— Да, да, — Малинин поднялся и стянул тёплую куртку. — Конечно. Унге, а можешь кофейка сообразить, а ты, Соня, со мной, — он кивнул на дверь, за которой теперь находилась вотчина Мамыкина.
Раскрыв дверь, Малинин посмотрел на склонившегося над бумагами криминалиста и проговорил:
— Иди кофе пить.
— Я не хочу, — не отрываясь от своего занятия, проговорил Мамыкин.
— Зато я хочу, — нажав тоном на последнее слово, сказал Егор. — Иди пей кофе.
Мамыкин воззрился на Малинина, некоторое время молчал, потом, почесав затылок, поднялся и с некоторым протестом в голосе, сказал:
— Я чай пить буду.
— Да хоть водку, — Егор слегка подтолкнул его в плечо, когда тот проходил мимо и посмотрел на Соню. — Мы можем поговорить?
Софья молча зашла в помещение, подошла к окну и долго смотрела на плавный поток снежинок в безветренном углу, защищённом с трёх сторон стенами дворовых построек.
— Егор, если поводок будет слишком сильно натянут, я задохнусь, — проговорила Софья, когда Малинин подошёл к ней и обнял.
— Прости. Я просто сам не свой. Я схожу с ума от страха за тебя, — Егор уткнулся лбом ей в макушку. — Давай всё бросим и уедем?
— Как ты себе это представляешь? — спокойно отозвалась Софья.
Малинин обошёл её, присел на подоконник и, притянув Соню к себе, поднял лицо:
— Напишу рапорт, и всё.
— Ты сейчас кого пытаешься обмануть? Меня или себя? — с лёгкой улыбкой спросила Софья.
— Не знаю.
— Егор, нужно закончить дело, я тоже просто так не могу всё бросить, тем более, как я поняла, Елена хоть ненадолго исчезла из нашей жизни и сейчас будет свободнее дышать, — Софья обняла его за голову, посмотрела сквозь прозрачную занавесь окна и ей показалось, что в скрытом тенью углу кто-то шевельнулся.
Софья чуть вздрогнула, подалась вперёд, но видение растаяло, а Малинин ещё крепче обнял её и прошептал:
— Я хочу устроить сегодня дома вечеринку по поводу нашей… — он замолчал. — Я не знаю, как это называется. Помолвка? — Егор посмотрел на Софью.
— Что-то типа того, — улыбнулась она. — Это, кстати, отличная идея. Всем надо побыть в неформальной обстановке. А чем кормить будем?
— Сейчас у тёти Наташи закажу. Прости меня, — коротко сказал Малинин, потёр ладонями лицо и, на ходу поцеловав Софью, вышел к остальным.
— Не побоюсь этого слова, друзья! — Егор подождал, пока все оторвутся от своих дел и обратят на него внимание. — Понимаю, что всё не ко времени, но вечером приглашаю всех к себе на чашку шампанского.
— Какой повод? — спросил вошедший Береговой, стряхивая снег с куртки.
— Я вчера сделал Соне предложение, и она его приняла, — торжественно сказал Малинин.
— Какое предложение? — не понял Береговой.
— Сложноподчинённое, — Малинин возвёл глаза к потолку. — Юра, не тупи.
Помещение окрасилось всполохами радостных голосов, смущённой искрой пролетела улыбка Сони, пятнами зарделся Малинин, до которого как будто только что дошёл смысл всего происходящего, и лишь робкий голос вошедшего с улицы мужчины сразу притушил порхающую внутри радость:
— Здрасьте. Можно? — сжимая в руке вязаную шапку с проталинами снежинок, спросил он.
— Проходите, — Береговой быстро стёр улыбку со своего лица. — Егор Николаевич, отец, — он чуть не ляпнул: «первой жертвы», но вовремя остановился, — Красновой Анны Сергеевны. Сергей Викторович.
— Здравствуйте, — моментально включился в работу Егор, — присаживайтесь. Куртку можете пристроить на вешалку, сказал он, видя замешательство мужчины. — Вы уже были у дочери? Унге, фиксируй всё на протокол, — тихо сказал он сидевшей за соседним столом Алас.
— Так-то да, — покивал он. — Сразу с рейса туда. Я только не понял, чего она сюда приехала. Она мне намедни сказала, что в Сочи собралась, там в несезон дешевле, а она давно хотела. Ну, так говорила.
— Насколько вы близки с дочерью?
— Я особо ей душу не тянул разговорами. Ну, живём как все, — мужчина пожал плечами. — Она так-то не особо много зарабатывает, и жениха вроде нет. Вот и живём вместе, а так бы, наверное, квартиру снимала или там комнату.
— А мать её?
— Так в разводе мы давно, она ещё лет десять назад уехамши.
— Куда? — Малинин, записывавший в блокнот показания, вскинул глаза.
— Так в Беларусь, хахаль у ней там. Ну, муж теперь уже, мы с дочкой и на свадьбе были, она ей предлагала остаться, но моя-то не сильно любит на природе жить, а у них хозяйство, так что, по-любому, нужно было бы кормить, убирать и доить, а моя-то такая… — он покрутил кистями рук. — Белоручка.
— Хорошо, — Малинин остановил бесконечный поток слов, — подскажите, может быть, она когда-то интересовалась эзотерикой?
— Чем? — не понял мужчина.
— Мистикой, чем-то потусторонним, оккультным.
— Да шут с вами, — Краснов махнул на Малинина рукой и набожно перекрестился. — Простите, конечно, но за нами никогда грехов не водилось, ну окромя развода, — он развёл руками. — А скажите, забрать её когда можно? Я ж с работы-то ненадолго отпросился, мне задерживаться нельзя. Денег-то не особо, и так на билет занимал, а мать её сейчас в стадо новое вложилась, не смогла помочь.
У Малинина внутри пышным цветом распускалось раздражение из-за бесконечного словоблудия сидевшего перед ним человека. Унге, уловив настроение начальника, вклинилась в разговор и несколькими вопросами перевела внимание на себя, а Егор, улучив момент, шепнул Береговому:
— Я поеду к Кадарию, скоро буду. Софью одну никуда не отпускай.
— Понял, Егор Николаевич, — покивал Береговой. — Сделаю.
Махнув Софье, Малинин вывалился в суетящуюся бурей непогоду, глубоко вздохнул и, подняв лицо, некоторое время радовался холодному ветру и тёплому чувству, топящему кристаллы беспокойства и отчаяния. Несмотря на творящийся вокруг беспредел, Егору давно не было так хорошо. И сейчас ему казалось, что он может справиться со всем.
Подъехав к ангару, Малинин увидел машину Кадария и, припарковавшись рядом, подошёл к железной двери.
— Кадарий Сэлэмэнович, ты здесь?! — громко спросил он, остановившись на входе.
— Там он, — махнул в сторону паренёк, завинчивающий гайки на колесе.
— Спасибо, — Егор спустился, громко отпечатывая шаги по железному полу, прошёл к конторке, сколоченной в углу, и, постучав в дверь, вошёл в помещение с выжженным от дышащей жаром печки воздухом. — Кадарий Сэлэмэнович, — он взглянул на мужчину, нарезающего колбасу на дощечке, — можно?
— Так вы, товарищ особо важный следователь, уже вошли, — пожал худыми плечами егерь.
— Кадарий, не обижайся, — Малинин помолчал и добавил: — Я извиняться приехал.
Егерь, не вставая, молча взял с полки вторую кружку, пустил туда струю кипятка и, кивнув на заварочный чайник, добавил:
— Хлеба возьми сверху, — он показал Малинину за спину. — Чёрный, свежий. Вот как прилип к нему. Ничего другого так не люблю, как этот хлеб.
— Кадарий, — Малинин подал буханку и присел рядом. — Были мы у шамана. Скажи мне, а кто там проходы к нему в горе делал? Это же титанический и очень недешёвый труд.
— Так а я почём знаю? — воззрился на него егерь. — Ты если думаешь, что мой сын ему зятем стал, и мы прямо родственники, то ошибаешься. Он просто приехал как-то и сказал, что его Айнана выходит замуж за моего Юргиная, и всё. Мы не общаемся. Хорошо ещё, что Юргинай с Айнаной жили рядом, — голос его потух, и он посмотрел на Егора. — Юргинай всё это время сидит дома и даже не улицу не ходит. Никуда не ходит, на работу не ходит, даже с места редко встаёт, мать насилу кормит. Высох аж весь. И не смотри, что он мой нэкӯн-бэеткэн, племянник, по-вашему, я его уже давно сыном считаю. Как сестра жены умерла, а отец его с медведем ушел, так он с нами и живёт.
— Что значит ушёл с медведем? — удивился Малинин.
— Задрал его медведь, но тела не нашли, только куртка со следами и в крови, поэтому и считаем, что ушёл, — Кадарий отломил кусочек хлеба.
— Можно мне с Юргинаем поговорить?
— Говори, — пожал плечами Кадарий. — А толку? Он молчит, и всё.
— Может, съездим к нему?
— Ты адрес знаешь, — посмотрев на Малинина, сказал егерь. — Вот и езжай. У меня дел, во, — Кадарий резанул себя по горлу ладонью, с зажатым в пальцах ножом.
— Какой клинок интересный, — Егор посмотрел на сталь, где чёткими штрихами выделялся знакомый до боли узор. — А можно посмотреть?
— Смотри, — равнодушно пожал плечами егерь. — Кадуна подарок.
— Кого? — не понял Егор.
— Свёкра, по-вашему, — Кадарий протянул ему нож. — Отца Айнаны. Нож бестолковый, лезвие такое, вон только колбасу резать и годится.
Но Малинин уже не слышал егеря, потому что сейчас пред его глазами на рукоятке ножа расцветал «Цветок жизни».
Покинув ангар, Малинин проехал несколько улиц, нашёл нужный адрес и, припарковавшись возле нескольких безликих трёхэтажек, несколько минут сидел в машине, судорожно соображая, как же всё-таки отправить Соню в какое-нибудь безопасное место, но так ничего и не решив, пошёл к обшарпанному подъезду, скрипнул тугими петлями двери и, поднявшись на этаж, коротко позвонил.
— Здравствуйте, Егор Николаевич, — почти сразу открыла ему женщина в поношенном свитере, поверх которого был накинут цветастый передник. — Муж предупредил, что вы заедите. Проходите.
— Спасибо, — Малинин переобулся в предложенные тапки. — С Юргинаем я могу поговорить?
— Так, — женщина коротко пожала плечами, — попробуйте, но он не разговаривает, вообще на нас не реагирует. Я Кадария прошу вызвать кого-нибудь, или хотя бы его в больницу отвезти. Ну а что же иначе делать? — со слезой в голосе сказала она. — Но он говорит, что не даст его к психам приписать.
Егор зашёл в комнатку, где тёмные обои и серые занавески крали и без того малое пространство, и остановился возле Юргиная, сидевшего на стуле и смотревшего в одну точку перед собой.
— Юргинай, привет, — сказал Малинин, но молодой человек, даже не пошевелился.
Малинин оглядел несвежую футболку, кинул взгляд на безвольно лежащие на коленях руки и проговорил: