроме Родиона, связаны со мной родством. Валентин – муж моей тети, а Тимур и Кадыр – троюродные братья. Странно было ощущать на себе холодные взгляды со стороны семьи, без какого-либо намека на радость. Лишь с каким-то напряженным ожиданием.
И Адриан, который выглядел наиболее странно. Пока он, как дружка, исполнял все необходимые церемонии, я все думала о том, как он бледен, и мечтала, чтобы брат взглянул мне в глаза и улыбнулся одной из этих своих дерзких ухмылочек, чтобы дать мне понять, что не воспринимает это все всерьез. Я никогда не видела, чтобы он стоял в церкви, не закатывая глаза и не подмигивая мне, пока священник гундосит свои молитвы.
По крайней мере, я думала, что Адриан обнимет меня этим утром и скажет, что любит. Что будет скучать, но надеется, что я буду счастлива с Себастианом.
Ничего из этого брат не сделал, а когда я вошла с утра в его комнату, чтобы поговорить, постель была пуста. Обычно Адриана и пушкой не разбудишь.
Мне было не по себе, но я решила, что это не имеет значения. Я старалась смотреть только на Себастиана, на красивое лицо своего жениха и выражение предвкушения на нем. На его стать и широкую грудь. Весь вид парня выражал абсолютную уверенность, и я говорила себе: «Себ защитит меня. Его семья защитит меня. Как только мы поженимся, ничто не сможет нам навредить…»
Затем церемония, наконец, подошла к концу, мы стали мужем и женой, с кольцами на пальцах, и он поцеловал меня… Самый теплый и счастливый поцелуй в моей жизни…
А потом…
Все превратились в кровь, ужас и страдание.
Прекрасный момент разлетелся, как стекло, на тысячу осколков, пронзив каждую клеточку моего тела.
Мой отец предал Галло. Предал меня.
А мой брат пытался убить мужчину, которого я люблю.
Он направил пистолет в голову Себастиана. Он пытался нажать спусковой крючок.
И остальные…
Я не знаю, сколько людей погибло.
И тут я подношу руки ко рту, понимая, что не знаю даже, жив ли Себастиан. Последнее, что я помню – это как дядя Валя направляет пистолет на моего супруга, а я выпрыгиваю между ними…
Дотрагиваясь до окаменевшего плеча, скованного и ноющего от боли, я снова слышу этот звякающий звук, который сопровождает каждое мое движение.
Я ощущаю плотную повязку, протянувшуюся от груди через плечо к спине. А еще – изодранные в клочья и грязные остатки моего свадебного платья. Затем… наручники на моих запястьях и лодыжках. Железные браслеты, прикрепленные к цепям.
Я снова поднимаю запястье и дергаю рукой.
Похоже, моя ограниченная подвижность объясняется тем, что эти цепи привинчены к стене.
Я издаю тихий стон, который звучит очень жалко в этом темном и мрачном пространстве.
Понятия не имею, кто поместил меня в это подземелье и приковал к стене. Я не знаю, где я и в Чикаго ли еще. Я едва могу разглядеть комнату, в которой очутилась, и скорее ощущаю, как стены смыкаются вокруг меня, чем вижу это на самом деле.
Наверняка я знаю лишь одно – я сижу на голом матрасе, с одним-единственным тонким одеялом, наброшенным поверх моих ног.
На мне все еще свадебное платье, но диадема, которая была в моих волосах и принадлежала когда-то моей матери, пропала. Как и мои туфли.
Я лихорадочно ощупываю свою левую руку правой.
По крайней мере, мое кольцо все еще на месте. Я касаюсь этого маленького обруча с прекрасным бриллиантом, покручивая его на пальце.
Не знаю, что бы я делала, если бы лишилась и его тоже.
Мне хочется расплакаться, но я не могу себе этого позволить.
Я не знаю, кто может наблюдать или подслушивать.
Так что вместо этого я сворачиваюсь клубком, ощущая непрерывную боль в плече, и изо всех сил надеюсь, что Себастиан еще жив.
Я не знаю, сколько часов или дней провела в этой темноте.
Я знаю, что засыпала несколько раз и теперь сильно хочу пить.
Наконец, спустя, кажется, вечность, дверь со скрипом открывается и включается свет.
Я сажусь на матрасе, ослепленно моргая.
Силуэт, стоящий в дверях, я узнаю немедленно – мой высокий, сильный, невероятно красивый муж.
Я пытаюсь вскочить, чтобы броситься к нему, но цепи опутывают меня, и ноги подкашиваются. Я чувствую острую боль в плече и сильную волну тошноты, которая заставляет меня резко опуститься на матрас.
И хорошо, что я не могу броситься к Себастиану в объятия, потому что он уже успел отшатнуться от меня с выражением отвращения на лице.
– Не смей прикасаться ко мне, – произносит мой муж белыми как мел губами.
Выражение его лица не похоже ни на что, что я видела раньше, – я читаю на нем ярость и презрение. Как будто Себастиан чертовски меня ненавидит.
Это так не похоже на те взгляды, которые он обычно бросал на меня, что я могу лишь смущенно смотреть на него снизу вверх, не понимая, как этот мужчина, который был готов отправиться со мной на край света, может теперь обращаться со мной как с дерьмом на его подошве.
Затем, вглядевшись, я вижу темные синяки у него под глазами, изможденное лицо и скрытое под яростью страдание во взгляде. И понимаю, что кто-то умер. Возможно, много людей.
– Себастиан, – треснувшим голосом произношу я. Горло пересохло, и губы тоже. Мне тяжело говорить.
Он морщится, словно даже слышать свое имя из моих уст для него невыносимо.
– Не смей, – повторяет Себ.
Я не знаю, что именно он запрещает мне делать на этот раз. Говорить? Смотреть на него? Возможно, просто существовать…
– Что произошло? – спрашиваю я.
Себастиан так зол, что сотрясается от гнева всем своим внушительным телом.
– Ты знаешь, что произошло, – шипит он.
– Мой отец предал тебя, – говорю я. – Но Себастиан, я не знала! Я…
– НЕ ЛГИ МНЕ! – ревет он.
С перекошенным от ярости лицом мой муж сжимает кулаки. Он нервно делает шаг в мою сторону, прежде чем остановиться, словно хочет разорвать меня на части этими руками.
Я отшатываюсь от парня, и, возможно, именно это его и останавливает, потому что Себ резко выпрямляется, и я замечаю едва заметную вспышку в его глазах, как будто эта ярость удивила даже его самого.
Себастиан смотрит на меня сверху вниз. Должно быть, я выгляжу грязной, жалкой, обессилевшей от боли. Но, какая бы симпатия ко мне ни жила в его сердце раньше, какие бы остатки былой любви ни пылали в нем, парень безжалостно подавляет их. Моргнув, он вновь превращается в незнакомца. Даже хуже – я смотрю в лицо врага.
– Ты меня подставила, – произносит он. – С самого момента нашей встречи ты лгала мне. Не было никакого похитителя. Это был один из людей твоего отца. А когда я не перезвонил…
Себастиан следит за моим лицом, которое подтверждает каждое сказанное им слово.
– Тогда ты снова встала на моем пути, на аукционе свиданий. Это не было совпадением. Ты знала, что я там буду.
Я никогда не плачу. Прошли годы с тех пор, как я позволяла слезам литься. Но теперь я чувствую, как они катятся по моим щекам, тихие и обжигающие.
– Прости, – говорю я. – Я хотела рассказать тебе…
– Ты ГРЕБАНАЯ ЛГУНЬЯ! – прерывает меня Себастиан. – Я не верю ни единому твоему слову.
Я не могу этого отрицать.
Мне стоило рассказать парню правду, как только я поняла, что влюбляюсь в него.
Мне стоило рассказать ему, когда Себ показал мне пианино своей матери.
Мне стоило рассказать ему в ту ночь на пляже, когда Себ лишил меня девственности.
Мне стоило рассказать ему в планетарии, когда Себ сделал мне предложение.
У меня было столько возможностей, и я ни разу ими не воспользовалась. Потому что была трусихой. И эгоисткой. Я боялась, что отец накажет меня. И еще больше я боялась, что Себастиан меня бросит.
Я говорила себе, что после свадьбы это не будет иметь значения.
Но это всегда имеет значение и всегда будет.
– Ты прав, – шепчу я. – Я обманывала тебя. Я знала, что поступаю неправильно, но продолжала лгать. Мне так жаль, Себастиан. Я не знала, что случится подобное. Мой отец…
– Я НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ НИ СЛОВА О ТВОЕМ ГРЕБАНОМ ОТЦЕ! – ревет Себастиан. – МОЙ ОТЕЦ МЕРТВ.