Я поднимаю руки, чтобы показать наручники на запястьях и цепи, которые тянутся к стене.
– А-а, – говорит Себастиан.
Он несколько мгновений раздумывает, а затем подходит ко мне в два шага. Себ вынимает из кармана ключ и открывает наручники, один за другим.
Чтобы сделать это, ему пришлось подойти близко. Достаточно близко, чтобы я почувствовала до боли знакомый аромат его кожи. Мое сердце бешено колотится о грудную клетку, словно кулак, бьющийся о прутья решетки.
Когда мои запястья освобождаются от наручников, Себастиан замечает, что кожа в тех местах, где они натирали, покраснела и кровоточит. Я вижу, как на его лице мелькает гримаса вины, прежде чем он подавляет ее.
– Грета тебя кормила? – спрашивает он.
– Да. Она заботилась обо мне.
Я вижу, как взгляд парня скользит по повязке на моем плече. На этот раз он не может скрыть беспокойства на своем лице. Меня подстрелили, когда я попыталась спасти его, и Себ это знает. Это не исправит того, что я сделала. Но это все равно что-то значит.
– Почему ты держишь меня здесь? – спрашиваю я Себастиана.
– А что? – ощеривается он. – Хочешь вернуться домой, к отцу и брату?
– Нет, – говорю я.
– Почему нет?
– Потому что ты мой супруг, – тихо отвечаю я. – Нравится тебе это или нет. Я принадлежу тебе… или никому. Я никогда не вернусь в тот дом.
Кольцо Себастиана все еще на моем пальце. Парень не снял его с меня. Оно сияет… словно одна крохотная звезда, которую еще не погасили.
На лице Себастиана вихрь эмоций – я даже не могу все прочитать. Я определенно вижу злость. И, возможно… возможно, печаль тоже.
Он переводит дух, прежде чем тихо и холодно произнести:
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о делах отца. Имя каждого из его мафии. Каждого его подчиненного. Я хочу знать, где он работает, как он работает, где хранит свои наркотики, оружие, деньги. Я хочу знать его друзей и врагов. Все секреты, которые он выдавал. И не говори мне, что ты не имеешь понятия, Елена, я знаю, как ты умна. Говорил ли он тебе лично или нет, но я знаю, что ты многое замечала. Если ты соврешь мне хоть в чем-то…
Невысказанная угроза повисает в воздухе, еще более зловещая оттого, что Себастиан не стал облачать ее в форму. Ему и не нужно это делать. Мы оба знаем, что, если я предам его снова, Себастиан убьет меня.
Это не важно. Не важно, верит он мне или нет, но я никогда больше не совру мужу.
Больше часа я рассказываю Себу обо всем, что знаю об отцовском бизнесе. Он прерывает меня, только чтобы уточнить определенные моменты. Когда я заканчиваю, парень медленно кивает, но не благодарит меня.
Возможно, мне стоит сидеть тихо, но я не могу не спросить:
– Что ты собираешься делать?
Себастиан смотрит мне прямо в глаза, его лицо – безжалостная маска.
– Я собираюсь убить каждого гребаного русского, – говорит он.
Я ожидала этого, но все равно его слова как пощечина.
Один из этих русских – Адриан.
Несмотря на то что он пришел на свадьбу, чтобы убить моего супруга… я все равно люблю брата.
Я не смею молить о пощаде для него. Я знаю, что Себастиан не станет меня слушать.
Я могу лишь смотреть, как он покидает камеру, пока мое нутро скручивается от горя.
Я не могу представить вариант, в котором мой брат и мужчина, которого я люблю, оба выходят живыми из этой ситуации.
Себастиан
Если я не могу рассчитывать на Данте и Неро, мне нужен другой союзник.
Очевидным выбором стали бы Гриффины. Несмотря на смерть моего отца, наш союз остается в силе – тем более с появлением на свет сына Кэллама и Аиды, Майлза Гриффина, наследника обеих империй.
Проблема в том, что Гриффины сейчас пытаются полностью легализоваться. Кэллам баллотируется в мэры этого чертового города. Последнее, что ему нужно – это впутываться в кровавую бойню с русскими.
Но есть кое-кто еще, к кому я могу обратиться. Кто-то, кто точит зуб на «Братву». Кто-то, кто чует, что станет следующим, на кого Алексей Енин обратит свой гнев, покончив со мной…
На своем потрепанном пикапе я направляюсь на окраину города, а затем по длинной извилистой дороге подъезжаю к уединенному особняку Миколая Вилька.
Это место выглядит жутковато даже средь бела дня. Дом стоит в окружении разросшихся деревьев, чьи стволы настолько толстые, что солнечный свет едва проникает на подъездную дорожку. Темная готическая усадьба раскинулась по всей территории. Вдоль стен тянутся бесконечные башни, фронтоны и дымоходы, а в конце дома находится большая стеклянная оранжерея.
Я паркуюсь возле пустого, заваленного листьями фонтана и медленно иду к входной двери, чтобы люди Миколая успели хорошенько рассмотреть меня в камеры наблюдения. Польская мафия свирепа и не слишком жаждет общения, да и самого Миколая трудно назвать душой компании. Они с Нессой предпочитают оставаться в своем особняке и редко приглашают гостей.
Я стучу в дверь, ожидая, что мне откроет кто-то из «Братерства».
Но меня встречает сама Несса Гриффин.
Она рывком открывает дверь. Щеки девушки порозовели, а светло-каштановые волосы собраны в неряшливый пучок на макушке. На ней балетное трико, колготки и видавшие виды пуанты. Девушка слегка вспотела, и вряд ли оттого, что сбежала вниз по лестнице.
– Себастиан! – вскрикивает она, и удивленное лицо Нессы озаряется радостью. Затем улыбка меркнет. – Мне так жаль твоего отца… – говорит она.
– Спасибо, – отвечаю я.
Девушка колеблется, словно хочет что-то сделать, но не уверена, что именно. Затем она импульсивно вскидывает руки и обнимает меня.
Это приятное объятие – теплое и искреннее. Мне всегда нравилась Несса. Я никогда не встречал кого-то столь же искреннего и доброго.
Единственное, отчего мне не по себе в ее руках – это от мысли, что муж девушки одновременно опасен и чертовски одержим своей женой. Мне бы не хотелось начинать наше общение с того, что Миколай увидит, как я ставлю его возлюбленную в неловкое положение.
Так что я похлопываю ее по спине, чтобы дать понять, что оценил этот жест, и Несса отпускает меня. Глядя на меня, она проницательно уточняет:
– Ты здесь, чтобы увидеть Мико?
– Да, – киваю я.
– Я позову его. Проходи!
Она открывает дверь шире, приглашая меня зайти, а затем ведет в темную и мрачную гостиную с парой диванов, столом и камином, похожим на пещеру.
– Располагайся, – приветливо говорит Несса. – Принести тебе выпить?
– Нет, – отвечаю я. – Нет, спасибо.
– Я сейчас вернусь.
Она выбегает из комнаты в своих потертых и рваных балетных туфлях. Несса хореограф, поэтому, я полагаю, ей часто приходится менять обувь при работе над постановками. Должно быть, где-то здесь у нее студия.
И действительно, спустя пару минут я слышу музыку, раздающуюся с верхнего этажа, отдаленную и трескучую, словно играет старый фонограф. К ней присоединяется легкий топот.
Мгновение спустя в гостиную входит Миколай. Он двигается почти бесшумно. Это высокий и худой парень со светлыми волосами и острыми чертами лица, почти все тело которого покрыто татуировками – замысловатые узоры спускаются по его рукам до тыльной стороны ладоней и даже по пальцам. Они поднимаются по шее до самого подбородка, словно высокий воротник, оставляя нетронутым лишь лицо.
Улыбающимся я видел Мико лишь глядящим на Нессу. Но я знаю, что он умен и совершенно безжалостен. Парень одновременно преследовал мою семью и Гриффинов и доставил нам чертовски много хлопот, пока не покорился доброму сердцу младшей из ирландских принцесс.
– Доброе утро, – вежливо произносит Миколай с легким акцентом. Он вырос в трущобах Варшавы, и это до сих пор можно услышать в его голосе. Данте говорил, что со своими людьми Мико общается исключительно по-польски, и даже с Нессой, которая выучила язык, пока жила пленницей в этом доме.
– Доброе утро, – отвечаю я.
Миколай подходит к бару под пыльным освинцованным стеклом, чтобы налить себе виски. Не спрашивая, он наливает и мне.
Я принимаю напиток.
Миколай поднимает бокал и говорит:
– За Энзо.
Я поднимаю свой бокал в ответ, не имея возможности говорить – слишком сжало горло.
Мы выпиваем.
Миколай садится на диван напротив меня и ставит бокал на стол.
– Мои соболезнования, – произносит он.
– Благодарю.
В этот момент я осознаю, что из всех людей, кого я знаю, именно Миколай лучше всего понимает боль, которую я испытываю. В конце концов, он тоже потерял своего приемного отца, человека, которого любил и уважал.
Правда, я не уверен, что это замотивирует парня помочь мне, учитывая, что именно Данте застрелил Тымона Зайца.
– Чем я могу помочь тебе, Себастиан? – спрашивает он.
Я размышлял над тем, как мне лучше оформить свою просьбу. Прокручивал в голове варианты снова и снова по пути сюда.
В конце концов я решил говорить без обиняков и быть абсолютно честным, понимая, что Миколай раскусит любые уловки.
– Я хочу убить Алексея Енина, – говорю я. – И его сына Адриана. Его приспешника Родиона. И так много остальных, как смогу. Я хочу отомстить за то, что они сделали с моим отцом, с Неро и моими друзьями Джованни и Броуди. Я хочу воздать им за нарушение клятвы на крови.
Миколай слушает меня без движения и без выражения. Он не отвечает, ожидая, что я продолжу.
– Енин – наш общий враг. Он злопамятный клятвопреступник. Вероятно, он винит тебя в смерти Коли Кристоффа так же, как и мою семью. Гриффинов, должно быть, он винит еще сильнее. Я уверен, что он попытается напасть на вас, как только разделается с моей семьей.
Размышляя, Миколай делает еще глоток. Он мягко вращает бокал в руке, и янтарная жидкость болтается по кругу.
– Это я нарушил свое соглашение с русскими, – говорит он. – Когда влюбился в Нессу.
– Именно об этом я и говорю, – напоминаю я. – Алексей Енин не прощает.
– Я тоже, – холодно произносит Миколай. – «Братва» за моей спиной сговорилась с моими людьми, убедив нескольких из них предать меня.