— Унге узнала, что беременна, она по приезде сдала экспресс-анализы. Короче, я не хочу, чтобы она тащилась в этот холод обратно, в таком положении, — глядя в пол, пробубнил Береговой.
— Жалко, что я не могу забеременеть, — пробубнил Мамыкин. — А то я бы тоже с удовольствием свалил из этого холодильника.
— У нас здесь кружок самодеятельности или следственная группа? — взревел Малинин, но его грозный возглас перебил звонок мобильного телефона, и Егор, возведя глаза к потолку, нажал на громкую связь.
— Алё, Егор Николаевич, это я, участковый, Антон Павлович, — проговорил мужчина и замолчал.
— Да, — тоскливо сказал Егор, — я вас опять узнал. Что случилось?
— А у нас тут опять какая-то странная штука.
— Что случилось?
— Пришла Верёвкина с заявлением, что напарница с кафе пропала. Ну та, которая по вам сохла.
— Да вы издеваетесь, что ли? — прошипел Малинин. — Вези её сюда, вместе с заявлением, — отрывисто сказал Егор и нажал на кнопку отбоя.
— Малинин — разбиватель женских сердец, — в задумчивости проговорила Елена. — Егор Николаевич, мне нужно с вами поговорить, так сказать, с глазу на глаз, — она встала и подошла к двери коморки, где теперь был кабинет Малинина. — Уделите мне время.
Егор встал, зыркнул на Берегового, непроизвольно дёрнул щекой и раскрыл дверь, делая пригласительный жест. Елена подождала, пока полковник прикроет створку, займёт своё место и тихо сказала:
— Малинин, ты, похоже, выработался, — и немного помолчав, добавила: — Я как-то упустила момент, когда ты из хорошего следака превратился в грустного клоуна, и поверь, это очень печальное зрелище.
— Не понял.
— Вот именно, ты сам не понимаешь, что стремительно теряешь авторитет, — Елена помолчала. — С самого начала дела у нас нет ни единой зацепки, ни одной дельной улики, да вообще ничего нет. Ты весь дёрганный, нервный, и оттаиваешь, только когда в поле твоего зрения появляется Софья. Но и в эти периоды ты больше напоминаешь токующего глухаря, нежели бывшего столичного важняка.
Последнее сравнение особенно сильно царапнуло самолюбие Малинина, и он долго смотрел, как на потрескавшемся лаке столешницы преломляется пятно света, потом глубоко вздохнул и, посмотрев на Елену, произнёс:
— А ты знаешь, ты права. Я с самого начала это знал. И дело не в том, что я выработался, я просто очень устал и очень хочу уехать вместе с Соней куда-то, где тепло, где не будет бесконечной череды тел, звонков от очередных Антонов Павловичей и так далее.
— Ты хочешь уйти? — посмотрев Малинину в глаза, спросила Елена.
— Да. Я хочу уйти. Считай, что я сломался.
— Ну, по крайней мере, это честно, — уронила Елена. — Мне нужно несколько дней, чтобы вызвать следователя, который займёт твоё место. Да и тебе нужно всё подготовить, чтобы дела передать.
— Хорошо, — кивнул Егор. — Странно, что не уговариваешь меня остаться.
— Хватило того, что я тебя шантажировала для секса со мной, — вставая с места, пожала плечами Елена. — Сам скажешь своей команде или я?
— Не сегодня и сам, — твёрдо сказал Егор.
— Хорошо, — покивала Елена. — Судя по всему, там заявительница приехала. Ты не мог бы меня оставить? Я должна сделать несколько звонков.
У Егора в голове плохо укладывалось всё, что сейчас случилось, но он вдруг понял, что тянуть дальше никак нельзя и его вынужденное присутствие в этом затерянном северном городке крайне отрицательно сказывается на следствии.
— Здрасьте, — розовощёкая, запорошенная снегом официантка из кафе стояла на пороге. — Как зима-то в этом году рано пришла, — зачем-то ляпнула она и стала стягивать с головы шапку. — Вы утром-то не объявились, я и подумала, пойду с заявлением.
— Вы всё правильно сделали, — Егор жестом предложил ей присесть и попутно вкратце рассказал остальным суть из вчерашней беседы. — А родственников у неё нет?
— Ну, есть, конечно. Не в капусте же её нашли. Но только она не отсюда, она сюда за парнем приехала, а он на вахтовку в рыбхоз приезжал, и её здесь бросил, а она вроде как прижилась, — шумно шмыгая носом, сказала девушка.
— То есть её нет два дня?
— Да, — покивала Верёвкина. — Она со смены как ушла, так и всё. До дома не дошла. Не, я, конечно, не сразу, стала рыскать: она так уже делала. Но так-то, если кто на примете был, она мне всегда говорила, — девушка вздохнула. — Вроде как хвастала.
— Я понял, — покивал Егор. — Костя, опроси девушку, — уступая своё место Дымову, сказал Малинин и посмотрел на экран телефона.
— Егор Николаевич, — услышал Малинин голос участкового в телефоне, — это я, Антон Павлович, участковый.
— Я понял, — уже не споря с ним, отозвался Егор.
— Там это, — замялся мужчина, — вы простите, но там происшествие на старом кладбище, — словно извиняясь за печальную весть, проговорил мужчина. — Вы-то уже по-другому работаете, но нового никого нет, так вот я и не понял, куда мне обращаться.
— А что там?
— Как что? Труп, — сказал Антон Павлович. — Неужели я бы стал вас по-пустому беспокоить.
— Труп на кладбище — явление естественное, — мрачно пошутил Егор.
— Так-то оно так, но вот если в земле, оно бы и ладно или там в гробу лежит и похорон ждёт. Однако всё не так.
— Да приеду я, — раздражённо сказал Егор. — Шмелёв. Не раздевайся, — Малинин посмотрел на вошедшего оперативника, — ты со мной. Елена, — Егор в два шага пересёк пространство и раскрыл дверь в свой кабинет, — у нас труп, я Шмелёва забрал и уехал. Собрание перенесём, — чётко, по-деловому отрапортовал он и, развернувшись, ушёл.
— А куда мы? — спросил Шмелёв, падая рядом на пассажирское сиденье.
— На кладбище.
— А чё-то я слышал, что здесь в вечной мерзлоте не хоронят.
— Ты думаешь, здесь покойников в виде строганины дома себе оставляют? — покачал головой Малинин.
— Так-то нет. Но как здесь копать? Да и почва ходуном ходит и выпихивает из себя чужое.
— Ты по спорту разряд какой-то имеешь? — спросил Малинин, выводя внедорожник на прорубленную в снежных заносах тропу.
— Конечно. Бокс. КМС.
— Так вот, в работе оперативного сотрудника нужен не только спортивный разряд, но ещё и интеллектуальная составляющая.
— У нас по этой части Дымов, — покривился Шмелёв.
— Тебе бы тоже неплохо было развивать словарный запас и накапливать знания.
— Я так-то читаю, — чуть обиженно протянул Шмелёв.
— Спортивную колонку в Дзене?
— Ну, не только. А вы откуда узнали?
— Дедукция, — цыкнул Егор и, проехав по лесной дороге, где недавно орудовал трактор, свернул к простой решётке первой оградки, перед которой без предупреждения обрывалась дорога и начиналась земля упокоения.
Егор глянул на трёх здоровых мужиков, тёршихся возле бренчащего железным телом трактора, и вылез наружу, натягивая толстые перчатки.
— О! Вы же Егор Николаевич? — побежал к нему, тряся красными брылями невысокий мужичок.
— Очень хочется сказать нет, — пробубнил Малинин. — Что у вас случилось?
— Пойдёмте, — собеседник замахал руками, — а то так не объяснишь.
Активно жестикулируя, мужчина пошёл вперёд, словно прорываясь через клубившийся над притаившемся в низине кладбищем туман, без умолку болтая и посвящая Малинина в подробности их с братьями семейной традиции навещать почившую маманьку каждый год в день её рождения и смерти.
— Мы основную-то дорогу машиной почистили, а здесь уже лопатами прошлись, — показывая на пробитые в глубоком снегу ходы, сказал мужчина. — Засыпало так засыпало, — усмехнулся он. — Хотя вру, тут и до нас прошлись. Мы поэтому и забеспокоились.
Малинин покосился на старые деревья, проступающие через мутную пелену тумана, и у него мелькнула мысль, что они, как и он, были лишены своей прежней силы и очень устали, но всё равно долг их не отпускал, и они молча несли свою вахту, а вот у него сегодня хватило ума остановиться.
Приезжая сюда ещё в конце лета, Малинин помнил, что кладбище было потёртым временем, мрачным и отсюда хотелось поскорее убраться. Очень немногие пользовались этой землёй для того, чтобы обустраивать здесь место памяти для своих близких, хотя природная аномалия позволяла хоронить здесь даже зимой. Самое страшное начиналось здесь во время короткой летней оттепели, когда кладбище дышало мрачной испариной, внутри которой вращались целые рои кровососущих существ, облепляя покосившиеся, зеленеющие мхами кресты, поломанные оградки и выжидая жертву, осмелившуюся забрести сюда, дабы почтить память кого-то из родных. Сейчас впечатление было не таким тяжёлым: зима наложила на всё свою белую печать, просто засыпав всё снегом.
— Далеко ещё? — спросил Егор.
— Вон там, — мужчина показал вперёд, где полог снега поднимался немного выше. — Сюда зимой никто не суётся, поэтому мы так и не поняли, кто дорожки чистил.
— А хоронят как? — спросил Шмелёв.
— А у нас в холода не принято умирать, — в голос заржал мужик, но осёкся. — А так же, как и везде — копают. Хотя, кроме нас с братками, никто здесь не может пробиться до нормальной глубины и если кто там, скажем, не кремирует или ещё как, то к нам идут. А так, в складчину и до ближайшего крематория, урнами обратно. Так вот вроде никто и не приставлялся и не было никого, а мы к мамке приехали. Сперва-то странным показалось, что дороги почищены, — он покривился, — ну так слегка, мы-то обычно качественно копаем.
— Можно чуть ближе к сути, — утонув в болоте разрозненных фраз, попросил Егор.
— Здесь усыпальница есть, так братка до неё добёг, говорит, туда докопано, — мужчина указал вперёд. — Он у меня здоровенный, но до покойников шибко боязливый, так что внутрь не пошёл. Мы с ним вернулись, по ступенькам поднялся, гляжу, а дверь-то приоткрыта.
Егор остановился перед еле видной из-под огромного сугроба тёмной стеной, потом, приглядевшись, он понял, что здесь мрачнеет чёрная пасть прохода в усыпальницу и, обернувшись, спросил:
— Внутрь входили?
— Так мы же не через стенку рассмотрели труп-то, — развёл руками мужчина.