Утром, доставив Соню до их временного места рабочего обитания и не застав Берегового, он набрал его номер и кратко сказал:
— Юра, жду тебя в холле больницы.
Доехав до места, Егор прошёл в холл, посмотрел по сторонам, вспомнил, где находится конторка охранника, и, пройдя несколько коридоров, постучал в запертую дверь.
— Чего? — скрипящее полотно открылось, и оттуда высунулась спящая усатая морда, густо чадящая не то перегаром, не то чесноком.
— Полковник Малинин, — отступив на шаг, сказал Егор. — Мне нужно пройти в закрытое крыло больницы.
— Сейчас? — пошлёпал губами охранник.
— Нет, могу до завтра подождать.
— Хорошо, — вздохнул сухонький мужичок и уже хотел закрывать дверь, но вдруг моментально протрезвел от грозного рыка Малинина. — Ну что вы кричите? — засуетился он. — Ну, сейчас, сейчас, дайте две минуты, я лицо умою хотя бы.
Встретив Берегового, Малинин шёл по знакомому маршруту за охранником и молча кивал в такт своим мыслям.
— Егор Николаевич, а что делать-то будем?
— Ещё раз хочу там всё осмотреть, раз его перекрывают зачем-то. Мы там нашли Новикову Ларису. Мамыкин сюда выезжал, но говорит, что ничего особо интересного не нашёл, хотя мы, конечно, уже по остывшим следам бродили, тем более там кто-то основательно с хлоркой всё промыл.
— Но у нас хлорка, по-моему, отпечатки-то не убирает, — пожал плечами Береговой.
— Нет, но их всё равно там не было. Я вообще не очень понимаю смысл уборки с хлоркой, если честно, — проговорил Малинин, останавливаясь на пороге помещения, где была обнаружена Новикова. — Надо умным головам задать этот вопрос, — Малинин быстро накидал сообщение Мамыкину и Медикаменту и посмотрел на грустно стоящего в углу охранника. — Свет включите.
— Так нету, — всплеснул он руками. — После того, что произошло, врачица наша, главная, вообще места себе не находила, сказала эти помещения обесточить и запереть со всех сторон.
— А отсюда ещё выход есть? — удивился Малинин.
— Так в морг.
— Как интересно, — протянул Малинин. — Ну-ка, Юра, поколдуй, чтобы здесь свет появился, а я пока к главному врачу схожу, побеседую.
Больничные коридоры тлели в тишине дневного сна, редкие окна показывали заунывную картинку бесконечного снегопада, и даже пятна чахнувших цветков, расставленных по углам, не оживляли мрачную картину.
— Можно? — Малинин прошёл мимо пустующего места секретаря и открыл дверь в кабинет, на котором было написано, что именно здесь обитает начальство этой богадельни.
— Чего? — женщина со сложной и объёмной причёской подняла взгляд на Егора.
— Это у вас корпоративное приветствие, что ли? — без улыбки спросил Малинин.
— Клоунам проход в детское отделение через служебную дверь, — отрезала женщина.
Малинин монотонно представился и пожалел, что тогда отправил Антон Павловича опрашивать главного врача.
— Я распорядилась там всё перекрыть. Мне такие инциденты не нужны, — не меняя выражения лица, проговорила женщина.
— То есть смерть человека для вас инцидент? — присаживаясь, спросил Егор.
— Нет, трагическая случайность, — дежурно отозвалась главный врач, открыла ящик стола, вынула оттуда пачку с папиросами и, выбив одну из нутра коробки, спросила у Малинина: — Будешь?
— Нет, спасибо.
Егор терпеливо выждал, пока женщина достанет объёмную пепельницу, пока подожжёт краешек вонючей палочки и блаженно затянется под аккомпанемент потрескивающей от жара огня бумаги.
— Понимаешь, — она досадливо махнула рукой, — я на два месяца уехала, я без отпуска уже пять лет, я в санатории была, а эта, — вставив крепкое ругательство, она продолжила, — хотела меня подсидеть. Набрала в штат чёрт знает кого, и крыло это, — нецензурно охарактеризовав помещение, она рывком открыла шкафчик и достала бутылку водки и два стакана, — будь оно неладно, сдала под склад. Ну не дура?
— Вполне возможно, — Малинин по опыту знал, что сейчас лучше не отсвечивать, так как негодование женщины было искренним и перебивать такой душевный порыв нельзя, иначе человека можно обидеть, и тогда она точно не расскажет те подробности, которые сейчас очень хочет донести и сбыть с души груз, если он там есть.
— Я бы вообще бетоном там всё залила, — накапав на донышко горькой жидкости, она стукнула своим стаканом по второму и, махнув из него, задымила. — А, ну да, ты же человек-то новый здесь, мало в чём разбираешься. И вообще, ты чего не зашёл-то ни разу? Вроде как не чужие должны быть, — разочарованно сказала она. — Общее дело делаем. У нас полиция и врачи, должны быть вот так, — она сцепила пухлые ладони, с густо накрашенными алым лаком ногтями. — Короче, года три назад, тебя здесь ещё не было, в этом крыле девку всю порезали. Они туда всей компашкой забрались — вроде как поверье ходит, что то крыло на бывшем капище стоит — и жертву решили принести, — она витиевато выругалась. — Я тогда думала, у меня даже передок поседеет, такой здесь разнос был. Девка та еле выжила, вся правда в шрамах осталась, и голова у неё поехала, но до сих пор живёт где-то на окраине. И я с тех пор решила к чертям закрыть там всё. Денег на ремонт мы всё равно никогда не дождёмся, а вот проблем огрести можем.
— А как мне её найти? — осторожно поинтересовался Егор.
Женщина раздавила папиросу в потемневшем от времени хрустале, раскрыла окно, меняя облако дыма на облако снега, и, подняв трубку допотопного телефона, гаркнула:
— Адрес Коноваловой мне принеси. Нет, жопу свою оторви и сама принеси. Жди, Малинин, — отворачиваясь к окну, произнесла главный врач. — Сейчас Светка придёт. Что, — закрыв окно, спросила она, — нравится тебе у нас?
— Ну так. Бодрит, — уклончиво сказал Егор.
— Дурак ты! Эту землю почувствовать надо. Тогда и она к тебе добром повернётся. Вот была я на юге, одни задницы голые, солнце в маковку шпарит. Море это, в котором этих голых жоп как сельдей, а здесь… — она обвела рукой пейзаж за окном. — Ну красота же. Света, где ты ходишь?! — неожиданно рявкнула она, когда на пороге появилась длинная, как недавно упомянутая селёдка, женщина с тонкими, скорбно сложенными губами и зализанными, давно не крашеными волосами.
— Милена Витальевна, что вы орёте? До первого этажа слышно, — привычно огрызнулась она. — Вот адрес. Чего сами записать не могли?
— Варежку прикрой, — устало сказала Милена. — Держи, Малинин.
— Подскажите, пожалуйста, а вы кадрами занимаетесь?
— Да я тут, похоже, всем занимаюсь, — бесцветным голосом сказала женщина.
— Ой, самая работящая, — всплеснула руками главный врач и поболтав в руке чайник, долила туда воды, — Она занимается. Чего хотел?
— Почему Хватиков так экстренно уволился?
Малинина несколько напрягла метаморфоза, произошедшая с женщинами, начавшими усилено переглядываться, но Милена Витальевна не выдержала затянувшейся паузы и, снизив тон, проговорила:
— Вот именно, экстренно, — она посмотрела на Малинина с таким видом, как будто они оба знали какую-то тайну. — Она же с ним успела нашурымуриться, а я, дура старая, всё прохлопала. А у него, — она вздохнула и задержала дыхание, — ты, Егор, только не губи нас, у него микоз, у заразы. А кто знал? Он же медкомиссию проходил… Видимо, где деньгами справки покупал, где писькой своей у таких вот неудовлетворённых дур выпрашивал. Я и думаю, образование у него имеется, и он такой расписной к нам из столицы, ну смешно.
— А она, это кто? — не выдержал Егор.
— Так замша моя, — развела руками Милена. — Тётка Лариски Новиковой, царствие ей, — широко перекрестилась главврач.
— Тётка?
— Ну, как тётка, — покривилась Светлана, — дальняя. Роза Анатольевна была женщиной не особо радушной, и пост, всё-таки, не последний занимала. Вот она и старалась к себе никого особо не приближать.
— А почему была? — посмотрев на обеих женщин, спросил Егор.
— Так умерла она третьего дня, — дёрнула головой Милена.
Малинин вывалился наружу, переполненный не только самой противоречивой информацией, но и чувством глубоко разочарования в себе самом. Вечная мерзлота и влюблённость выбили из Егора профессионала: раньше бы он перешерстил всю больницу от фундамента до чердака и уже бы знал биографию каждого сотрудника и пациента. А сейчас он просто передал опрос радивому, но абсолютно не квалифицированному сотруднику и упустил драгоценное время и информацию. Егор поднял глаза в небо, окунулся взглядом в серую тьму, почему-то считающуюся днём, и на секунду оторвался от реальности, чтобы прийти в себя.
— Егор Николаевич, я не понял, а там опера ходили? — протрубил рядом Береговой. — Я Мамыкина попросил приехать, там какое-то лобное место, которое, простите, никто не заметил.
Внутри Малинина нехорошо завозилось разочарование к самому себе, и теперь Егор точно знал, что будет себя грызть изнутри, пока не исправит всё, что натворило его бездействие. А так как время вспять не повернёшь, то этот груз теперь будет всегда с ним.
Береговой, пройдя по ярко освещённым давно нехоженым коридорам, поманил Малинина за собой. Они спустились по железным ступенькам, и Егор, остановившись на пороге, не решался идти дальше: теперь его косяк приобрёл гигантские размеры. Здесь в подвале стояло кресло, наподобие старинного, но это был явный новодел. Ручки кресла перевивали поникшие цветы, с четырёх сторон проступали пятна небольших костров, как в случае со второй жертвой, и рядом стоял столик с инструментами, где лежали пресловутые назальные щипцы, о которых недавно говорил Медикамент.
Глава 8
Рассвет растянулся по небу только к полудню, скупое солнце уронило несколько лучей на чуть подтаявший, но тут же перехваченный морозцем наст, и северный ветер поспешил тут же исправить свою оплошность: задул холодом и превратил поднятую вверх влагу в липкие хлопья летающего снега.
Малинин, пока ждал Софью возле дома, долго тёр щётками лобовое стекло и смотрел прямо перед собой, всё ещё пребывая в мрачном отчаянии от того, что он в один момент перестал быть профессионалом и теперь, действительно, следовало подать рапорт, но это было бы уже совсем по-детски.