олость операция не производилась ввиду отсутствия перевязочного материала.
Сортировка 432 и 495 омсб организована плохо. Тяжелораненые и легкораненые находятся вместе. Питание организовано неудовлетворительно в 432 омсб. Охрана в 432 и 494 омсб не организована...»371.
В марте в окруженной группировке 33-й армии участились желудочно-кишечные заболевания, а вскоре появились и случаи смерти бойцов от истощения. В последствии они приняли массовый характер. В донесении командира 338-й сд полковника В.Г. Кучинева говорится: «... 15 марта 1942 года в 113 8 сп 3 3 8 сд умерло два красноармейца: Сергиенко Н.Я. и Иовлев И.Д. Произведенным расследованием было установлено, что смерть произошла вследствие болезней и общего истощения организма...»1 372.
К началу апреля 1942 года количество тяжелораненых и больных в полевом госпитале окруженной группировки 33-й армии достигло 2193 человек373. С каждым днем их становилось больше. Однако ни командование фронтом, а в первую очередь начальник Тыла фронта генерал В.П. Виноградов, ни санитарное управление фронта во главе с военным врачом 1 ранга Гурвичем не приняли действенных мер по эвакуации раненых из района окружения. Безусловно, это была сложная задача, но, думается, начальники всех степеней хорошо понимали, что если не эвакуировать этих людей, участь у них будет одна: гибель или плен. Тем более что такое количество раненых и больных появилось не в один день, а накапливалось постепенно, с 3 февраля 1942 года, когда дивизии 33-й армии оказались в окружении.
На «сочувственную» телеграмму, отправленную генералом В.П. Виноградовым в адрес командования 33-й армии 11 апреля 1942 года, в которой он просил доложить положение дел с ранеными, генерал-лейтенант М.Г. Ефремов отправил шифротелеграмму следующего содержания:
«Тов. ВИНОГРАДОВУ
Если Вы не сделали ничего в отношении раненых тогда, когда была полная возможность для этого, то есть всех эвакуировать, теперь же этого сделать невозможно. Вы довели до невозможного состояния — всюду здесь танки врага рыскают и погода плохая»374.
Понять командарма нетрудно: более двух тысяч раненых и тяжелобольных бойцов и командиров, обреченных судьбой на погибель и плен, напрочь «связали по рукам и ногам» остатки соединений и частей, которые уже и так действовали из последних сил. По сути дела, обстановка была безысходной: боеспособная часть ударной группировки 33-й армии не столько боролась в последние дни с врагом, сколько защищала растянувшийся на несколько километров обоз с ранеными. Но ни у кого из воинов 33-й армии и мысли не было бросить своих товарищей в беде.
Гибель частей и соединений ударной группировки 33-й армии в окружении восточнее Вязьмы в апреле 1942 года во главе с ее командующим генералом М.Г. Ефремовым во многом была предрешена наличием большого количества тяжелораненых и больных бойцов и командиров и несвоевременной их эвакуацией. Выход из окружения соединений и частей армии, безусловно, протекал бы совсем по другому сценарию, если бы войска не имели такого количества раненых и больных.
Этот факт наглядно свидетельствует о том важном значении, которое отводится оказанию своевременной медицинской помощи и эвакуации раненых и больных с поля боя. Несвоевременное же выполнение этой ответственной задачи поставило под угрозу жизнь боеспособной части войск.
По подсчетам автора, для эвакуации раненых, накопившихся в районе боевых действий 33-й армии, тылу Западного фронта необ-
| Оказание первой помощи раненому |
| В полевом госпитале. Западный фронт. 1942 г. |
|---|
ходимо было имеющимся в его распоряжении парком санитарных самолетов (на 1 декабря 1941 года имелось 43 самолета марки С-2 и С-3) совершить 1097 самолето-рейсов, что в тех условиях сделать было уже просто нереально.
Большие трудности в медицинском обеспечении подчиненных частей и соединений испытывал 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала П.А. Белова и соединения 4-го воздушно-десантного корпуса полковника А.Ф. Казанкина, которые также оказались в этот период в окружении в районе Вязьмы.
В ходе контрнаступления и общего наступления советских войск банно-прачечное обслуживание личного состава было также неудовлетворительным, что послужило поводом повторного обсуждения данного вопроса на заседании Государственного Комитета Обороны, который издал распоряжение «Об усилении противоэпидемической работы в войсках Красной Армии»375. Постановлением Совета народных комисаров СССР на проведение этой работы в войсках Красной Армии в 1942 году было выделено 246 164 тыс. рублей, т.е. почти в два раза больше, чем в 1941 году1 376377 3. Однако многочисленные факты педикулеза продолжали иметь место в течение всей Московской битвы.
Как ни прискорбно это звучит, но архивные материалы и другие источники со всей очевидностью свидетельствуют о том, что в период Московской битвы вопросу захоронения погибших в бою не уделялось должного внимания. И это несмотря на то, что во всех армиях и фронтах, на основе приказа Наркома обороны СССР № 330 от 7 октября 1941 года, были изданы директивы о порядке организации погребения личного состава павшего в бою'.
Еще как-то можно понять, что эта работа не проводилась должным образом в период отступления наших войск, когда обстановка просто не позволяла похоронить погибших в бою бойцов и коман-
диров. Но в период ведения оборонительных боев, а тем более успешного контрнаступления что могло помешать воздать последние почести воинам, отдавшим свою жизнь за свободу и независимость нашей Родины?! Однако фактов, когда погибшие бойцы и командиры по нескольку дней лежали незахороненными, причем буквально поблизости от окопов, рядом с живыми воинами, было немало. Удивительная русская душа: добрая и отзывчивая и в то же время порою безразличная абсолютно ко всему.
Многочисленные факты несвоевременного захоронения павших в бою были доведены до сведения руководства страны и Красной Армии, и 15 декабря 1941 года начальник Главного политического управления Л.З. Мехлис издал директиву № 307 «О погребении трупов погибших красноармейцев, командиров и политработников», в которой отмечалось:
«Главное политическое управление Красной Армии располагает фактами, когда многие командиры и комиссары действующих частей не заботятся о том, чтобы организовать сбор и погребение трупов погибших красноармейцев, командиров и политработников. Нередко трупы погибших в боях с врагом за нашу Родину бойцов не убираются с поля боя по нескольку суток, и никто не позаботится, чтобы с воинскими почестями похоронить своих боевых товарищей, даже тогда, когда [для этого] имеется полная возможность.
На участке 222-й стр. дивизии 33-й армии (командир дивизии полковник В. Ф. Бобров) в течение 5 суток после боя не были похоронены 14 трупов бойцов и командиров, павших в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Об этом было известно командованию дивизии, но мер к тому, чтобы похоронить погибших в бою, ими принято не было.
Это свидетельствует о том, что многие командиры и комиссары недооценивают политического значения своевременного погребения павших в бою красноармейцев, командиров и политработников и не понимают, что оставление на поле боя погибших товарищей является таким политическим резонансом, который отражается на политико-моральном состоянии бойцов и авторитете командиров и комиссаров.
Отмечаются также случаи, когда погибшие бойцы не имеют при себе красноармейских книжек, командиры и политработники —удостоверений личности, что затрудняет опознавание погибших на поле боя.
Погребение убитых в бою производится не в братских могилах, а в окопах, щелях и блиндажах. Индивидуальные и братские могилы не регистрируются, не отмечаются на картах и должным образом не оформляются...я378. (Вот откуда обезличивание: «без вести пропал», вот откуда такое количество «неизвестных солдат», чьи кости уже обратились в прах на полях Подмосковья. — Ред.)
В целях ликвидации безответственного отношения командиров и комиссаров к погребению убитых красноармейцев, командиров и политработников в директиве были поставлены задачи всем должностным лицам. Однако и после выхода этой директивы ничего не изменилось.
Так, в директиве командующего Западным фронтом генерала армии Г.К. Жукова от 22 декабря 1941 года, изданной неделю спустя после директивы Главпура, отмечалось:
«...В войсковом и армейском тылу не организован сбор и похороны трупов убитых, несмотря на ряд указаний по этому вопросу...
Обязать командиров соединений организовать сбор и погребение трупов в войсковом районе...»1 379.
В директиве также были определены задачи по устранению безответственного отношения командиров и комиссаров к погребению убитых красноармейцев, командиров и политработников. Но и после этого во многих соединениях продолжали неудовлетворительно относиться к погребению погибших воинов. Так, начальник тыла 5-й армии полковник В.Ф. Степин в своем приказе отмечал: «.. .На участках 336, 329 сд и 60 сб трупы бойцов, убитых с начала наступления до 19 декабря погребены не были и лежат в поле вблизи населенных пунктов у самых дорог. Командиры и комиссары не оценили поли