Он снова рассматривает свой напиток, хотя я знаю, что на самом деле он обдумывает мое предложение. С резким стуком Миколай ставит стакан на край стола.
– Я встречался с Алексеем Ениным однажды, – говорит он. – В Москве. Я был с Тымоном Зайцем. Енин едва взглянул на меня, а с Тымоном говорил грубо и надменно. Я не удивлен, что он нарушил кровную клятву – этот человек не уважает традиции. У него нет чести. Ты знал, что он работал в КГБ и охотился на «Братву»? Только чтобы самому стать pakhanom. Им следовало отрубить ему руки и выколоть глаза, прежде чем вытатуировать эти звезды у него на плечах.
Парень говорит ледяным голосом, без намека на эмоции. Он поднимается с дивана, и я делаю то же самое. Миколай протягивает мне свою тонкую, покрытую татуировками руку.
– Я помогу тебе отомстить. Я хочу, чтобы территории Енина достались мне. Такова моя цена.
Я немедленно жму его руку, не собираясь торговаться. Это более чем щедрое предложение.
– Думаю, мы отлично сработаемся, – говорю я.
Миколай отвечает мне тонкой улыбкой.
– Если нет, вероятно, мы оба умрем, – замечает он.
Елена
Я не собиралась сбегать из камеры. Я была готова доверить свою судьбу Себастиану, что бы это ни значило.
Но теперь я не могу избавиться от снедающего меня изнутри страха.
Себастиан вот-вот устроит кровавую баню, желая отомстить за гибель близких. И я не могу его винить – мой муж имеет право на возмездие.
Но я не могу просто сидеть и ждать новостей о том, кто выживет и кто умрет.
По крайней мере я могла бы найти своего брата и умолять Адриана оставить нашего отца. Возможно, если Себастиан убьет папу, Родиона и остальных братков, он будет доволен. В конце концов, Адриан не стрелял ни в кого из любимых людей Себа.
Я знаю, что брат сожалеет о содеянном. Я видела сомнение в его глазах, когда он приставил пистолет к голове Себастиана. Вот почему Адриан избегал меня в те недели перед свадьбой – ему не нравился план, и он не хотел быть его частью, я в этом уверена.
Я думаю, он согласится уйти, если узнает, что наш отец обречен.
Во всяком случае, я надеюсь на это.
Я даже представить себе не могу, чтобы Себастиан пал от руки моего отца.
Так что как только он вновь покидает камеру, я начинаю думать над способами побега.
Вариантов у меня не так много.
Я больше не прикована к стене, но здесь нет окон, из которых можно было бы выбраться, и нет возможности проделать туннель в стенах или полу. Я глубоко под домом Галло, в камере, сделанной из прочного цемента.
Похоже, через дверь – мой единственный способ. Она сделана из металла, и при открытии я слышу глухой стук и лязг тяжелого замка.
Себастиан осторожен при входе и выходе. Грета куда меньше.
Я не собираюсь нападать на нее – она слишком добра ко мне, не говоря уже о том, что это разозлит Себастиана. Но, возможно, я могла бы использовать ее беспечность в своих целях.
Когда в следующий раз женщина приносит мне еду, я нарочито долго ем курицу с ризотто, которые она столь искусно приготовила.
– Тебе не нравится? – спрашивает Грета.
– Нравится, – отвечаю я. – Просто я наелась. Ты не против, если я оставлю, чтобы доесть чуть позже, пока буду читать?
– Разумеется, – отвечает она, вставая и стряхивая с рук пыль. Мой матрас брошен прямо на пол, где, похоже, постоянно лежит слой бетонной пыли, несмотря на то что, я уверена, Грета прилежно его подметает.
Она оставляет меня наедине с книгой.
Но я не собираюсь за нее браться. Как только женщина уходит, я убираю блюда с подноса и переворачиваю его.
Как я и ожидала, там приклеена большая прямоугольная наклейка с названием бренда и местом производства. Очень, очень осторожно я начинаю ее отклеивать. Это непросто, потому что клей крепкий, а я не хочу порвать наклейку. Но миллиметр за миллиметром мне удается оторвать ее от подноса.
Заполучив наклейку, я прячу ее под подушку.
Я не уверена точно, как именно собираюсь ее использовать и сработает ли это вообще.
Но теперь у меня есть вариант.
Себастиан
Посещение Миколая и Нессы произвело на меня странный эффект.
Когда я уходил, Несса спустилась, чтобы попрощаться. Она стояла в парадном холле, тяжело дыша от напряжения, выбившаяся из пучка прядь влажных волос свисала на один глаз.
Миколай протянул свою тонкую татуированную руку и нежно убрал прядь за ухо. Эта рука, возможно, убила сотню людей, но Несса не отшатнулась ни на мгновение. Она посмотрела на Миколая, и в ее глазах сияло доверие и обожание.
Кто бы мог подумать, что такого монстра, как Миколай, сможет полюбить такой ангел, как Несса?
И тем не менее, глядя на них, становится ясно, что между этими двумя особая связь, которую никому и ничем не разорвать.
Я думал, что между нами с Еленой она тоже была.
Теперь, на обратном пути к дому отца, я понимаю, что между нами действительно что-то есть.
Потому что глубоко внутри я ощущаю притяжение, сильнее, чем магнетизм, сильнее, чем гравитация. И чем ближе я подъезжаю к дому, тем сильнее оно становится. Оно вынуждает меня спуститься обратно по длинной винтовой лестнице в камеру.
Я хочу увидеть Елену.
Мне это необходимо.
Я говорил себе, что прошлые визиты были для того, чтобы выпустить злость и получить информацию.
Но если быть честным с самим собой, мне нужно было снова увидеть ее лицо. Ее сумеречные глаза и губы, мягче которых я не касался. Ее тело, которое преследует меня в мечтах, когда я весь в поту лежу на постели не в силах уснуть.
Она нужна мне, и я хочу ее сильнее, чем когда-либо.
Когда я стремительно вхожу на кухню, то чуть не врезаюсь в Грету, которая несет корзину с бельем в прачечную комнату.
Грета ставит ее на кухонный стол и настороженно смотрит на меня.
– Куда ты идешь? – спрашивает она.
– Вниз.
– Как долго ты собираешься держать ее запертой в подвале? – резко вопрошает Грета. – Это неправильно, Себастиан.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, пытаясь сдерживать свою ярость, которая бурлит уже на поверхности.
– И как, ты считаешь, мне следует поступить, Грета?
– Простить и отпустить ее! – вскрикивает женщина.
– Я не могу отпустить ее, – говорю я. – И я НИКОГДА ее не прощу.
Я говорю это с абсолютной искренностью, но, когда слова слетают с моих губ, звучат они фальшиво.
Я задаюсь вопросом, как я мог бы простить девушку.
Елена уже рискнула своей жизнью, чтобы спасти мою. Чего еще я могу ждать?
Я хочу, чтобы она молила? Пресмыкалась? Доказывала, что искренне сожалеет?
Пока я раздумываю, Грета с досадой вскидывает руки:
– Себастиан, это не ты! Что ты делаешь? Ты позволяешь Енину превратить себя в какого-то монстра.
Я вижу по ее несчастному выражению лица, что женщине совсем не хочется говорить мне этого.
Я смотрю на Грету без злости, но со всей серьезностью.
– Во мне всегда жил монстр, – говорю я. – Енин лишь выпустил его наружу.
Грета качает головой, и ее светло-голубые глаза смотрят на меня осуждающе.
– Не смей причинять ей боль, – говорит женщина.
Я проскальзываю мимо, не давая никаких обещаний.
Ненадолго задержавшись у прачечной, я вижу тяжелую стиральную машинку и сушилку промышленных размеров, а также аккуратный ряд баночек Греты с моющими средствами, кондиционером для белья и прищепками.
Поддавшись импульсу, я открываю последнюю и хватаю пригоршню прищепок и сую их в карман рядом с перочинным ножом.
Затем я спускаюсь по ступенькам, минуя гараж, до самого низа, где находится особо секретный уровень нашего дома. Ниже оружейного склада, ниже сейфа, глубоко-глубоко под землей.
Там меня ждет моя жена.
Я рывком открываю дверь, заставая девушку врасплох – книга падает у нее из рук. Она из коллекции моего отца – я узнаю обложку с изображением розы и черепа в стиле лицевой рукописи.
Как и всегда, Елена внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь считать мои намерения прежде, чем я выскажу их вслух.
Сегодня ей это не удастся.
Я быстро подхожу к ней, и Елена встает мне навстречу, инстинктивно поднимая руки в защитном жесте. Я отвожу их и обхватываю ее затылок. Схватив девушку, я грубо ее целую.
Елена замирает от шока.
Я просовываю язык между этих нежных мягких губ, целуя ее с такой силой, что чувствую во рту привкус крови.
Когда я отпускаю супругу, она смотрит на меня, взволнованная и смущенная.
– Ты все еще любишь меня? – требую я ответа.
– Да, – выдыхает Елена.
– И что ты готова для меня сделать?
Она отвечает без раздумий:
– Что угодно.
– Ты уверена? – спрашиваю я.
– Да.
– Не говори так, если не уверена до конца.
Елена смотрит на меня с таким ясным и серьезным выражением лица, какого я никогда у нее раньше не видел.
– Я совершила ошибку, Себастиан. Я была эгоистичной и глупой. Но я люблю тебя. И я сделаю что угодно, чтобы доказать это.
Я смотрю на нее, стоящую там – самую прекрасную женщину, которую я когда-либо видел, и самую яростную. Даже полуголая, запертая в камере на несколько дней, Елена остается несокрушимой и несгибаемой. Она не покорится. Ни этому зверю Родиону, ни своему отцу-психопату.
Но, возможно, она покорится мне.
Я закрываю за собой дверь камеры, и та захлопывается с глухим металлическим звуком. Комнату освещает лишь один мерцающий светильник. Это сырое и угнетающее место. Но сейчас оно кажется идеальным. Кажется, что так и должно быть.
Я делаю шаг к Елене. Похоже, она волнуется. И это правильно – ей стоит волноваться.
Даже истощенная, восстанавливающаяся после пулевого ранения в плечо и запертая в этом подвале на несколько дней, Елена так красива, что на нее больно смотреть. Серебристые волосы девушки свободно струятся по спине, спутанные, но все еще прекрасные. Она бледнее, чем когда-либо, с пятнами цементной пыли на коже и темными кругами под глазами, что лишь подчеркивает белизну ее кожи под грязью. Глаза под прямыми, темными бровями кажутся больше обычного, а полные губы слегка дрожат.