И ледяной сквознячок пробежал откуда-то, шевельнул его волосы. Высик оглянулся, потом опять повернулся к зеркалу, увидел лишь свое собственное отражение, пригладил волосы рукой. И тут его отражение начало мутнеть, расплываться, и вместо лица Высика возникло лицо Кирзача.
Кирзач и Высик со злобой глядели друг на друга.
И Высик проснулся.
Наскоро позавтракав, он первым делом прогулялся к Семенихину.
— Больше никаких вестей от Кирзача? — осведомился Высик.
— А?.. — Семенихин запнулся. Он, видно, хотел спросить: «А откуда вы знаете, что Кирзач голос подавал?» — потом сообразил, что к чему.
— Дурак ты, — сказал Высик. — Кирзач совсем спятил, он убивает всех, встречающихся на пути, в том числе и тех, кто ему приют дает. Он убил старого вора, держателя общака, и общак забрал, теперь весь блатной мир за ним охотится. Не дошло еще об этом до тебя, по блатной почте?
— Нет… — промямлил Семенихин. — Не дошло.
— Так теперь имей в виду. Твоя жизнь на волоске висит. И будет висеть на волоске до завтрашнего дня.
— Почему до завтрашнего?..
— Потому что завтра я с Кирзачом покончу. Не без твоей помощи.
— Но если он у меня появится…
— Да, тебе хана. Вот и сделай так, чтобы он появился в твое отсутствие. Ключи от дома ему оставь, где-нибудь под крылечком, ну, так, чтобы он догадался — или, может, насчет ключей у вас с давних времен условлено? — жратвы ему оставь, то да се…
— Но вы ж… Вы ж не в моем доме его убьете? Мне потом…
— За это не волнуйся. Все, что от тебя требуется: записку ему чиркнуть. Мол, дорогой Кирзач, должен уехать на три дня, но, зная, что в любой момент ты объявиться можешь, оставляю тебе дом в полном порядке. Только сиди тихо, будто в доме никого нет, вокруг так и рыскают, тебя вынюхивают, меня уже два раза трясли, не знаю ли я чего. И добавь: если без меня уходить из района вздумаешь, то держись дороги от железнодорожного переезда к «Красному химику». Там милиция меньше всего проверяет, считая, что по этой дороге тебе нет никакого смысла уходить. Приблизительно так. Ну, своим языком изложишь, с такими деталями, чтобы Кирзач все съел.
— Понимаю… — протянул Семенихин.
— Может, понимаешь. А может, нет. В общем, катай записку и смывайся куда-нибудь подальше. Родственников навестить, или, там… Или оставайся. Так и быть, за государственный счет похороним.
— Шуточки у вас…
— Это не шуточки. Это, Семенихин, горькая правда жизни.
Разделавшись с Семенихиным, Высик направился в отделение.
Там его настиг звонок от полковника Переводова.
— Опять ушел Кирзач, — сообщил полковник. — Чудом от нас улизнул. Так что теперь держи ухо востро. Вдруг и впрямь в твоем районе нарисуется, счеты с тобой свести. Тем более, что завтра Марк Бернес…
— Знаю, — ответил Высик. — Меня другое интересует. Откуда Кирзач может знать, что именно завтра, двадцать пятого августа, Марк Бернес будет академика Петренко?
— Так об этом же в газетах писали, — сообщил полковник. — Месяца два-три назад. У Петренко юбилей приближается, шестьдесят лет. Вот он и рассказывал, в «Труде» и в «Комсомолке» это прошло, что в сам день рождения он хочет быть только на даче, среди ближайших друзей, а уж все официальные торжества, банкеты, прием в Кремле и получение ордена — это потом, в последующие дни. И сказал он эту фразу: «Может, и Марк Бернес подъедет…» Сам понимаешь, воры тоже газеты читают.
Итак, изложил полковник то, что скрывал от Высика. Выходит, напряжение наверху достигло высшего предела.
— Словом, им известно время и место, — подытожил Высик. — Тогда, тем более, завтра надо Кирзача ждать.
— Силенок подкинуть? — это был не вопрос, это был приказ, поданный в форме вопроса, и Высик отреагировал правильно.
— Обязательно. А уж рассредоточить, я их рассредоточу, с моим знанием местности. Расскажите, как Кирзач ушел?
— Значит, так дело было…
23
Кирзачу повезло несколько раз. Вначале — в Петушках, после того, как он оторвался от погони. В глухом проулке он наткнулся на местного пьяницу, спавшего блаженным сном, снял с него пиджак и надел вместо своего, порванного и окровавленного. Устроившись в укромном месте, в кустах за оврагом, он осмотрел рану и перевязал ее, перед тем, как надеть чужой пиджак. Пустяки, рана была неопасной.
Свой пиджак он закопал поглубже, переложив из него деньги и документы.
Потом он потопал в направлении Москвы, держась вдоль трассы, но на нее не выходя, пока не отмахал за придорожными деревьями километров пятнадцать. Электричка была ему заказана — на станции, небось, и легавые уже вовсю рыщут, и «свои». А уж то, что «свои» догадаются перекрыть автомобильную дорогу, если менты этого не сделают, почти наверняка можно было сказать. Уж на главном выезде из города будут дежурить, факт.
Почувствовав себя в относительной безопасности, Кирзач вышел на дорогу и стал голосовать. Тормознул водитель потрепанного грузовика.
— Куда, браток?
— До Орехово-Зуева.
Напрямую до Москвы Кирзач просить не решился. Лучше в несколько этапов добираться, так оно надежней и спокойней.
— Садись.
Кирзач забрался на место рядом с водителем, водитель тронул машину с места, спросил, улыбаясь:
— Загудел, что ли?
«Ну да, от меня ж до сих пор перегаром несет», сообразил Кирзач. А вслух он ответил:
— Ага, поехал шурина навестить, вот и… Боюсь, моя баба меня убьет. Я-то вчера обещал вернуться, поздней электричкой, а сам, видишь, когда возвращаюсь. Проснулся, похмелился на дорожку, и вперед. Главное, все мы просадили, до копейки, даже на билет не осталось. Если б тебя не словил, то прямо не знаю…
— Бывает… — отозвался шофер. — Да добрался бы, трасса оживленная, какая-нибудь попутка обязательно бы подобрала. В Орехово-Зуево где живешь?
— Неподалеку от станции. Ты высади меня, где удобней, дальше я уж сам добегу.
— Заметано.
Так они доехали до Орехово-Зуево, болтая о пустяках, а в Орехово-Зуево Кирзач перекантовался до начала шестого вечера — часа самых переполненных электричек, когда ни у какой милиции не хватит сил и средств проверять всех пассажиров, и, в тесноте, да не в обиде, доехал до Москвы. В Москве он сошел не на вокзале, а за остановку до вокзала, на «Серпе и Молоте» — почти на окраине, по тем временам. На окраинах меньше шерстят приезжающих, чем на центральных вокзалах.
Надо было решить, где провести ночь. Имелись на примете у Кирзача четыре надежных логова, но еще неизвестно, как его в этих логовах встретят. Может, и там охотники ждут. Снимать девку не хотелось, после предыдущего прокола. Снять комнату у какой-нибудь бабульки? Тоже опасно.
В конце концов, он прибился к троим мужикам, распивавшим в укромном уголке под деревьями неподалеку от ДК «Серп и Молот».
— Мужики! Где можно водки достать? Душа горит, а все ж закрыто… Я б и две бутылки поставил, деньги есть…
— Так с-час и сделаем, отстегивай! — тут же откликнулась троица.
Буквально через полчаса они сидели на лавочке в глубине сквера, пили «сучок» и калякали за жизнь.
— А я, понимаешь, с женой поссорился, хлопнул дверью… Ну, и загулял, — объяснял Кирзач.
— Сам-то где живешь?
Кирзач прикинул, какой район назвать. «Жить» он должен не слишком далеко, не слишком близко — в окрестных кварталах, небось, мужики всех пропойц знают, можно и обжечься — и хоть основные улицы он должен знать в том месте, которое назовет.
— В Сокольниках я живу.
— В Сокольниках? Эк тебя занесло. Еще домой добираться…
— Не поеду я домой, — буркнул Кирзач. — Пусть знает, стерва.
— На улице ночевать будешь?
— Может, и на улице.
— Пошли лучше ко мне, — предложил один из мужиков. — Я один живу. Заодно и добавим, в культурных условиях. Только тихо надо, чтобы соседи не возгудели.
— Я тихий, — заверил Кирзач.
Преувеличенно пьяным жестом он достал деньги.
— Еще две бутыли добудешь? Хватит нам до утра?
— Хватит! — откликнулся обрадованный мужик. И протянул руку. — Меня Гришей зовут, Семыкиным.
Второй собутыльник Кирзача оказался Мишей, а третий — Колей.
— Иван, — представился Кирзач. — Денисов.
— Вот и отлично, Ваня. Пошли!
Гриша смотался куда-то — к «торговцу», как он объяснил; понимай, к какому-нибудь старику-инвалиду, который днем берет водку по цене государственной, а ночью отпускает по «ночной» цене, тем и живет — и вернулся с еще двумя бутылками. Одну на лавочке ополовинили, и Миша с Колей отделились, по домам побрели: мол, хоть и жалко компанию рушить, но поздно уже, лишних скандалов от супружниц им не надо. А Гриша и Кирзач прошли к одному из соседних домов, поднялись на пятый этаж, Гриша тихо отпер дверь и тихо провел Кирзача в свою комнату.
Почти до утра они просидели, и только с первыми бледными лучами рассвета завалились спать. Гриша, как выяснилось, работает грузчиком на Курском вокзале, на товарном его отделении, и у него как раз сутки свободные, поэтому за то, чтобы опоздать на работу, он не беспокоился.
Разбудил он Кирзача во втором часу дня, предложил горячего чаю — с кипящим чайником с кухни явился, стал стаканами и ложками бренчать, Кирзач и проснулся.
— Слышь, Ваня, — сказал Гриша. — Может, ханки прикупить на опохмел? Да и пожрать не мешало бы.
Кирзач вытащил деньги.
— Сбегаешь, а? Меня ломает, головы поднять не могу…
— Оно и понятно. Да я быстро слетаю.
Гриша исчез, а Кирзач, вытянувшись на бугристом диванчике и положив руки под голову, стал прикидывать, как быть дальше.
От Гриши к вечеру сваливать надо, это ясно. Если он еще задержится, это может показаться подозрительным. Ладно, еще одни сутки он выиграл. Куда дальше? В дом, где живет Марк Бернес — и попробовать проникнуть к нему, с удостоверением электрика. Рисково, конечно, но может сработать. Почему бы не сработать? Или, все же, ждать того шанса, двадцать пятого августа, лучшего шанса, о котором они говорили?.. Тогда надо вообще из Москвы слинять. Отсидеться где-то в ближнем Подмосковье, в порядок привестись… Больше ему пить нельзя, он должен быть в форме. А до этого… до этого пистолет забрать надо. Но на той хазе, где для него пистолет приготовлен, тоже может засада торчать. Могли, могли Уральский, Волнорез и Губан и эту хазу сдать, предъяву получив. А если и не сдали, то сложно ли догадаться, к какому «оружейнику» Кирзач пойдет… Тут надо все продумать, обидно будет влипнуть в последний момент…