Но и так работать нельзя, думал Тихонов. Завтра потребуется сотня хвостовиков, а участок их не даст. И тогда Евгений Андреевич взял всю ответственность на себя, сознательно пошел на риск. Сам не раз все просчитал, потом с механиком цеха проверили, затем с другом энергетиком Александром Соломоновичем Хазиным.
И однажды дневная смена не ушла домой. Убрали старый станок, завезли новый, собрали, подключили. Работали еще один день, а в ночь выдали 108 хвостовиков без единого брака, с точностью обработки до микронов.
Начальник цеха только лишь не целовал Евгения Андреевича. Тогда и появился приказ директора трижды орденоносного Кировского завода А. А. Горегляда[8] присвоить Тихонову звание «Знатный мастер». Всего несколько мастеров было на предприятии с таким званием. Тихонову выдали диплом, премию и прикрепили к столовой ИТР. Премировали рабочих и прикрепили к стахановскому магазину. Большое дело!
Газеты «Челябинский рабочий» и «За трудовую доблесть» выпустили листовку «Норма участком выполнена на 200 процентов и брак снижен в 20 раз». Это была победа! Участок перевели на работу в одну смену, наполовину сократили рабочих.
Евгению Андреевичу доверили отделение коленвалов. Завод переходил на выпуск танка Т-34, не снижая темпов выпуска КВ, моторов и другой продукции. На этом участке другие проблемы. Коленвал давался не менее трудно. Рабочих 900 человек, подъемных средств нет, почти двухсоткилограммовые коленвалы трое-четверо вручную поднимают на станки, при случае и Тихонов помогает.
Работали трудармейцы разных национальностей, в ватниках, ботинках, солдатских обмотках до колен. Голодные, истощенные до предела. Некоторым — не выстоять 12 часов у станка — Евгений Андреевич давал подходящую работу — слесарную или у сверлильного станка, там можно присесть. Заботясь о людях, он умел найти подход к ним. Узбеки уважали его за то, что знал несколько узбекских слов, не забыл уроки водовоза из Джезказгана. Другие уважали за то, что работал без позы, был справедливый.
На участке случалось воровство. Одного уличили и самосуд устроили — человек попал в больницу. Тихонов вышел из себя:
— Он что украл? Хлеб! Голодный был, потому и украл! А вы? Вы спросили его? Помогли?
Ходили к нему в больницу и те, кто его бил. Кто кусочек хлеба, кто кусочек сахара принесет. Поднялся человек на ноги.
Тихонов строго следил, как распределяются карточки, выискивал возможность получить дополнительный паек, учил не быть алчным, распределять паек на весь день, по малой толике, но на весь день. Он сам так поступал и никогда, ни при каких обстоятельствах не воспользовался лишней карточкой или талончиком. Непотерянная совесть дороже, она дает больше сил и крепости.
Работал он много, был кожа да кости и все время есть хотелось. Директор завода, тогда уже снова стал И. М. Зальцман, однажды при встрече сказал:
— Тебя в конструкторское бюро просят, да какой ты конструктор! Подгони месячный план и зайди ко мне.
Когда Евгений Андреевич зашел, Зальцман выдал ему путевки на два срока в дом отдыха Тургояк, а затем вытащил из кармана талоны на промтовары:
— Употреби их на питание. Не знаю, поменяешь или продашь, но только на питание.
Строгого Зальцмана называли танковым королем, он не боялся ни трудностей, ни ответственности, если на участке не идет дело, он сам себя назначал мастером и выводил участок из прорыва.
В доме отдыха Евгений Андреевич поправился на восемь килограммов. Щеки порозовели и даже голос окреп. Сильный голос тоже нужен, ведь Тихонову приходилось на митингах выступать.
Митинги тогда были короткие. По звонку быстро соберутся люди к конторке на пять-десять минут. Евгений Андреевич объявит сводку: «Наши Харьков взяли!» — у людей слезы радости на глазах… «Харьков сдали!» — а у рабочих там семьи. Как-то надо успокоить людей, вселить уверенность, им же к станкам становиться. Евгений Андреевич говорит: «Товарищи, это явление временное. Город обязательно освободят. Победа будет за нами при условии, если мы не раскиснем. Здесь пот льется, а там кровь!» Расскажет, как отделение коленвалов выполняет план, парторг выступит — и все по своим местам, каждая минута дорога.
Когда он вернулся из дома отдыха, зашел в директорский кабинет.
— Вот теперь с тебя и работу можно спросить! — сказал Зальцман. — Но пока останешься в цехе.
А здесь работы и забот столько, бывало, не заметит, как день перейдет в ночь и ночь в день. Его постоянно обуревали конструкторские идеи. Балансировка коленвала статическая, перейти бы на динамическую. Он обучает толкового паренька динамической балансировке, добивается, чтобы платили по труду, то есть в три раза больше. Плановики шум поднимают, он стоит на своем:
— Сколько заработал, пусть столько и получает! На него другие смотрят, завидуют, вот когда догонят, тогда и расценки пересмотрим!
Были и светлые минуты, например, когда работа ладилась, когда идея получала завершение.
Пришла радостная весть — снята блокада родного города, туда поезда пошли. Ленинградцы засобирались домой. Котин организовывал реэвакуацию, Тихонову сказал:
— Придет время, все уедут, а пока многие, в том числе и ты, нужны здесь.
Евгений Андреевич провожал первый эшелон. В товарных вагонах коров отправляли — молоко ленинградским детишкам.
Его отпускали в Ленинград к матери, она при смерти лежала. Котин вызвал, сказал, что выписана командировка, отметку надо сделать на заводе, заданий ему никаких не дают, он должен быть с матерью и сделать все, что в его силах. Это внимание, доброта останутся в памяти Евгения Андреевича на всю жизнь.
В январе сорок пятого Духов взял Тихонова в свое КБ. Привел в цех к танку. Тогда завод осваивал выпуск ИС. Духов сказал:
— Люки командира и механика-водителя тяжело открываются. Конструктивно все правильно. Подумай, что можно сделать.
Долго ходил молодой конструктор возле новой машины, десяток раз обследовал люки, отходил и опять возвращался, мысленно видел, как танкист с трудом, медленно поднимает крышку люка, а счет в бою идет на секунды, на мгновенья. А если человек ранен? Если горит машина и надо выбрасываться. В поисках решения он до злости упрямый, сон не идет и об отдыхе не думается.
Пришел к Духову через день, доложил:
— Это не конструктивный, а производственный дефект. Надо увеличить люфты в местах крепления.
— Молодец! Значит, правильно мы сделали, взяв тебя в КБ! — сказал Николай Леонидович и дал еще более сложную задачу.
Тихонов найдет новую конструкцию беговой дорожки погона башни, и она не будет скалываться при больших нагрузках. Найдет третью точку крепления ствола, спаренного с пушкой пулемета, что создаст хорошую кучность стрельбы.
Сорок пятый год для Евгения Андреевича оказался необычайно удачливым. Конечно, самая главная удача, главнее быть не может для него и для всех, стала победа. И детям, и внукам он много рассказывал про тот счастливейший день, какой он был солнечный, радостный, как все на заводе и в городе ликовали. Собирали у кого что было из еды, несли к кому-нибудь в комнату, накрывали столы. Во всех подъездах, на всех этажах гулянье, гармошки везде объявились — и так во всем городе, по всей стране.
Евгений Андреевич был в гостях у родственников своей девушки, Леночки, у Елены Павловны — руководителя группы изготовления чертежей их КБ. Они тогда объявили всем, что поженятся, Елена Павловна станет прекрасной женой, подругой, товарищем, единомышленницей по работе.
Тогда, в День Победы, счастливее их не было на всем белом свете. Никакие трудности не страшны.
В комнату Евгения Андреевича вернулся с фронта хозяин. Квартиранта выселили, вещи вынесли в контору ЖЭКа. Он тогда решил: раз нет жилья, могут отпустить в Ленинград. Запрос на него как «имеющего большой опыт по обработке гильз и коленвалов» пришел за подписью заместителя наркома танковой промышленности.
Зальцман вызвал помощника по быту:
— Или у него будет комната или пойдет в твою квартиру! А ты себе найдешь! Он нужен заводу!
В этот год его наградили медалью «За трудовую доблесть» и еще получил самую дорогую медаль — «За оборону Ленинграда». Подумал, незаслуженно наградили, всего два месяца был в ополчении.
— Отличная работа на заводе разве не в счет? Не на оборону работал? Страны и родного Ленинграда? Пройдут годы, и люди оценят, что каждый наш день был подвигом. Поклонятся заводским рабочим и инженерам, — говорили Тихонову.
…Евгений Андреевич трудовую книжку положил в кармашек папки, в которой хранятся разные документы, бережно отложил сохранившийся пропуск на Ленинградский Кировский завод, пожелтевшую от времени командировку в Челябинск от 14 октября сорок первого года. Ехал не надолго, а оказалось, на десятилетия. Но он об этом не жалеет.
М. МЕНЬШИКОВА,
литератор
Декабрь 1942 года
Я люблю свой город, особенно в настоящее время, и потому что с ним, с его окрестностями у меня связаны светлые дни моего детства, юности. Я люблю его потому, что в тяжелую годину войны с проклятой нечистью дал он мне в руки грозное оружие, выкованное золотыми руками рабочих-кировцев. Оружие это — танк.
Под мое командование страна вручила мне пять грозных боевых машин вместе с экипажами. Я поклялся жене, брату, мастеру Кировского завода, родным и друзьям, тоже в большинстве своем танкостроителям, не уронить чести уральца-воина.
…Расскажу вам о бое, который провели мы 4 декабря 1942 года. «Взять высоту!» — был отдан приказ действующим здесь частям. Как всегда, после основательной артподготовки и победной песни «катюш» наши танки рванулись вперед. Враг, укрывшись от артогня в землю, долго не мог прийти в себя. Без потерь мы, а за нами и пехота приблизились к переднему краю обороны. Тут только заговорили вражеские орудия и пулеметы, ожили доты и дзоты. Нужно было подавить укрепления фашистов… Мой танк вырвался вперед и выскочил в одну из балок, где оказалось самое логово врага. В балке стояли повозки, палатки, автомашины, противотанковые пушки. Но сделать хотя бы один выстрел они не успели. Могучий «Кировец» рванулся и подлетел к этим пушкам. От пушек и автомашин ничего путного не осталось.