— Институт метафизики, — покивал Егор, прочтя на визитке должность мужчины. — Хорошо, — покивал Егор, — только я не очень понял, что именно вы хотите изъять. Да и по всей вашей колдовской тематике основное будет там, где местный шаман обитал.
— Не изъять, а взять для изучения. Так будет правильнее.
— Да как угодно, — махнул рукой Егор.
— Чаем не угостите? — улыбнулся человек. — Холод у вас здесь, конечно, знатный.
— Да, конечно, — Малинин встал, налил в чайник воды и только сейчас заметил, что на столе стоит еда, которую он обычно заказывал у тёти Наташи, а вместе с тем вспомнил, что женщина, прознав о случившемся, приходила вчера вечером, принесла ворох всяких контейнеров, прибралась немного и, погладив Егора по голове, ушла. — Есть будете? — спросил Малинин, которому уже который день было даже противно думать о еде.
— Не откажусь, — мужчина посмотрел на потухшую вчерашним утром печь и поинтересовался: — А дрова где у вас?
— Во дворе, — мотнул Егор головой. — А вам зачем?
— Разбираться здесь долго, а у вас холодно очень.
Егор и правда почувствовал, что замёрз, но ему сейчас было решительно всё равно: он очень хотел поскорее избавиться от этого вежливого хлыща и получить свой отпуск.
— Да куда вы? — Малинин покривился в сторону безупречно сидевшего на мужчине костюма, когда тот дёрнулся в сторону двери. — Я сам.
Накинув куртку, Егор первый раз за несколько дней вышел на улицу, поморщился от искр, летевших из-под ног от пляшущего по снегу солнца, и, пробравшись по нечищеной дорожке, набрал целую охапку дров.
Печное тепло выгнало стужу, гость как-то за разговорами вовлёк Малинина в процесс сервировки стола, и вскоре они уже неспешно ели, и Егор очнулся на том моменте, когда они уже увлечённо беседовали.
— Давайте вернёмся к началу истории. Ну не мировой, — усмехнулся собеседник, — а конкретно этой. Ведь вы изначально стали вести расследование пропаж женщин в конкретно взятом районе, а в результате оказались здесь.
Малинин согласно покивал, прокручивая в голове события последних лет и пытаясь вспомнить, о чём, собственно, идёт беседа.
— В принципе, до сих пор не особо понятно, что здесь произошло, — посетитель развёл руками, потом отломил кусочек хлеба и, положив на него дрожащую медузу студня, добавил: — Я имею в виду, когда случилось это событие «тунгусский метеорит». Но мы очень точно отследили временной отрезок, когда сюда потянулись «Кадуцеи», и это произошло сразу после события, как мы его называем. Так вот, они начали проявляться в Восточной Сибири как раз в то время. Данные были разрозненные, а потом здесь начали происходить и другие события, которым дали силу такие гигантские колебания энергий.
— М-м-м, — протянул Егор, пытаясь упорядочить в горящей голове всё, что говорил посетитель.
— Понимаете, от прежнего ордена «Кадуцеев» ничего не осталось, кроме, — отпив глоток кофе, он продолжил, — кроме некоторых линий, которые до невозможности извратили саму идею. Путь этой неожиданно вернувшейся к жизни организации, если можно так выразиться, возник в больном сознании фанатика. Он не смог принять свою суть и очень хотел увековечить всё, что он делает, и, к сожалению, в поле его зрения попали материалы про Кадуцеев. Этот человек оказался неглуп, с мощной харизмой, — мужчина помахал руками, создавая в воздухе объём. — И он смог собрать вокруг себя таких же фанатичных последователей, которые пошли продолжать как бы дело «Кадуцеев». Но даже он не знал, к чему может всё это привести. А когда ты начинаешь играть в игрушки богов, нужно быть готовым к тому, что они тебя сделают своим посланником и используют в личных целях.
— Чьих игрушек? — поднял на него глаза Малинин.
— Богов, — спокойно отозвался мужчина. — Ну это тех, у которых шире границы сознания и функционал гораздо больше, чем у человека.
— А, — коротко изрёк Малинин, которого уже съедало изнутри незримое желание уйти из реальности, вслед за туманящим разум дурманом водки, причём самой дешёвой. — А кто играл-то с ними? — выдавил из себя Егор, которому показалось, что если посетитель увидит его готовность к беседе, то поскорее уберётся из его тесного мирка вместе со своими душными разговорами.
— Никто. Просто никто, — развёл руками мужчина. — Здесь не будет никаких откровений, кроме того, что он был приходящим преподавателем и читал лекции и у вас, и у остальных участников действа. И это помогло ему вычленить тех, кто потом пошёл дальше, а сам он спалился на очередной жертве. Но его, так сказать, ученики даже не узнали об этом, потому что он перегнул с таинственностью.
— Я вас не очень понял.
— Помните, кто у вас иногда читал лекции по истории? Он, по-моему, выходил на замену. Некий профессор, которого потом осудили по сто пятой с отягчающими.
— Смутно.
— Я же говорю, тот, кто попытался возродить «Кадуцеев», был никем, просто хотел красивой сказки. Но вот… — мужчина выдержал паузу и продолжил: — Его аспирант, коим являлся хорошо вам известный Кадарий Сэлэмэнович, вдруг решил, что эта встреча и есть его откровение.
— Кадарий? — поднял брови Малинин.
— Да, — собеседник покивал, — у вас хороший оперативник, он подробно допросил жену Кадария и составил грамотный отчёт. Кадарий — очень умный и внимательный индивидуум, он из своего товарища сделал прекрасную ширму-шамана, за которым много лет делал свои дела, но вы и сами это уже выяснили.
— Юргиная нашли?
— Да, он сейчас в медикаментозной коме, и их с матерью перевезли в Иркутск.
— Хорошо.
— Егор Николаевич, вы за это время стали очень ценным специалистом, — покивал мужчина. — Вы смогли из твердолобого прагматика вырасти в рационального критика, а это, поверьте, не каждому удаётся. Вам, конечно, пока ещё страшно сделать следующий шаг, но опыт — грамотный учитель.
— Это вы к чему?
— Вы проделали очень сложную работу, и я вами восхищён, мне редко на пути попадаются такие специалисты, которые могут оставить рациональное зерно, и при этом открыть для себя путь мистика.
— Какой путь? — нахмурился Егор.
— Путь мистицизма.
— Ой, увольте меня от этих разговоров. Я нахлебался по самое не балуйся.
— Егор Николаевич, вы вывернули наружу такой пласт, что я, вообще, не понимаю, как вам это удалось. Вы помните Юлию Красуцкую?
— Да.
— Ваш друг Марычев вытащил её из тюрьмы, сделал своей любовницей и хотел руководить ею, так как ему очень нравилось, как у неё устроен мозг и как она мыслит. Он хотел пользоваться этим.
— Я немного запутался, — честно сказал Малинин. — Марычев здесь причём?
— У Юли было категорически много компромата на очень влиятельных людей, Марычев хотел всем этим распоряжаться, он решил оставить Юлю возле себя и даже подумывал, как бы возродить прекрасный, по его мнению, способ добычи компромата. А вот Юля всю жизнь хотела денег и свободы, и в её планы никак не входило быть рабыней-любовницей у Марычева, и она нашла способ связаться с Кадарием, который никак не мог найти способ разбудить спящую здесь энергию. Она рассказала, что обладает информацией об очень сильной личности, которая идёт к тому, чтобы… — мужчина поморщился. — Грубо выражаясь, активировать гиперкуб и возродить свой народ. И ещё… — собеседник снова остановился и посмотрел на Егора, словно прощупывая взглядом его лицо. — У Юли была информация о той девушке, из которой на встрече-посвящении, они сделали «клятвенный столб» и кто должна была стать невестой Тыкулкаса, когда придёт время. Но этой информацией она готова была поделиться лишь, если ей помогут снова стать независимой. И вот поэтому вы очутились здесь. Чтобы помочь той, которая стала почти богиней: мукко. Юля управляла Марычевым. Знаете, от чего он умер?
— Да мне, в общем-то, всё равно. Но, удивите, — Малинин смешно приподнял брови.
— Он умер от угарного газа, при пожаре, вызванным обычной сигаретой, — мужчина выжидательно посмотрел на него.
— Странно. Марычев никогда не курил. А, как так получилось, что Красуцкая знала, а они нет? — уставился на него Малинин.
— А вот так. Преподаватель привёл на тот эшафот просто понравившуюся ему девушку, он увидел её на вечеринке, куда подвозил по дороге своего ученика. Он опоил Елену и устроил такое страшное шоу, взращивая веру в то, что он мессия или что-то в этом роде. Но всё сделано было глупо и не продумано, — мужчина махнул рукой. — Делали они это всё на чужой собственности, и там Елену нашёл участковый. Профессору нужно было на работу, и он оставил Елену, так сказать, на потом, а участковый пошёл проверять заброшку, так как соседи слышали ночью шум и видели костёр. Вот он-то и отыскал Елену, а дальше… — он снова замолчал, как бы раздумывая, рассказывать эту информацию Малинину. — А дальше она стала Хель и много лет работала с нами, хотя Марычев думал, что она работает с ним. Нам так было удобно. Конечно, такого исхода никто не ожидал, — печально покивал мужчина, — но она знала, на что шла. Ну а у Красуцкой был компромат на этого участкового. Он, кстати, сейчас серьёзная шишка в эска.
— А зачем?
— Зачем что?
— Если всё было известно, зачем нужно было доводить всё до крайности?
— Нет, Егор Николаевич, это сейчас всё известно, уже после всего вашего расследования. Она тоже не помнила тех, кто был на той встрече, мы искали их очень долго и находили одного за другим, и поверьте, это были довольно гнусные ребята, но никто из них про Кадария даже не заикнулся. Ведь все они верили, что он всё-таки сможет пробудить эту силу. Мы долго его искали, а когда нашли, когда поняли, мне кажется, Елена просто сломалась. Она устала быть в вечной погоне и не давала себе даже шанса отдохнуть.
— Но я так понял, что несмотря на такое количество невинно убиенных, план по побудке, так сказать, провалился?
— Егор Николаевич, чтобы разбудить такую мощную силу, не хватит нескольких лет жертвоприношений. Только я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. В каждом конкретном случае жертвы — это большое горе, но в массе они незаметны. Чтобы разбудить огромную силу, должны идти затяжные войны, нужны массовые катаклизмы, — он пожал плечами, — пандемии или что-то подобное. И желательно, чтобы всё это происходило в этом конкретном месте, чем ближе к эпицентру, тем лучше. А здесь, — мужчина огляделся и развёл руками, — вы меня извините, и воевать холодно, и местность не располагает, да и вирусы с бактериями помёрзнут довольно скоро. Есть мнение, что эта сила или энергия, это как вам будет угодно, нашла себе место, чтобы отдохнуть, так как здесь наиболее благоприятные условия. Поймите, никому… — он помолчал. — Давайте будем оперировать наиболее распространёнными понятиями, заключёнными в чёткую цветовую гамму. Хотя это далеко не так, но так быстрее и понятнее. Так вот, никому: ни тёмным, ни светлым силам совершенно не нужно, чтобы это нечто проснулось.