Тяжёлая корона — страница 38 из 50

Мой разум очистился и теперь сосредоточен как никогда. Я понимаю, что должен сделать, план раскинулся перед моим взглядом словно шахматная доска.

Я никогда не был стратегом, не составлял планы. Я не собирался становиться главой этой семьи.

Но мой отец мертв, Данте в Париже, а Неро покоится на больничной койке.

Остался лишь я. И только я могу это закончить.

Я вспоминаю слова papa тем последним вечером, когда мы играли на крыше друг против друга: «Играй дебют как по нотам, миттельшпиль как по волшебству и эндшпиль как автомат».

Когда все только началось, я играл по правилам. Я делал все как должно – встретился с Ениным и подписал контракт.

Что ж, теперь пришло время стать волшебником. Время удивить и шокировать врага. Время обратить в прах все, что ему дорого, пока он силится понять, что случилось.

А в конце… я убью их всех, хладнокровно и безжалостно, как автомат. Без колебаний, без ошибок, без сожалений.

Я больше не злюсь на Елену. Я понимаю, что она, как и я, была ослеплена любовью и надеждой. Но сейчас моей жене безопаснее всего именно там, где она находится. Она не может быть частью происходящего.

Я вспоминаю информацию, которую согласовал с Еленой в тот день, когда допрашивал ее в камере.

Я представляю себе шахматную доску, где в центре на месте короля стоит Алексей Енин, окруженный людьми, которые готовы защищать его ценой своей жизни. В шахматном матче цель игрока – взять достаточное количество фигур противника, чтобы сделать короля уязвимым и выманить его из безопасного места.

В шахматах каждой фигуре присваивается определенное количество очков. Сами очки никак не влияют на игру, главное – взять короля. Но они дают представление о том, как идет игра, насколько вам удалось уменьшить силы противника.

Я представляю людей Енина этими фигурами.

Его рядовые bratoks, конечно, всего лишь пешки. У него около дюжины таких людей, и я готов убить стольких из них, сколько потребуется, хотя они и не являются моей главной целью. Если Енин мертв, пешки не придут мстить сами по себе. Одного из них уже застрелили на свадьбе – Тимура, водителя с детским лицом.

Рангом выше идут boyeviks, воины Енина. Они кони. По словам Елены, у него четверо главных исполнителей: Иов, Павел, Денис и Петр. Двое были убиты в церкви: Иов, мнимый похититель, раздавленный иконостасом, и Павел, человек, которого я застрелил из пистолета Адриана. Двое оставшихся – это Денис, бывший боксер голыми руками из Санкт-Петербурга, и Петр, который, по словам Елены, был частным наемником до того, как ее отец завербовал его для переезда в Чикаго.

Следующие – brigadiers Енина, отвечающие за определенные аспекты бизнеса. Елена сказала, что самые преданные из них тоже были на свадьбе: ее дядя Валя и кузен Кадыр. Валя – это тот, который пытался застрелить меня и ранил вместо этого Елену. Он занимается бухгалтерией и дачей взяток, а Кадыр отвечает за пополнение борделей и стриптиз-клубов девушками из Украины и Беларуси. Эти двое – слоны.

Адриана Енина можно было бы считать ферзем, правой рукой Алексея. Но, говоря по правде, Адриан слишком молод, не искушен и не отличается жестокостью. Он скорее ладья – нужен для определенных маневров, но не слишком важен.

Настоящий ферзь – это Родион, самый мощный и опасный ресурс Енина. Он также представляет наибольшую угрозу для Елены. Если я не устраню мужчину, тогда, если мы с Ениным оба погибнем, он придет за моей женой, в этом я уверен.

Я сравниваю свои силы с силами Енина.

У меня есть Джейс, который по чистой случайности в одиночку сбежал со свадьбы совершенно безоружный. Он тот, кому я доверяю, а потому отправил парня круглосуточно охранять палату Неро. Я велел ему ни под каким предлогом не оставлять брата и стрелять в каждого, кто попытается пройти к нему, если это не доктор и не медсестра.

К тому же двое сыновей Маттео Кармине стоят в коридоре за дверью Неро, наблюдая за лифтом и лестницей. Поскольку Неро изолирован на верхнем этаже, это должно помешать людям Енина завершить начатое.

Кармине – одна из трех итальянских семей, наиболее преданных моему отцу. Остальные две – это Маринос и Бианчи. Боско Бианчи гребаный идиот, но он наш должник за то, что мы вытащили его из тюрьмы в прошлом году. Антонио и Карло Марино оба сильные бойцы. Я обращусь к ним, а также к трем главным исполнителям отца: Стефано, Дзио и Таппо.

Стефано свирепый боец, несмотря на то что ему уже за пятьдесят, а последние тридцать лет он собирал долги от имени моего отца. Дзио самый младший из нас и относительно неопытный, но он мой двоюродный брат и очень предан papa, который несколько лет назад оплатил все расходы на операцию на сердце его младшей сестренке. Таппо хоть и не отличается большим ростом для вышибалы, но в жестокости ему не откажешь. Он был чемпионом ММА в легком весе, известным тем, что отправлял своих противников в нокаут одним ударом. Даже я подумал бы дважды, прежде чем выходить против него.

Это не самая большая армия. Я начинаю понимать, сколь многие из людей моего отца уже состарились и теперь занимаются менее ответственными обязанностями. Большинство из них сейчас работают в нашей империи в сфере строительства или гостиничного бизнеса. Их уже едва ли можно назвать гангстерами.

Мне стоило бы волноваться, но на моей стороне также Миколай Вильк и четверо его бойцов.

Я бы выставил «Братерство» против кого угодно и одного Миколая Вилька против них всех. Поляки столь же жестоки, как русские, и еще более изобретательны.

Так что с утра пораньше, пока Елена еще спит глубоко внизу в своей камере, я еду назад в особняк Миколая, чтобы мы могли начать нашу атаку.


Елена


Когда я просыпаюсь, Себастиана уже нет.

Ничто не сравнится с пустотой на той половине матраса, где ожидаешь увидеть любимого человека.

Я долго не свожу глаз с этого пустого места, размышляя, куда он ушел. И вернется ли.

Я перекатываюсь во вмятину, оставленную большим телом парня, и зарываюсь лицом в его половину подушки, пытаясь учуять остатки запаха его волос и кожи.

Прошлая ночь кажется сном.

Боль в мышцах напоминает мне о том, что все случилось на самом деле. Мы с Себастианом часами трахались как дикие животные. Я отдала ему всю себя, целиком и полностью, без утайки. Он взял все что хотел и отдал мне себя. Настоящего Себастиана. Темного и наполненного злобой, но все еще влюбленного в меня.

Я знаю, что это так. Я не рассматриваю уход Себа как знак того, что ему все равно. Будь так, он бы не пришел сюда вовсе. Он не смог бы трахнуть меня вот так, с такой одержимостью и отчаянием.

Он делал, что должен был, чтобы простить меня. Чтобы вернуть меня.

Я понимаю это.

И я понимаю, куда он ушел.

Секс залатал трещину между нами, но не удовлетворил его потребности в мести.

Я сижу на матрасе, вновь обдумывая свою фундаментальную дилемму.

Себастиан ушел убивать всех, кого я знаю и люблю.

Большинство из них я готова потерять, даже не моргнув. Некоторых я даже рада была бы видеть мертвыми, например, Родиона.

Я буду не слишком рада узнать, что убит мой отец, но приму это. Он сам подписал себе смертный приговор, когда нарушил клятву на крови.

Но Адриан… Адриан все еще мой близнец. После смерти матери и до встречи с Себастианом он был единственным человеком на свете, кто любил меня. Он не идеален, но всегда старался поддерживать и защищать меня. Он мой брат, и я не могу перестать любить его, что бы он ни натворил.

И вот я сижу и думаю, что предпринять.

Стоит ли мне оставаться на месте и пустить все на произвол судьбы?

Или мне стоит вмешаться и рискнуть потерять Себастиана раз и навсегда?

Он простил меня за прошлые проступки, несмотря на ужасающие последствия. Несмотря на преданное доверие.

Но если я помешаю его мести…

Мне дурно от мысли, что я снова могу все разрушить. Мне стоит оставаться там, где я есть. Сидя здесь, как хочет того Себастиан, я ничего не испорчу.

Так я говорю себе, пока мой мозг не начинает подкидывать мне страшные мысли о том, где может быть сейчас Себастиан и чем он может заниматься. И что мой отец может сделать в ответ.

Что, если Себастиана убьют? Что, если их всех убьют?

Я не могу просто сидеть здесь, пока все вокруг горит.

Я вскакиваю с матраса и начинаю расхаживать по комнате. Затем заставляю себя снова сесть. Затем снова вскакиваю.

Это настоящая пытка, и мои мысли мечутся в голове, как и тело по камере.

Так проходят часы. Я знаю, что скоро должна спуститься Грета с обедом, и если я собираюсь что-то предпринять, то это надо делать быстро. При условии, что я вообще могу что-нибудь сделать.

Я в последний раз сажусь на матрас, вынуждая себя принять решение. Уйти или остаться? Действовать или ждать?

Наконец я понимаю, что верного решения просто нет. На самом деле, мне не дано спасти и брата, и Себастиана. И не дано избежать сожалений. Исход от меня не зависит. Я могу лишь попытаться.

Так что я тихо сижу на матрасе, успокоив, наконец, тело и разум. Просунув руку под подушку, я нахожу наклейку. Она до сих пор липкая с одной стороны. К счастью, я не потеряла ее, пока мы с Себастианом разрушали прошлой ночью эту комнату. Я держу наклейку в руке, прижимая ладонью к бедру, чтобы не было видно.

Всего пару минут спустя я слышу скрип двери, когда в камеру входит Грета. Из-за того, что ее руки заняты тяжелым подносом, женщина не закрывает за собой дверь. Грета несет поднос к матрасу и сгибает колени, чтобы его поставить.

Делая вид, что тянусь к подносу, я переворачиваю стакан молока.

– Прости! – вскрикиваю я. – Давай я возьму полотенце.

Я поднимаюсь, делая вид, что достаю из раковины тряпку. Проходя мимо открытой двери, я прижимаю наклейку к отверстию, куда вставляется магнитный засов. Грета, занятая тем, что ставит стакан на место и пытается спасти мой сэндвич, ничего не замечает. Я подаю ей тряпку и помогаю вытереть пролитое молоко.