Главное, не нарваться на охранника, который Гришу в лицо знает. Но и тут можно начать чушь плести: мол, запил дружбан, отдал свои документы, чтобы ему прогул не засчитали, обещал плату за эту смену мне отдать… Если изобразить заплетающимся языком, то охранник уши развесит, а всего-то и надо одну секунду, чтобы охранника обезоружить да в укромное место тело пристроить, под вагон куда-нибудь или у глухой стены, куда дай Бог раз в ночь кто-нибудь отлить забежит…
Чем больше думал Кирзач, тем больше ему этот план нравился — своей рисковостью, тем нравился, что несколько раз надо по ниточке над пропастью пройти, не сорвавшись. Зато если вся игра сложится — а он чувствовал, что сложится, вон, какой фарт ему идет, даже любой облом не в облом — какой он банк сорвет!..
Решено — повыкачивать из Гриши побольше подробностей о его работе, где там, что и как, с какой стороны линейные кучкуются, а с какой стороны всего лишь один линейный дежурит, поодаль от остальных, и, если по Гришиным ответам он почует, что все складывается, то…
Он услышал, как отпирают входную дверь. Гриша с водкой возвращается, сонно подумал он. Но это был не Гриша.
— Проходите, товарищ участковый, проходите, — услышал он женский голос. — Хорошо, что я вас у подъезда встретила, а то бы, небось, и не попали, никого, наверно, нет еще, кроме Гришки-пьяницы, а его не добудишься…
Кирзач напрягся. Сигнал тревоги загудел в его башке во всю мощь.
И здесь везение Кирзачу не изменило. Представляй участковый хоть немного получше, с кем ему предстоит иметь дело, он бы не сунулся в квартиру. А так, он решил сам пожать все лавры. Хотя, услышав, довольно случайно, от Коли, одного из вчерашних собутыльников Кирзача, что пили они с человеком по фамилии Денисов, и что этот Денисов у Гришки Семыкина, который грузчик, остался ночевать, он первым делом заглянул в отделение и отправил донесение, что на его участке один подозрительный Денисов имеется. Потом еще раз поглядел ориентировку, прочитал, что, возможно, под этим именем скрывается особо опасный беглый преступник-рецидивист, и решил: чем черт не шутит… МУР и опоздать может, у них, небось, сообщений о подозрительных Денисовых навалом, а «особо опасный» может означать лишь то, что он три срока за кражи отмотал, и смылся где-нибудь на пересылке, получив четвертый, не скрутит он такого «опасного», что ли. Про то, что это — Кирзач, превратившийся во взбесившегося зверя и подписавшийся Марка Бернеса убить, простым сотрудникам милиции не сообщалось, чтобы лишней паники не пошло.
Надо сказать, что полковник Переводов отреагировал сразу же, а когда узнал, из звонка в отделение, что участковый уже сам отправился рецидивиста брать, велел опергруппе вовсю спешить. Не то этот кретин и сам голову сложит, и Кирзача еще больше разъярит.
А Кирзач отвернулся лицом к стене и захрапел самым пьяным храпом. Когда в дверь комнаты постучали, он ответил не сразу и заикаясь:
— В-войдите…
Участковый вошел. Кирзач поднял голову, поглядел на участкового мутным взглядом, опять уронил голову на подушку. Участковый пересек комнату, потряс Кирзача за плечо.
— Ваши документы, гражданин.
— Д-документики?.. — отозвался Кирзач. — Сейчас… покажем, гражданин начальник. В полном порядке мои документики…
Он почти пополз к своему пиджаку, висящему на спинке стула. Участковый наблюдал за ним расслабясь, с пренебрежительной улыбкой. А зря. Оказавшись вплотную к участковому, Кирзач взвился стальной пружиной, схватил почти допитую бутылку водки, обрушил ее на голову участкового, и, пока участковый падал, успел вытащить у него из кобуры пистолет.
Истошно завизжала женщина, которая из коридора подглядывала. Кирзач навел пистолет на нее.
— Молчи, сука! Убью!
Женщина замолкла, шарахнулась в сторону. Кирзач, схватив пиджак, метнулся к выходу. Сбегая по лестницам, он на ходу надел пиджак, застегнул, спрятал пистолет за пазуху.
Вылетев из подъезда, он заставил себя до выхода из двора пройти не спеша, и лишь на улице прибавил шагу. Затерявшись среди прохожих, он видел, как прокатили мимо него две милицейские машины и завернули во двор. И Кирзач порадовался, что не стал медлить ради удовольствия убить участкового. Потеря тех секунд, что он затратил бы, расстреливая его, стала бы для него гибельной.
Да, участковому тоже повезло. Он отделался раскроенной головой, если не считать крупных служебных неприятностей, которые на него потом обрушились, за грубое нарушение служебной дисциплины, ротозейство и утрату табельного оружия. Но, главное, жив остался.
А Кирзач, растворившись в московских улицах, не отказал себе в еще одном удовольствии. Из ближайшего телефона-автомата он позвонил «оружейнику», который должен был снабдить его стволом.
— Слушаю, — сказал голос с легким татарским акцентом.
— Это Кирзач.
— Кирзач? Где ты? Давно тебя ждем.
— Скоро буду.
И Кирзач повесил трубку.
«Ждем». Выходит, он не один? Что эта оговорка значит? Иногда человек говорит «ждем» и когда он один, особенно все эти восточные люди.
Нет, он не один. Кирзача ждет засада.
Что ж, пусть ждет. Они его сразу убивать не будут, они захотят нечто вроде суда воровской чести устроить. К тому же, им неизвестно, что у него уже есть ствол, они будут считать его безоружным и относиться к нему соответственно.
И Кирзач отправился по адресу, заученному наизусть.
Переться пришлось до станции «Моссельмаш», а там еще разыскивать небольшой домик, стоявший на отшибе. Кирзач постоянно держал руку за пазухой — ведь любой милицейский патруль мог его опознать и остановить, и тогда отстреливаться пришлось бы немедленно. Но обошлось. Правда, когда он добрался до двери нужного дома, он был весь в поту.
Кирзач постучал, дверь открыл коренастый татарин.
— Кирзач? Заходи, дорогой.
Кирзач следом за хозяином прошел в комнату, где сидели трое. Одного Кирзач знал: Балабол, крутой бандюга, которому и самые авторитетные воры побаивались перечить. Вот, значит, каких людей отрядили на отлов Кирзача. Двое других были Кирзачу неизвестны.
Балабол встал, с медвежьей своей тяжеловесностью.
— Здорово, Кирзач…
Кирзач не дал ему договорить. Выхватив пистолет, он в секунду перестрелял всех четырех. Последним пулю получил татарин — как самый неопасный из всех.
Потом Кирзач обыскал трупы.
Стволы были у всех трех. Кирзач выбрал тот, что получше, добавил к своему милицейскому. Из двух других вынул патроны, ссыпал в карман. Теперь он был экипирован, что надо.
Обыскав дом, он нашел еще три коробки с патронами.
Потом он обшарил трупы на предмет документов. При Балаболе документов не было. Но это ничего. Больше всего Кирзача интересовали документы одного из неизвестных, малость похожего на Кирзача. Учитывая качество и размер фотографий в паспорте, вполне можно было бы воспользоваться.
Да, фотография оказалась подходящей — не очень четкой, и вполне могла сойти за фотографию самого Кирзача, сделанную несколько лет назад.
Звали неизвестного Василий Викторович Пушков. Год рождения — тысяча девятьсот девятнадцатый. Сойдет.
Имя Кирзачу ничего не говорило.
Теперь, с паспортом, к которому никакая милиция не придерется, он спокойно выберется из Москвы. Да он уже на окраине, всего-то осталось на электричку сесть и совсем исчезнуть в Подмосковье. У него есть двое суток, чтобы прийти в себя. В какой-нибудь деревне комнату у бабули снимет. Больше ни капли алкоголя, зато — побольше мяса. И отоспаться, нервы в порядок утрясти. Он все успеет, все сделает…
24
…- Вот так, — закончил полковник. — Трупы не сразу обнаружили и, в итоге, только через сутки экспертиза установила, что четверо в доме Файзулина были убиты из пистолета участкового инспектора Коврова, — Высик кивнул сам себе: все милицейское оружие отстреляно и занесено в картотеки, поэтому милицейский «ствол» быстро определишь. — То есть, Кирзач перебил засаду и ушел. Самого Балабола положил, не шутка. Теперь он, понимай, вооружен до зубов. И отлеживаться может где угодно. У одного из убитых, немного похожего на Кирзача, не было при себе паспорта. Тут мы с ворами договорились, скинули они нам информацию. Беспаспортным оказался некий Василий Викторович Пушков, девятнадцатого года рождения, в блатном мире — Волчок. Поэтому рассылаем ориентировки не только на Денисова, но и на Пушкова, ты тоже вот-вот получишь. Воры рвут и мечут, мечтают Кирзача на куски порезать, но мы предупредили их, чтобы к тебе не совались. Столько наших людей нагоним, что воровские засады могут только все спутать и к лишним конфликтам привести. Ну, они это понимают.
— Как участковый? — поинтересовался Высик.
— В больнице валяется, скотина, в реанимации. Состояние средней тяжести. Врачи говорят, жить будет. Григория Семыкина трясем, а что толку? Нашел собутыльника, готового на свои поить, и обрадовался, и во все его сказки поверил. Ладно, пусть посидит. Может, умнее станет. Одно интересно: Кирзач подбивал Семыкина взять его с собой, в ночную смену. Тут, сам понимаешь, какие выводы напрашиваются.
— Понимаю.
— В общем, завтра я сам подъеду. Готовься принимать дорогого гостя.
— Всегда вам рад, товарищ полковник.
— Не гуди, радоваться потом будем, когда все кончится.
И полковник повесил трубку.
Высик какое-то время задумчиво сидел у телефона, потом встал, одернул китель, подошел к окну.
— Завтра, значит… — пробормотал он. — Ну-ну.
За окном тяжеленный тягач вез бетонные блоки для новой пятиэтажки. А может, для комбината бытовых услуг, который строился на месте старого кладбища — того самого, по которому Высик некогда за вурдалаком гонялся.
Странное Высиком овладело состояние. Где-то на грани между усталостью и легкостью, оно было скорей похоже на безмятежность. Так ученый удовлетворенно вздыхает и опускается в кресло, когда после многих неудачных опытов наступает череда успешных, и оправдан труд многих лет, и сделано крупное открытие… И неважно, что потом это открытие может принести смерть тысячам и десяткам тысяч людей, важен миг свершения — тот миг, когда прикасаешься к самому краешку той истины, которая навеки останется сокровенной. Ньютон сравнивал себя с мальчиком, собир