Когда Несса объявила о своей беременности, я кое-что осознала, к своему удивлению. Я вспомнила, что у меня уже с месяц не приходили месячные.
Мы с Себастианом не особо заботились о предохранении. В большинстве случаев мы занимались сексом спонтанно и в общественных местах, тайком, еще до того, как поженились. Не самые подходящие обстоятельства для использования презерватива. Потом была наша встреча в подвальной камере, когда мы меньше всего думали об осторожности…
Так что, полагаю, удивляться тут нечему. Мне просто казалось, что нужно чуть больше «попыток», чтобы это действительно случилось.
Я делаю тест, не особо веря, что он окажется положительным.
Вторая розовая полоска появляется незамедлительно, яркая и четкая.
Я роняю тест в раковину, не в силах совладать с собой от изумления.
Понятия не имею, как отреагирует Себастиан. Часть меня боится, что он разозлится – мы и так влюбились и поженились слишком быстро. Казалось, что следующий и самый ответственный шаг должен быть более взвешенным.
Что я знаю наверняка, так это то, что я ни на день не буду скрывать от него беременность. Я обещала – больше никаких тайн.
Так что я жду в пустой гостиной, сидя на банкетке для пианино, потому что дивана у нас нет. Я пыталась немного поиграть, чтобы отвлечься, но мои руки слишком напряженные и дрожащие.
Я выпрямляюсь, услышав, как в замке поворачивается его ключ. Кажется, все, что я собиралась сказать, вылетело у меня из головы в одно мгновение.
Себастиан открывает дверь. Поначалу на его лице появляется радость оттого, что я жду его там, а затем она сменяется беспокойством, когда парень замечает нервозность на моем лице.
– Что не так? – спрашивает он.
– Ничего, – отвечаю я. – Вернее, я не знаю, «так» это или «не так»… это может быть хорошо…
– Что? – спрашивает он, с обеспокоенной полуулыбкой. – Ты в порядке?
– Я… вообще-то беременна, – признаюсь я.
Уставившись на меня, Себ замирает от шока.
Затем он подхватывает меня и кружит – что-то, на что способен только мужчина его роста.
– Ты серьезно? – повторяет он снова и снова. – Ты уверена?
– Да, – смеюсь я. – Абсолютно уверена.
– Это лучшая новость, которую ты только могла сообщить, – вскрикивает он, и его лицо озаряется таким светом, какого я еще не видела. – Это лучшее, что только могло случиться.
– Правда?
– ДА! Боже, поверить не могу. Я в восторге!
Он прямо на месте, посреди гостиной, становится на колени и прижимает ухо к моему животу.
Я смеюсь.
– Ты не услышишь ничего, кроме урчания моего желудка. Кроха пока размером с горошинку.
– Когда мы идем к доктору? Я хочу увидеть его!
– Ты не можешь знать, что это «он»!
– Мне плевать, кто там. Я хочу обоих. Там могут быть двое – разве близнецы не передаются по наследству?
– Боже, надеюсь, что нет, – говорю я. – С одним проблем не оберешься.
На меня накатывает волна грусти, когда я представляю, что у меня будут близнецы, которых Адриан не увидит. Он бы решил, что это лучшая шутка – еще одна парочка маленьких блондинов, бегающих вокруг, борющихся и дразнящих друг друга…
Я мотаю головой, чтобы избавиться от этой мысли. Вряд ли у меня близнецы. Я бы это почувствовала. Когда я подношу руку к животу, я представляю там только одного ребенка.
Кроме того, мои дети все равно не будут блондинами. Галло темные даже по меркам итальянцев, а Себастиан самый смуглый из всех. Стоило мне увидеть Майлза Галло, как я поняла, что все мои дети будут похожи на Себа. И именно этого я и хочу.
Счастье Себастиана рассеивает мое беспокойство. Я хочу этого ребенка так же отчаянно, как и он. Семь месяцев кажутся слишком долгим сроком до рождения нашего ребенка – разница всего в месяц с ребенком Нессы и Мико. Наши дети не будут родственниками по крови, но они будут друзьями или дальней родней – называйте как хотите. Я рада, что мы с Нессой быстро становимся подругами, и мне будет с кем разделить этот опыт.
Аида вне себя от счастья, когда я рассказываю ей.
– Потрясающе! – восклицает она. – Вот уж не думала, что Майлза будут окружать двоюродные братья или сестры с моей стороны – я была так зла на Данте, что он увез Серену прочь раньше, чем мы успели с ней познакомиться. Наши дети пойдут в школу всего с разницей в год или два – это же почти ничего!
Она оценивающе оглядывает меня с головы до ног.
– По тебе пока вообще не скажешь, – замечает девушка. – Повезло тебе быть такой высокой. Я к концу срока была просто гигантской. И не ведись на естественные роды – это ужасно! Соглашайся на любую анестезию!
Единственное неудобство, связанное с беременностью, – это наш с Себастианом медовый месяц в Европе. Меня слишком тошнит для похода по Альпам.
Впрочем, это не имеет значения. Наш лофт уже ощущается как отпуск – как самое прекрасное и спокойное место для уединения. Я так счастлива там, где нахожусь, что не хочу никуда уезжать.
Мы с Себастианом проводим все время, обставляя, украшая и убирая квартиру, чтобы устроить вечеринку в честь Неро, когда тот наконец выпишется из больницы.
Шутки ради Себастиан заказал ему торт в виде гоночной машинки – такой, который обычно заказывают детям на пятилетие.
После нескольких недель больничного питания Неро смотрит на торт так, словно это самая прекрасная вещь на земле.
– Я обожаю его, – искренне говорит он. – Я хочу съесть его целиком.
– Он весь твой, – отвечает брату Себ. – Это меньшее, что мы можем для тебя сделать.
– Ты чертовски прав, – говорит Неро, втыкая вилку в торт, даже не потрудившись отрезать кусок.
– Не беспокойтесь, – замечает Грета. – Для всех остальных я принесла канноли.
Она начинает разносить по кругу маленькие трубочки, мастерски наполненные идеальным количеством рикотты и посыпанные сахарной пудрой. Они выглядят так, словно их только что привезли из модной пекарни, но я уже достаточно хорошо знаю Грету, чтобы ожидать от нее что-то, кроме домашней выпечки.
Камилла сидит рядом со своим отцом, лысеющим мужчиной среднего роста с темными волосами и глазами и добрым лицом. Я помню, Себастиан говорил, что тот был механиком, и именно он обучил Камиллу искусству обращения с автомобилями.
Мужчина с огромным интересом смотрит на канноли, а затем откусывает кусочек.
– Бог мой, – говорит он. – В жизни не пробовал ничего вкуснее.
Грета заливается краской от удовольствия.
– Это мое фирменное блюдо, – скромно говорит она.
– Вы не думали открыть пекарню? – спрашивает отец Камиллы. – Или кафе?
– О, нет. То есть я, пожалуй, задумывалась пару раз, но не всерьез…
– Вам определенно стоит это сделать! Было бы преступлением прятать такой талант…
Грета смеется и смущенно машет на мужчину рукой, но я замечаю, что она садится по другую сторону от него, чтобы съесть свои канноли, и что они проводят остаток вечера, общаясь друг с другом.
Мы все понемногу исцеляемся.
Себастиану и самому вновь пришлось лечь на операцию, чтобы вылечить колено. Он шутит, что они с Неро могут вместе ездить на физиотерапию. Неро потерял желчный пузырь и часть печени, но должен полностью восстановиться, если не считать шести отчетливых и впечатляющих шрамов на различных участках тела.
Даже Адриан в конце концов вернулся домой, в особняк, арендованный нашим отцом на Астор-стрит.
Я услышала об этом от нашего троюродного брата Гриши Лукина. Он позвонил мне незадолго до Рождества со словами: «Адриана наконец-то выписали».
– Ты его видел? – спрашиваю я, и мое сердце бешено бьется о ребра. В ответ я чувствую еще одно легкое движение пониже пупка – малыш пинается, как, кажется, он делает всегда, когда я испытываю какие-либо сильные эмоции.
В конечном итоге это мальчик. Себастиан был прав, и УЗИ на двадцатой неделе это подтвердило.
– Нет, – говорит Гриша, и я почти слышу, как он качает головой. – Он никого не хочет видеть. Он закрылся в доме один на пару с медсестрой.
– Какой медсестрой?
– Кажется, он нанял девушку из больницы. Как рассказал Миха – какую-то симпатичную блондинку. Она работала в ожоговом отделении и теперь заботится об Адриане круглосуточно. Миха думает, что между ними что-то есть.
– В романтическом смысле? – удивленно переспрашиваю я.
– Не знаю, – говорит Гриша. – Так мне сказал Миха. Но ты же знаешь, что он тот еще болван.
Как ни странно, эта мысль успокаивает меня. Я не хочу, чтобы Адриан был один. Если с ним есть хотя бы один человек, который о нем заботится, это уже лучше, чем никого.
– Кто она? – спрашиваю я Гришу.
– Да ни черта я не знаю, – говорит он. – Это все просто слухи. Я позвонил тебе просто потому, что ты всегда была моей любимицей, моя маленькая Эльза.
Теперь я точно уверена, что он ухмыляется по ту сторону трубки. В иное время я бы послала его на хрен, но почему-то это прозвище меня больше не задевает.
– Спасибо, Гриша, – говорю я.
– Ну давай, – упрашивает он меня. – Спой мне хотя бы строчку…
Это уже перебор.
– Хрена с два, – говорю я и вешаю трубку.
Я сижу так какое-то время, глядя, как за окном падают крупные пушистые снежинки.
Я вижу, как огоньки на нашей елке отражаются в стекле. Мы с Себастианом вместе выбирали и украшали ее. Потом мы приготовили попкорн и посмотрели фильм, уютно устроившись на диване, который наконец-то доставили на прошлой неделе.
Такие простые удовольствия, и все же я не променяла бы их ни на что на свете. Вот из чего состоит жизнь – из крошечных мгновений счастья, нанизанных как огоньки на ниточку. Соедини их все вместе, и они засияют ярче всего на свете.
Пошарив в ящике с канцелярскими принадлежностями, я нахожу чистую рождественскую открытку, на которой изображен олень в березовом лесу под звездным небом.
Мой брат сменил номер, и я знаю, что он меня и на порог не пустит. Но, возможно, он прочтет открытку.
Я сажусь и пишу:
«