гровеющим и еле сдерживающимся опером, сквозь зубы сказал:
— Иди.
— Куда? — цыкнул Шмелёв.
— Действуй, — Егор тыкнул в белую пелену бесконечного снегопада. — Ты же хотел.
— Я ж здесь ничего не знаю. Вы скажите, я сделаю.
— Вот и я не знаю, — развёл руками Егор. — Наша сила сейчас в том, чтобы осмыслит происходящее. А бегать по снегам — наша слабость, — Малинин помолчал. — Ты пойми, это не столица, это другой край и скормить тебя здесь на обед диким животным ничего не стоит, а если ты будешь напролом лезть, куда не просят, то будь уверен, твоим родителям в скором времени сообщат, что ты пропал без вести. Тебя никогда не найдут. А местные скажут, что ушёл с медведем, — на эти словах Малинин, громко хлопнув дверью, вернулся к следственной группе.
— Воздухом дышите? — проговорил появившийся из-за завесы снегопада участковый.
— Нет, — довольно резко ответил оперативник. — Пытаюсь вникнуть в суть работы в северных условиях.
— А, — махнул рукой участковый. — Здесь по большей части головой нужно работать, ногами далеко не упёхаешь. Начальник здесь?
— Да, — покивал Шмелёв и загрустил, потому что в эту минуту он понял, что все его представления о скором превращении Васи Шмелёва в матёрого оперативника вдруг испарились, потому что Малинин ясно дал ему понять, что опер Шмелёв всего лишь городской пижон.
Шмелёв вернулся тихий, странно прибитый и, сев за свой стол, просто уставился в экран телефона, чтобы изобразить хоть какую-то деятельность. Но внутри головы оперативника было пусто, и он отчаянно не понимал, что сейчас нужно делать.
— Пробейте мне Милену, главного врача больницы, нужно основательно покопаться в её прошлом, — поразмыслив, сказал Малинин.
— А что с ней? — подняла голову Унге. — Я её проверяла, она здесь родилась и выросла, потом окончила медицинский институт в Иркутске, уверенно шла по карьерной лестнице, а потом переехала сюда.
— Вот я и хочу узнать. Милена, по всему видно, баба жёсткая, хотя и пытается косить под сельскую лохушку, и мне очень интересно, почему она дала погибшей Рыбарёвой протащить в больницу Хватикова.
— Я извиняюсь, — подал голос участковый, — мой знакомец, так сказать, к Милене Витальевне захаживает, так вот я слышал, что за нового врача просил Кадарий.
— Зачем? — повернулся к участковому Малинин.
— Я как-то не понял, да и не придал значения, — он покачал головой. — Я-то интересовался, чтобы он через Милену спросил, к кому мне с подагрой пойти, а то ноги сильно отекают, а он сказал, что в больничке врач новый и, судя по всему, за него очень просил Кадарий.
— Я понял, — отрывисто сказал Малинин и встал со своего места, — поехали, — кивнул он мрачному Шмелёву и, сорвав куртку с вешалки, подошёл к двери, но в последнюю секунду остановился. — Я к Кадарию, Унге порассуждайте с Дымовым насчёт его догадок. Мамыкин, структурируй все улики и покажи их Дымову, может, он какие-то несоответствия найдёт.
— Что ты понял? — вдруг спросила его Елена.
— Я должен проверить, я устал тыкаться как слепой кутёнок во тьме, но есть уже два совпадения, — он помолчал. — Цветок жизни на ноже Кадария и то, что он просил за Хватикова. Мне кажется, он знает больше, чем говорит, — Малинин натянул шапку и кивнул Шмелёву. — Поехали, ты за руль.
— Верняк, — неопределённо сказал опер и перехватил ключи. — Можно я радио ткну? — спросил Шмелёв, которому было крайне неловко сейчас ехать рядом с Малининым.
— Ткни, — равнодушно пожал плечами Егор.
«И сегодня синоптики нас не порадуют, — послышался бодрый голос ведущего, — штормовым предупреждением для следующих населённых пунктов… — он монотонно перечислил разбросанные на приличном удалении друг от друга посёлки. — Поэтому рекомендовано детей забрать из учебных заведений, пожилым людям оставаться дома и всем гражданам вооружиться генераторами или свечками. Кто знает, сколько проводов в этот раз намотает ветер».
— То есть, до этого здесь тихо, что ли, было? — покосился на Малинина Шмелёв.
— Да, — кивнул Егор, — лети обратно, бери участкового и мчите за генератором. Если штормовое, значит, будет снежный апокалипсис, — и, чуть побледнев, добавил: — Аэропорт тоже будет закрыт. Скажи об этом, Елене, — Егор открыл дверь, — нужно вопрос решать быстрее. Всё сделаешь и за мной возвращайся, таксисты сейчас попрячутся все.
Шмелёв с облегчением выдохнул, ринувшись делать простое и понятное дело, а Егор, согнувшись вперёд и борясь с ветром, пошёл к лестнице, ведущей к приёмному покою больницы.
— Мужчина, вход не здесь, — вяло крикнула протирающая мокрый пол женщина в неаккуратно надетом сероватом платочке и мешковатом белом халате.
— Я до другого не дойду, — огрызнулся Егор.
— А куда ты денешься? — равнодушно и как-то по инерции спросила женщина.
— Улечу, — отмахнулся Малинин и стал подниматься по лестнице вверх.
— И правда, погода лютая, — покивала старушка. — Как бы беды не было.
Егор широким шагом пересёк несколько коридоров, рванул на себя тонкую створку двери, на которой висела табличка, сообщающая пришедшим должность и фамилию начальницы.
— Милена Витальевна, — Малинин без стука вошёл в кабинет главного врача, — как дела у вас?
Женщина чуть приспустила очки в большой роговой оправе, подняла на Егора голову и, несколько секунд поразмышляв, ответила:
— До знакомства с вами поспокойнее было.
— Мне жаль, что в вашу размеренную жизнь, влилось некоторое беспокойство, — поморщившись, сказал Малинин, — Зачем мы мне сказали, что Рыбарёва вас подсиживала, и что это она Хватикова взяла на работу?
— Потому что так мне было удобнее, и, по сути, всё так и было, — Милена пожала плечами. — Меня-то здесь не было.
— Но вы же не просто так уехали в отпуск?
— Да, Кадарий меня попросил, — она сняла очки и, сложив их аккуратно, поместила в очечник. — Да, он мне заплатил.
— Я думал, придётся тянуть клещами, — несколько удивился Малинин.
— Я уже миллион раз пожалела, что поехала в этот сраный отпуск, — вздохнула она. — Но уж очень устала от этого однообразия, — она кивнула в сторону окна, за которым носился кричащий на разные голоса ветер, — Всё как-то посыпалось.
— А чем Кадарий объяснил свою просьбу?
— Сынок у них, — Милена вздохнула. — Вообще, он им племянник, но как за сынка, — главный врач вытянула полку из тумбочки, достала бутылку коньяка и две небольшие рюмки. — Будешь? — спросила она.
— Нет, — покачал головой Малинин. — Вы про Юргиная?
— Да, — махнула рукой женщина и, наполнив обе рюмки, выпила сначала из одной, потом нажала на селектор и, зажмуриваясь от алкогольных паров, сдавленно сказала: — Зайди.
В дверь моментально зашла девушка, и врачиха, протянув ей рюмку, сказала:
— Светке отнеси и скажи, чтобы сворачивалась, она сегодня пьёт со мной, всё равно здесь ночевать, опять ночью светопреставление намечается.
— Мы можем вернуться к разговору? — тяжело посмотрев на Милену, спросил Егор.
— Болеет Юргинай, — она усмехнулась.
— Чем? Он вроде здоров был.
— Ага, особенно как Айнана ноги сделала, — покивала Милена. — Они с шаманом породниться хотели, чтобы вылечил, а он не может, видимо. Послушай, Егор Николаевич, я не хочу в эти дела лезть, я и Кадарию тогда сказала, что готова просто уехать показать пляжным людям своё стареющее тело, лишь бы не вариться во всём этом, — она обвела пространство полноватыми руками.
— В чём в этом?
— Ты думаешь, я не знаю, какие слухи про эту больницу ходят? — она снова накапала в рюмку янтарных капель. — У нас страшилки про бывший ФАП очень любят муссировать, я давно хотела подвалы эти замуровать к лешему, но всё разрешение выбить не могла.
— Милена Витальевна, — в голосе Малинина блеснула стальная нотка раздражения, он выдохнул и добавил: — Я очень советую выстроить свой рассказ, так сказать, поровнее, а то я ни черта не понимаю.
— Ну все как помешались, — всплеснула руками Милена. — С год назад это началось. Сначала Кадарий начал канючить с этим Хватиковым, потом мы с охраной задолбались всё баб каких-то собирать у нас по подвалам, потом выяснилось, что их туда бывшая санитарочка пускала за мзду, потом даже ваша невеста, вы уж простите, но это прям в никуда, тоже туда попёрлась. Что им там мёдом, что ли, намазюкано?
— Почему вы раньше ничего не говорили?
— Егор Николаевич, у меня в жизни много чего происходит, — шумно выдохнула Милена. — То пьянь какую-то привезут, и он утверждает, что пил со снежным человеком и всё ради уважения, то наркомана притащат, тот вообще какую-то дичь несёт, то ещё что-то, я уж всего не упомню, — она помолчала. — Если бы я про всё рассказывать стала, то на языке мозоль с пятак натёрла бы. А уж когда ваша в подвал попёрлась… — она покачала головой.
— Почему-то вы тогда казались мне довольно отстранённой.
— У меня профессиональная привычка быть отстранённой. Я думала, она на вас ворожить ходила, — пожала плечами Милена, — они в наш подвал бегают, чтобы бывших приворожить. Уж не знаю, что там такого волшебного, саками правда иногда сильно пахнет, но, мне кажется, не самое лучшее ароматическое сопровождение для любви.
— Унге, — Малинин быстро набрал номер и коротко сказал, морщась от режущих слух помех, — попробуй узнать, была ли в жизни девушек несчастная влюблённость, но прямо такая, заметная, — и повесив трубку, тихо добавил: — Хотя что нам это даёт?
— Вот у этой была, которая у нас в бессознанке валяется, — перебила его Милена. — Я с её батькой разговаривала, и он обмолвился, как однажды подслушал, что та по какому-то мужику сохла. Говорит, очень сильно поменялась после этого. Думал, перебесится, а потом вон как вышло.
— Пойдёмте в подвал, — посмотрев на неё, сказал Малинин.
— Интересное предложение, — покачав головой, сказала Милена. — И была бы я помоложе и потоньше, — она похлопала себя по бокам, — то побежала бы не раздумывая с таким кавалером, но сейчас я вам в качестве сопровождающего охранника выдам. Он, конечно, старый, скрипит не по делу, но какой есть, — Милена развела руками и, вызвав секретаршу, распорядилась проводить Малинина.