Для Тима Леббона
Ты принесешь бурбон, а я припасу кресло во дворе.
Cheers and chairs, logger and lager.
СЛОВА БЛАГОДАРНОСТИ
Благодарю Анну Хэйворд, Криса Ентерлайна, Мэтта Хэйворда, Мэри Сан-Джиованни, Кассандру Бёрнам, Вильяма Уола, Неда Сенфта и моих сыновей. Спасибо первым читателям, редакторам и издателям предыдущих изданий, а также Полтергейст Пресс за новую публикацию этого романа.
ОТ АВТОРА
Хотя многие места Центральной Пенсильвании, указанные в этом романе, существуют на самом деле, я позволил себе некоторые вольности и сдобрил их вымыслом. Поэтому, если вы окажетесь в этих местах, не спешите в лес или лощину. Вы их не узнаете, а если пойдете искать, можете услыхать пастушью флейту и закончить пляской в отсветах костра...
Смотрю как струится порочность твоя
Сквозь чащу лесную, корявость ствола,
И дерева душу, и дух естества.
Я — твой любовник, и я — твой слуга,
Я — злато, я — бог, защищаю стада…
Стальные копыта по скалам бегут,
Сквозь солнцеворот в равноденственный блуд.
Беснуюсь, насилую, рву, раздираю
Под солнцем весь мир. Без конца и без краю…
Алистер Кроули
«Гимн Пану»
1
В первый день весны мы с Большим Стивом увидели, как Шелли Карпентер делает минет волосатому мужику.
Зима выдалась тяжелой. Я написал две книги за пять месяцев. Не советую так поступать, если только вас не припрет. Слишком большое давление. Продажи моего первого романа «Суть вопроса» удивили критиков, издательство и даже меня. Неожиданно для детективной истории малоизвестного писателя. К тому же без раскрутки, если не считать одноразового рекламного объявления на четверть страницы в журнале. Издательства не тратятся, если ты не автор бестселлера.
Воодушевленный успехом я уволился — только лишь для того, чтобы узнать, что следующий авторский гонорар получу как минимум через год. А мы уже растратили аванс: на ипотеку, платежи по кредитным картам, машинам, новую мебель в гостиную для моей жены Тары и новый ноутбук для меня. К тому же я оплачивал авторские туры из своего кармана. Почему не издательство? Потому что я не такой уж знаменитый автор.
Если бы у меня был агент, может, он бы и объяснил мне схему выплаты гонораров. Может быть и нет. Я рад, что у меня нет агента. Они требуют пятнадцать процентов от выручки, а я и так на мели. Пятнадцать процентов, пусть даже от маленькой выручки, все же выручка.
Я подумывал вернуться на бумажную фабрику в Спринг Гров на пару дней в неделю, но подсчитал, что если я просто продолжу писать, то заработаю примерно столько же, сколько и на фабрике, поэтому решил делать то, что люблю.
Тара продолжила работать, настояв на том, что будет оплачивать счета, пока я пишу. К тому же ее работа обеспечивала нас медицинской страховкой. И всё же мы бы не выжили только на одну зарплату. Так что задаток за две книги помог нам пережить зиму. Почему я советую избегать подобных ситуаций? Несмотря на внушительную предоплату, я не вылезал из-за стола все пять месяцев, а хуже всего то, что это были не те истории, которые я хотел писать. Они не говорили со мной, не увлекали меня и не удивляли.
Но нам нужны были деньги. Некоторые зовут это литературным рабством. Я — необходимостью. Мной овладело напряжение. Я снова начал курить — по две пачки в день — и без остановки пил кофе. Я вставал в пять утра, совершал променад от кровати до кофейника и компьютера, садился писать. Я работал над первой книгой до обеда, делал перерыв и принимался за работу над второй книгой до позднего вечера. После занимался деловой стороной: читал контракты, отвечал на письма фанатов, проверял свою ленту, давал интервью — всем тем, что идет в ногу с писательством, но не включает в себя работу с текстом — и шел в кровать около полуночи. Следующий день был неотличим от предыдущего. И так неделя за неделей. Чарующая жизнь писателя.
Если бы не Большой Стив, я бы сошел с ума. Тара взяла его из приюта для животных, чтобы он составлял мне компанию. Большой Стив был дворняжкой смешанной породы. Немного от бигля, что-то от ротвейлера, частично черный лабрадор и стопроцентный трус. Несмотря на внушительные размеры и зычный лай, Большой Стив боялся даже собственной тени. Он убегал от бабочек и белок, пускался наутек от птиц и листьев, которые гонял ветер, и сжимался в комочек, когда приходил почтальон. Когда Тара в первый раз привела его домой, он на полдня забился в угол кухни и трясся от страха. Он быстро привык к нам, но боялся всего остального, хотя старался этого не показывать. Когда кто-нибудь — не важно, кто — сурок или Сет Фергюсон, мальчонка с соседней улицы — вдруг оказывались на нашем участке, в нем просыпался ротвейлер. Он всего лишь лаял и никогда не кусался, но грабитель, я хочу в это верить, испугался бы.
Большой Стив стал моим лучшим другом. Он слушал, когда я вслух читал свои рукописи. Он лежал на диване и смотрел со мной телевизор, когда я делал перерыв в работе. Нам нравились одинаковое пиво и одинаковая еда — Большой Стив не был поклонником собачьих кормов, он предпочитал сочный кусок мяса или кусок пиццы с тянущимся сыром. Самое важное — Большой Стив точно знал когда меня нужно оттащить от компьютера. Так начались наши ежедневные прогулки, и теперь они стали частью нашего расписания. Два раза в день: на рассвете, когда Тара уходила на работу, и на закате, перед тем, как я начинал готовить ужин к ее приходу с работы. Моя жена ездила в Балтимор каждый день, и минуты сразу после ее ухода, или прямо перед ее возвращением были полны пустоты. Большой Стив чувствовал это и вытаскивал меня на улицу, уводя из внезапно опустевшего дома.
Что возвращает нас к Шелли Карпентер и волосатому мужику.
В понедельник, в первый день весны, когда Тара ушла на работу, Большой Стив встал у двери и гавкнул один раз — коротко и ясно.
«Вот, я стою у двери и лаю. Мне нужно пописать».
— Готов идти на улицу? — спросил я.
Он вильнул хвостом, уши встали торчком,большие коричневые глаза заблестели от волнения. Ему немного нужно было для счастья.
Я пристегнул поводок к ошейнику: несмотря на то, что он боялся всего, что движется, иной раз в нем просыпался бигль, а с ним и любовь к лесу, желание идти по чьему-то следу и не возвращаться домой до ночи. Мы вышли на улицу. Солнце светило и приятно грело лицо. Тепло было не по сезону, почти как летом. Мы с Тарой посадили куст сирени в прошлом году и теперь он цвел, распространяя сладкий и ароматный запах. Птицы щебетали, прыгая по веткам большого дуба на заднем дворе. По краю крыши гаража пробежала белка и щелкнула зубами в сторону Большого Стива. Пес съежился.
Долгая холодная зима пришла и ушла, и я каким-то образом сумел не только пережить ее, но и закончить две рукописи: «Холодный как лед» и «Когда идет дождь». Теперь я наконец-то мог сосредоточиться на книге, которую хотел написать, нечто, непохожее на детективное чтиво. Что-то большое, с достаточным потенциалом, чтобы меня по настоящему заметили, может, роман о Гражданской войне. Мне было хорошо. Первый раз за эти месяцы. Возможно, из-за погоды. Ведь наступила весна — пора перерождения, обновления: время, когда природа сообщает всему животному царству, что пора делать детишек. Пора секса и счастья.
Большой Стив отпраздновал приход весны, облегчившись на куст сирени, на дверь гаража, на пешеходную дорожку и два раза на дуб, чем еще больше разозлил белку. Ветви дуба тряслись от негодования, когда белка выражала свое недовольство. Большой Стив гавкнул в ответ, но только после того, как спрятался за меня.
Наш дом стоял между Мэйн-стрит и узкой задней аллеей, которая отделяла нас от Дома Пожарников. Он примыкал к пустой зеленой площадке и общественному парку, где были качели, лазалки и глубокие кучи мульчи, чтобы дети не поцарапали коленки при съезде с горок. За игровой площадкой находился лес — примерно тридцать квадратных миль охраняемой лесной территории Пенсильвании, размеченной таким образом, чтобы фермеры и риэлторы не смогли ее вырубить. Со всех сторон лес окружали города. Наш город, Севен Вэллис, Нью Фрид, Спринг Гров и Нью Салем. Во всех городах есть видеопрокаты и продуктовые магазины (в нашем даже есть «Уолмарт»), но об этом невозможно догадаться, блуждая в густых зарослях. Когда идешь сквозь чащу, как будто попадаешь в стародавние времена, когда Пенсильванию населяли индейцы саскуэханны, а немцев, амишей и квакеров еще и в помине не было. В центре, в темном сердце леса, находилась Лощина Ле Хорна, источник мрачных легенд и жутких историй про призраков в центральной Пенсильвании. В каждой области есть такое место, и лощина Ле Хорна была нашим.
Как-то раз меня навестил друг — художник из Калифорнии. Мы с Тарой взяли его на прогулку в лес и зашли всего на полмили вглубь, как он сказал кое-что, крепко засевшее у меня в голове. Он сказал, что наш лес какой-то другой. Я тогда только хмыкнул и напомнил ему, что в его штате тоже есть величественные леса — мы с Тарой провели там часть медового месяца, гуляя по побережью под секвойями, и с тех пор мне всегда хотелось там жить, — но он продолжал настаивать, что наш маленький кусочек леса был особенным.
Он сказал, что наш лес ощущался «первобытным».
После того как Большой Стив закончил метить двор, он потянул меня в сторону аллеи: уши торчком, язык многообещающе болтается в предвкушении.
— Хочешь пойти в лес? Погонять зайчиков?
Он с восторгом вильнул хвостом и склонил голову набок.
— Ну давай, пошли — ухмыльнулся я. Его настрой заражал. На душе было легко и приятно.
Он уткнулся носом в землю и повел меня вперед. Шелли Карпентер догнала нас, когда мы достигли края аллеи. Она бегала каждый день. Ее рыжие волосы подпрыгивали в такт движениям. Я не был близко знаком с Шелли, обычно мы перекидывались парой слов, если встречались в парке.