– Трогай, Тимур, – говорит он, едва сев в машину.
Мы с Адрианом двигаемся в угол, чтобы дать папе больше места. Оглядев нас, он удовлетворенно хмыкает, одобряя наш внешний вид.
– Никакой выпивки, – говорит папа Адриану.
– Будет странно, если я не выпью хотя бы бокал шампанского, – замечает брат.
– Только шампанское, – рычит папа. – Если я увижу, что ты пьешь что-нибудь крепче, я велю Родиону связать тебя и залить в тебя бутылку водки.
– Звучит не так уж плохо, – шепчет мне на ухо Адриан. Он говорит это так тихо, что слышу только я. Брат не такой дурак, чтобы огрызаться отцу.
Машина останавливается перед «Парк-Уэст», длинным плоским зданием почти без окон и с выкрашенными в темный цвет стенами. Должно быть, это какой-то выставочный комплекс – я вижу поток людей из высшего общества, направляющихся внутрь, так что ясно, что мы здесь на каком-то торжестве или ужине.
Я оглядываюсь по сторонам и замечаю темно-синий с золотом баннер с надписью «Чикагский благотворительный аукцион „Грин-Спейс“. Озеленим город вместе!».
Потрясающе. Возможно, папа поборется на аукционе за яхту.
Отец выходит из машины, мы с Адрианом следом. Брат подает мне руку, чтобы помочь подняться по ступеням на этих каблуках. Стоит нам выйти, как нас ослепляют вспышки камер. Вряд ли кто-то из чикагской прессы знает, кто мы такие, но мы с братом всегда составляем потрясающую пару. Каждый из нас красив сам по себе, ну а вместе мы просто неотразимы. Даже самые разодетые гости оборачиваются, чтобы поглазеть, и я слышу шепот тех, кто недоумевает, откуда мы взялись.
Папа идет впереди и выглядит довольным. Он считает нас своими активами, а потому наша красота имеет цену. Самого отца трудно назвать красивым, хоть он и привлекает внимание. Поэтому, чтобы обеспечить себе красивых детей, он женился на самой красивой женщине в Москве. Наша мать не была ни богатой, ни образованной. Ее отец был дворником, а мать заведовала небольшим детским садом в их доме.
Мамина лучшая подруга убедила ее принять участие в национальном конкурсе моделей «Свежие лица». Конкурс транслировался по телевидению, и зрители могли голосовать за понравившихся участниц. Из двадцати пяти тысяч девушек, принявших участие в конкурсе, моя мама получила подавляющее большинство голосов и более чем вдвое обошла обладательницу второго места.
Ее называли «Сокровищем Москвы» и «Принцессой севера». Отец смотрел конкурс и делал ставки на нее с самого начала. Когда мама выиграла, он получил три миллиона рублей – больше, чем весь призовой фонд. Мама же выиграла сумму, равную пяти тысячам долларов, шубу и пачку купонов на покупку косметики «Натура Сиберика», которая была спонсором мероприятия.
Папа зациклился на этой девушке и, используя свои связи, выяснил ее имя, адрес и место работы (обувной магазин).
На следующей неделе он пришел к маме на работу. И он был не первым – пожилому механику и обезумевшему от любви студенту уже пришла в голову та же мысль. Но им моя мать дала от ворот поворот. А вот избавиться от моего отца было невозможно. Он велел ей поужинать с ним и ждал у входа в магазин, пока мама не согласилась.
Две недели спустя они поженились. В том же году родились мы с братом.
Беременность сказалась на теле мамы, и она значительно подурнела в глазах отца. Он часто насмехался над дряблой кожей у нее на животе и растяжками на боках. И это уже годы спустя, когда в глазах большинства людей мама вернулась к своей прежней фигуре. Для меня она точно была красавицей.
У мамы были такие же фиолетовые глаза, как у нас с братом, только большие и круглые, как у куклы. У нее было лицо в форме сердечка с заостренным подбородком, тонкие и нежные черты лица и губы бантиком. Волосы матери, тонкие и светлые, облаком окутывали ее голову, мягкие, словно кроличья шерстка.
Она была тихой. Мама почти не разговаривала, если только мы с ней и Адрианом не оставались втроем. В остальных случаях она общалась с нами при помощи небольших знаков и жестов. Поначалу отец не понимал этого, но, когда позже узнал о них, пришел в ярость и обвинил нас в том, что мы плетем интриги за его спиной. На самом же деле мама просто пыталась избежать его внимания. Она делала все, чтобы оставаться маленькой и незаметной.
Когда мы оставались наедине, мама читала нам – всегда сказки или фантастические истории. Истории, которые уносят в другой мир, совершенно непохожий на тот, в котором мы живем.
Четыре года назад мама погибла в автомобильной аварии. Во всяком случае, так мне сказал отец.
Но он гребаный лжец. Мысль о том, что могло случиться что-то другое, что мама могла умереть от его рук, всегда будет снедать меня.
– Мы сидим за восьмым столом, – говорит папа нам с Адрианом.
Брат уже взял второй бокал шампанского с подноса официанта – папа не видел, как он выпил первый. Я до сих пор не уверена, стоит ли мне пить. Мне бы хотелось расслабить узел в моем животе. Но мне не хочется быть навеселе, если придется выполнять какое-то задание для отца.
Папа подходит к столам, на которых выставлены различные товары для участия в тихом аукционе, всякая банальная херня: путевки в отпуск, игры в гольф, спа-дни, памятные вещи с автографами, билеты на концерты, встречи со знаменитостями, изысканные блюда, ювелирные украшения, картины и так далее.
Все это один сплошной коллективный онанизм: богатые люди покупают предметы роскоши с огромной скидкой, компании, сделавшие пожертвования, списывают их на благотворительные расходы и наслаждаются бесплатной рекламой, а сама благотворительная организация присваивает средства, распределяя их между руководителями и исполнительными директорами, чьи зарплаты исчисляются шестизначными суммами. Если что-то остается, возможно, эти деньги направляют на благое дело.
Этим вечером я не в духе. Меня раздражает, что подобные мероприятия в Америке ничем не отличаются от московских. Сплошная коррупция. Доброта нынче в дефиците.
Пожалуй, шампанское мне все же не помешает. Я хватаю с ближайшего подноса пузырящийся бокал и выпиваю его залпом.
Адриан выманил у какой-то незадачливой официантки целый поднос шашлыков из мраморной говядины и с жадностью поглощает их.
– Хочешь? – предлагает он с набитым ртом.
Но не успеваю я попробовать, как папа хватает меня за руку и снова поднимает со стула.
– Пойдем, – говорит он. – Пора приниматься за работу.
– Что я должна…
– Вот, – говорит отец, вручая меня в руки довольно взволнованной рыжеволосой женщины в наушниках и с планшетом.
– О, здравствуйте, – говорит женщина. – Вы, должно быть, Елена! Большое спасибо, что вызвались. Мы хотели, чтобы девушек было ровно двенадцать, но трое отменились в последнюю минуту. Думаю, они перенервничали, что вполне объяснимо, но я все же оказалась в несколько затруднительном положении.
Женщина тараторит как пулемет, и хоть мой английский безупречен, мне трудно, когда люди говорят слишком быстро. Неправильно трактовав замешательство на моем лице, она добавляет:
– Кстати, я Маргарет!
– Приятно познакомиться, – говорю я, впрочем, неискренне.
– Нам туда! Все вот-вот начнется. Я покажу вам, где сидят другие девочки, а затем быстро расскажу, как все будет происходить.
Я не успеваю даже оглянуться на отца, как она увлекает меня за большую пустую сцену, на которой нет ни музыкантов, ни каких-либо других исполнителей.
Маргарет вталкивает меня в небольшую гримерку, в которой, похоже, толпятся еще одиннадцать девушек. Всем им от двадцати до тридцати – красивые, нарядно одетые и слегка взволнованные.
– Ждите здесь, пока не услышите свое имя, – говорит Маргарет. – Затем выходите на середину сцены – вы увидите на полу крестик. Ведущего зовут Майкл Кросс, и он преподаст настоящий мастер-класс, – она хихикает. – Майкл зачитает информацию о вас, и аукцион начнется!
– Аукцион? – глупо переспрашиваю я.
– Да! Но не волнуйтесь – сумма не важна. Главное – это все ради благотворительности! Свидания – каждый год самый популярный наш лот! И еще ни разу не было такого, чтобы за девушку не поборолись. Особенно за такую красивую, как вы.
Маргарет уносится прочь, оставляя меня стоять с открытым ртом.
Меня вот-вот продадут на аукционе свиданий.
Надо полагать – хотя с закрученными махинациями моего отца я уже ни в чем не уверена – сегодня здесь будет Себастиан Галло. Должно быть, папа увидел его имя в списке гостей и решил, что лучший способ напомнить ему о моем существовании – это буквально предложить меня ему на аукционе.
Этот план кажется безумным по ряду причин. Во-первых, я не видела Себастиана, когда пришла. Во-вторых, у парня уже и так есть мой номер. Если бы он хотел мне позвонить, мог бы сделать это бесплатно в любой день.
Пожалуй, мой отец действительно не в себе. Его ненависть к Галло толкает его на самые нелепые поступки.
– Не верь ей, – говорит мне угрюмая брюнетка.
– Что? – переспрашиваю я, выныривая из раздумий.
– Не верь Маргарет, – повторяет девушка. – За всех девушек борются, но не за всех платят равные суммы. Поверь, эти чопорные маленькие сучки будут напоминать тебе об этом до скончания веков, если их «продадут» хоть на пятьсот долларов дороже, чем тебя.
Она бросает негодующий взгляд на других девушек.
– Что ты вообще здесь забыла, Джемма? – насмешливо спрашивает ее блондинка с высокомерным выражением лица.
– Мой отец в попечительском совете благотворительного фонда, – отвечает Джемма, словно объясняя прописные истины малышу. – Когда пользователи социальных сетей начали называть аукцион свиданий «сексистским» и «морально устаревшим» и сравнивать его с торговлей людьми, он решил, что лучший способ заглушить эти обвинения – «продать» собственную дочь тому, кто больше заплатит.
– Я согласилась принять участие, потому что слышала, что сегодня вечером здесь будет Йан Хапп, – беззаботно произносит блондинка. – Если он захочет купить свидание, то пусть оно будет со мной.