Она вытерла нос рукавом блузки.
— Просто каждый раз, когда мы пытаемся, я думаю о выкидыше. Мне страшно пробовать снова.
— Всё хорошо, — сказал я. — Я понимаю. Помнишь, что сказал психолог? Это нормально.
— Но не так же долго. Я беспокоюсь.
— О чем?
— Обо всём. Что ты пойдешь на сторону. Найдешь другую женщину, заведешь роман с одной из поклонниц или с другой писательницей, возможно, на одном из этих собраний или в туре. Я беспокоюсь, что ты оставишь меня, потому что я не могу дать тебе ребенка и потому что мы больше не занимаемся сексом.
— Тара… — я не знал, что сказать.
— Может быть, это глупо, я знаю. Но мне страшно.
Я мягко взял ее лицо в свои ладони.
— Послушай меня. Я никуда не исчезну. Я люблю тебя. Я никогда не изменю тебе и не променяю на другую женщину. Ты должна это знать.
— Я знаю. Прости. Я просто устала чувствовать себя плохо. Я хочу двигаться дальше, но просто не в силах этого сделать.
— Всё хорошо, — повторил я. — Мы справимся. Вместе. Обещаю.
Мы долго сидели обнявшись, я шептал ей на ухо ласковые слова, гладил по голове, вытирал слезы и успокаивал. Когда ей стало лучше, Тара поднялась наверх переодеться, а я разогрел вчерашний мясной рулет. Мы поужинали, а затем смотрели телевизор и играли в видеоигры. Мы больше не говорили о выкидышах, нашей сексуальной жизни — о чем-либо тревожном вообще. Мы притворились, что в нашей жизни всё хорошо.
Перед сном я вышел с Большим Стивом. Мы пропустили его обычную вечернюю прогулку, потому что я пил пиво и слушал соседские россказни о привидениях.
В небе висел месяц, звезды казались холодными и далекими. С верхушки дуба было слышно уханье ушастой совы. Из квартиры Кори доносились басы песни Wu Tang Clan и звуки визжащих шин и выстрелов. У Клиффа свет был выключен. Я в очередной раз удивился тому, что он может спать, не обращая внимания на шумного соседа.
Большой Стив медленно вел меня к переулку. Когда мы дошли, он остановился и впился взглядом в черные очертания леса. Хвост спрятался между ног.
Я потрепал его по голове.
— Всё в порядке, дружище.
Большой Стив даже не шелохнулся. Я дотронулся до него кончиками пальцев — его тело будто окаменело.
Проследив за его взглядом, я посмотрел на лес. Несмотря на сияние фонарей на автостоянке Дома Пожарников, линия деревьев оставалась слишком темной. Я вгляделся в эту непроницаемую тьму, и вдруг меня охватил страх. Большой Стив зарычал на что-то, чего я не видел.
События этого утра вновь завертелись в голове. Я пытался убедить себя, что просто видел Шелли с бойфрендом. Но в глубине души я в это не верил. Поежившись я развернулся и посмотрел на свой дом. На втором этаже, в спальне, горел свет. Он был теплым и буквально излучал безопасность.
— Пошли, приятель. Пойдем баиньки.
Он бросил последний взгляд на лес, а затем потрусил рядом со мной, помахивая хвостом и обнюхивая землю так, как будто всё было нормально. Мы зашли в дом. Я выключил свет и свернулся клубочком рядом с Тарой. Большой Стив лежал между нами, повернув голову к двери спальни, охраняя нас. Он заснул, и я последовал его примеру.
Это была последняя по-настоящему хорошая ночь, которую я помню.
5
Во вторник утром я отчаянно притворялся, что накануне не произошло ничего необычного. Доселе незнакомая часть мозга настойчиво убеждала меня, что нужно просто сказать: «Всё в порядке!» — и так оно и будет. Тара уехала на работу, а я как обычно вывел Большого Стива на утреннюю прогулку. В то утро Шелли не бежала по переулку, но я решил, что это не повод беспокоиться. Мало ли почему ее не было? Миллион причин! Может быть, она заболела, или уже закончила, или еще не начала пробежку. Я больше не думал об увиденном. Тоже мне, большое дело. Шелли Карпентер нравится развратный секс и парни в козьих костюмах. И что? Не мое дело.
Несколько лет назад наш городок попал в список журнала Форбс «200 самых приятных городов для жизни с населением меньше десяти тысяч». Тогда я шутил, что это из-за «Уолмарта», но на самом деле тому было много других причин.
У нас очень удобный выезд на 83-ю автомагистраль и хорошие дороги до Йорка, Балтимора, Харрисбурга и Филадельфии, к тому же мы расположены совсем недалеко от Вашингтона и Нью-Йорка. Налоги на недвижимость низкие, а жилье по-прежнему доступное. Хорошие школы с учителями, которым не всё равно, чертовски много развлечений для взрослых и детей: Львиный клуб, Масонская ложа, Рыцари Колумба, ежегодный карнавал Пожарников-добровольцев (он проходит на пустом участке прямо напротив нашего дома) и, конечно, исторический центр — настоящая ловушка для туристов и их кошельков. Город изобилует церквями: баптисты, лютеране, свидетели, методисты, католики, епископалы и еврейская синагога. Наши жители любят Господа во всех его ипостасях и отвергают всё нечестивое (к этой категории, по мнению некоторых горожан, относится и один в меру известный местный писатель). Пуританские настроения сделали наш город «сухим»: никаких баров, таверн или магазинов со спиртным. В продуктовом нельзя купить даже пива или вина, так что, если хочется чего-нибудь горячительного, приходится ездить в Йорк или Мэриленд. Лицензий на выпивку в местных кафе и ресторанах тоже нет. Ни в одном. Чтобы выпить в пятницу вечером, нужно ехать к самой границе штата, в гриль-бар «Мэриленд Лэйн». Азартные игры тоже запрещены, кроме разве что государственных лотерейных билетов, продающихся в местных магазинах, не говоря уже про курение в общественных местах и домашних животных без поводка. Стоит ли говорить, что скейтбордисты для местных — почти что сатанисты.
Возможно, именно поэтому в нашем городке такой низкий уровень преступности (он вообще был бы равен нулю, если бы не Сет Фергюсон и некоторые другие несовершеннолетние нарушители). Хотя втайне я подозреваю, что настоящая причина того, что у нас так мало серьезных проблем, — развратность жителей городка. Мы чтим большую часть десяти заповедей, но частенько посматриваем на жен своих ближних. Каждую неделю, когда мы собирались на заднем дворе, Мерл и Клифф сплетничали о том, кто кому изменял, чей муженек был замечен в «Мэриленд Лэйн» с чужой женой, которая разводилась или собиралась разводиться, кого заметили вылезающим из окна не своей спальни, кто с кем переспал и что они собирались с этим делать. Горожане любили Господа, но еще больше они любили трахаться. Почему Шелли Карпентер должна быть другой? Она вряд ли была единственным человеком в этом городе, кому нравилось, когда на них мочились мужики в козьих костюмах.
Я постарался выбросить похабные мысли из головы и сосредоточиться на погоде. Стоял еще один прекрасный день. Пес бродил, где хотел, обнюхивал деревья и кусты, метил территорию смело и свободно. Мне не хотелось возвращаться домой и приниматься за работу. Вместо этого, закрыв глаза, я слушал пение птиц и нежился на солнышке.
Мы пересекли поле и обошли парк. Когда мы подошли к лесу, Большой Стив остановился. Желания снова его посетить не было ни у меня, ни у него.
Неожиданно теплый ветерок взъерошил мне волосы и качнул деревья из стороны в сторону. Они будто подзывали нас.
Пес приподнял ногу, прыснул пару раз, затем развернулся и направился обратно к дому.
— Закончил?
Он утвердительно помахал хвостом и запыхтел. Мы пошли в сторону дома. У меня сложилось впечатление, что Большой Стив тоже притворялся, что вчера ничего не случилось.
Я сварил кофе, вытащил из морозильника гамбургеры, загрузил и включил стиральную машину, сел за стол. Прошел через свой ежедневный подготовительный ритуал и помолился богам письма о появлении музы. И муза явилась. Мне удалось позабыть о событиях в лесу, творческий кризис пропал, а на смену ему пришло непреодолимое желание писать. Для писателя это лучшее чувство в мире, и я отдался ему, сидя за компьютером и колотя по клавиатуре до полудня. Я не мог не писать. Я был так очарован историей о двух братьях, один из которых сражался за Север, а другой — за Юг, что даже не встал разогреть остывший кофе. Я прерывался, только чтобы прикурить сигарету, и даже это делал на автопилоте.
Большой Стив сначала сгрыз ежедневную косточку, потом заснул у моих ног. Иногда он тихонько рычал и его лапы дергались, как будто во сне он преследовал кроликов.
По крайней мере, я решил, что ему снились кролики.
Примерно около часа дня напряжение в мочевом пузыре достигло апогея. Довольный проделанной работой, я сохранил документ и пошел облегчиться. Удовлетворенный тем, что написал довольно много для одного дня, я положил чистое белье в сушилку, сходил к Лесли за ежедневной дозой никотина и докосил остальную часть лужайки, купаясь в той же не по сезону теплой погоде. Чувствовать дрожь газонокосилки в руках было приятно. Мотор ревел и звучал совсем не так, как флейта Пана.
Закончив косить, я вывел Большого Стива на улицу и посадил на цепь. Потихоньку сгреб траву в холмики и сложил их на кучу мульчи. Я собирался использовать ее как удобрение где-то через месяц или около того, в сезон посадки томатов, огурцов, сладкого горошка, петрушки и лука.
Большой Стив залаял, и я обернулся, чтобы посмотреть, что его беспокоит. Мимо нашего дома шла молодая мать с коляской. Она остановилась, услышав собаку, но как только увидела, как пес съежился позади меня, заметно расслабилась. Женщина помахала рукой, и я помахал в ответ. Она посмотрела поверх коляски, улыбнулась и начала агукать со своим малышом.
Внезапно меня охватил гнев. Это могли бы быть моя жена и ребенок. Должны были быть. Я закрыл глаза и представил Тару, толкающую перед собой коляску, воркующую над нашим малышом. Представил детский смех, блеск в глазах и румянец на щечках. Мне захотелось накричать на женщину. Как она смеет гулять со своим ребенком около моего чертового дома?! Разве она не знает, что с нами произошло?! Разве она не знает, что мы потеряли ребенка?! Я не впервые чувствовал эту необоснованную ярость, но с тех пор прошло много времени, и сила эмоций ошеломила меня.