Черногорье формально являлось частью княжества Лих, но в действительности было ничейной землёй, потому что княжества Лих как такового больше не существовало. Последний законный князь Лиха умер, не оставив прямых наследников. Вдове князя какое-то время удавалось удерживать власть, но потом все же разгорелась междоусобица и предательский кинжал под ребро снял проблему наличия княгини. Самопровозглашённые князьки сменяли один другого, а княжество меж тем приходило в упадок. Междоусобица постепенно сошла на нет, но к этому времени Лих был разорён. На его земли, и на богатое рудами Черногорье в том числе, никто из соседей не претендовал – у Штольма было достаточно своих месторождений и внутренних проблем, а богатый, благополучный, золотой Гарден и вовсе мало интересовала экспансия. Лих распался на кучку самостоятельных поселений, горные выработки опустели, зато люди вроде Ивона получили огромную свободу действий. Теперь все месторождения Черногорья были к его услугам, и никакой десятины князю. Князя-то нет.
Как ни странно, Натлике тоже нравилось жить в этой глуши. Она помогала Ивону в кузне, занималась хозяйством и, если бы не тайна, которая омрачала всё её существование и вынуждала лгать мужу, она могла бы назвать себя очень счастливой.
Натлика была магом. И сколько себя помнила, скрывала это.
Когда Сила проявила себя впервые, благо, это случилось без посторонних, родители сказали маленькой Натлике, что она проклята и должна приложить все усилия, чтобы никто не узнал о проклятии. И Натлика, послушная дочь, чётко выполняла наказ родителей, ничем себя не выдавая, все время гася в себе искру магии. Искра сопротивлялась, разгораясь огнём и терзая, но воля отличала Натлику ещё с детства и она справлялась с собой.
Хуже было с тем, что она видела вокруг. Существа. По большей части они сторонились людей и не причиняли вреда, если их не трогали, но были и исключения. Однажды ей пришлось просто стоять и смотреть, как ундины утаскивали соседского мальчика, с которым она дружила, под воду. Она чувствовала, что ей достаточно приказать и они его отпустят, но не сделала ничего. Существ видят только проклятые. Приказывать существам могут только проклятые. А она проклятой быть не хотела. Даже случайно увиденная тень ящерки в огне или зависший в воздухе дух заставляли Натлику трястись от страха выдать себя. Это было ещё одной причиной того, что ей нравилось Черногорье. Здесь Существ почти не водилось, огонь был просто огнём, вода – водой, а в лесах нужно было опасаться только зверья. Удивительно, учитывая, что горы, леса и пещеры были излюбленным местом обитания Существ.
Шаги Ивона она услышала гораздо раньше, чем увидела его самого. Рванулась с места, выбежала на дорогу, так же резко остановилась, оправила одежду, волосы и уже более спокойным шагом пошла навстречу мужу, вышедшему из-за поворота.
– Ты так долго, я волновалась, – Натлика прильнула к нему.
Ивон похлопал её по спине свободной рукой, на накидке остался грязный след. Другой рукой он придерживал заплечный мешок, набитый чем-то тяжёлым.
– Да ушёл далеко. Гору почти обошёл, и там пещера. Интересная такая: насквозь гору пробивает. Я её всю прошёл и вышел вот тут, совсем рядом, – он махнул рукой в сторону гор. – Как сразу не увидел вход с этой стороны, понять не могу. Но сходил не зря, – он чуть повернулся, демонстрируя ей мешок, – я такой руды не видел никогда, вообще ни на что не похожа. Посмотрим, что из неё выплавится.
– Покажи, – Натлика потянулась к мешку.
– Успеешь ещё, – Ивон отстранился от неё. – Покорми меня лучше, голодный как зверь.
– Ой, да, конечно, пойдём скорее.
Закончив с едой, Ивон забил трубку и закурил. Табак из Тореса был дорог, но Ивон вполне мог себе его позволить. На каждой ярмарке он обязательно закупался им впрок, никогда не позволяя своим запасам истощиться. Ароматный дым окутал его, принеся с собой приятную расслабленность. Ивон затягивался, выпускал колечки дыма и наблюдал за женой, хлопочущей по дому. Их взгляды встретились, он несколько раз хлопнул по коленке, поманил Натлику к себе.
– Ох, и хорошая ты у меня баба!
Ивон по-хозяйски её ощупал, притянув к себе и не выпуская трубку изо рта.
– Иди, ложись, я сейчас приду, – он шлёпнул её по заду и расхохотался её смущённому «Ой».
Взял он её быстро, толком не раздеваясь, лишь приспустив свои штаны да задрав её сорочку. Удовлетворившись, он уткнулся в её пышную грудь и почти сразу же уснул. Натлика любовно погладила его по голове, что-то промурлыкала себе под нос и тоже провалилась в сон.
Проснулась она поздним вечером. Ивона рядом не было. Смекнув, что он в кузне, она быстро оделась и направилась туда.
Снаружи заметно похолодало, поднявшийся ветер нёс с гор снежную крупу. Луна уже взошла и была сегодня тёмно-красной. Натлику охватило смутное беспокойство.
Горячий воздух кузни пахнул ей в лицо, когда она вошла. Ивон был там. Натлика ожидала, что внезапная тревога её отпустит, когда она увидит мужа, но этого почему-то не произошло.
– О, хорошо, что ты пришла! – муж её заметил. – Как раз хотел идти за тобой. Иди, смотри, что я сделал.
Натлика двинулась к нему. У Ивона в руках была какая-то небольшая, блестящая в отсветах огня печи, вещица. Но прежде, чем Натлика подошла к нему на достаточное расстояние, чтобы рассмотреть то, что он держал в руках, её внимание привлёк кусок руды, лежащий на рабочем столе.
Чёрный камень, блестящий, нет, скорее слегка мерцающий своим собственным светом. Он, действительно, был не похож ни на что. Разве что на осколок звёздного неба. Натлика, будто заворожённая, потянулась к нему, коснулась.
Она с трудом смогла удержать крик, сдавивший её горло. Руда была полна проклятой силы. Источала её. Сама была окаменевшей силой. И она наполняла Натлику, проникая в кончики пальцев, разносясь по телу.
Каким-то нечеловеческим усилием воли Натлика отдёрнула руку. Огонь горел под её кожей, бежал по жилам, заполнял собой все её естество. Голос Ивона донёсся до неё откуда-то издалека. Сама она не могла вымолвить ни слова.
– Чего ты так уставилась-то на эту руду? Комок породы. Вот, смотри, что может сделать из этой грязи мастер!
Ивон выставил вперёд руку и на раскрытой ладони Натлика увидела изящный браслет тёмного металла.
Она с ужасом поняла, что Ивон собирается надеть его ей на руку. Немота отпустила её, но было уже поздно.
– Нет! Не надевай это на меня! Огонь! – заверещала она за мгновение до того, как браслет сомкнулся на её руке.
И – пламя, сжигавшее её все годы, потухло.
Натлика смотрела на свою руку так, будто видела её впервые. Отблески огня играли на блестящей гладкой поверхности браслета, создавая причудливые узоры. Ей вдруг стало невероятно легко, не надо было больше ничего сдерживать в себе, не надо было притворяться. Она была сейчас обычным человеком. По крайней мере, ей думалось, что обычный человек ощущает себя именно так – свободно и пусто внутри. Браслет, созданный Ивоном, снял с неё проклятие.
– Ты чего разоралась? – Ивон с недоумением смотрел на неё. – Он же не горячий, я ж в руках его сам держал.
Он ничего не понял. Натлика смотрела на него и знала – он ничего не понимает. Не понимает, что произошло, не понимает, какое чудо создал, не понимает, что освободил её. И, сотрясаемая рыданиями, она ему рассказала. Про проклятие, про Существ, про соседского мальчика и про преследовавший её все эти годы страх. Про всё.
Ивон слушал её очень внимательно, затаив дыхание и не шевелясь. Она говорила и говорила, окончательно освобождаясь, и пропустила момент, когда его лицо исказилось, став злым и неузнаваемым.
– Отродье! – услышала она и перед её глазами расцвели цветы боли.
Ивон кинулся на неё с кулаками. Он бил, бил, бил, и у неё не было возможности защититься. Он был в разы сильнее. Он наносил удары до тех пор, пока её лицо не превратилось в кровавое месиво. Натлика не могла больше даже кричать, изо рта у неё вырывались только хрипы вперемешку с кровью.
– Отродье! Тварь! Чудовище! Как ты посмела пробраться в мой дом?! – в очередной раз заорал он и поднял кузнечный молот.
И вдруг её истерзанное тело вновь заполнил огонь. Браслет лопнул, Сила вырвалась и огненным штормом пронеслась по кузне.
Натлика провалилась в темноту.
Глава девятаяЧертоги гиан
Весь мир превратился в туман.
Жемчужное марево клубилось под ногами, застилало небо, обволакивало со всех сторон. Туман был густым и осязаемым, двигаться в нем можно было только медленным мерным шагом, потому что стоило ускориться, как он сразу же становился вязким, и чем быстрее ты шёл, тем меньше продвигался вперёд.
Единственным, что позволяло не потерять направление в этом огромном облаке, была тропа, которая выделялась более плотным туманом и пульсировала мягким светом. Гианы сразу предупредили: держаться тропы и не сходить с неё ни при каких условиях. Когда Марис поинтересовался, что же случится, если всё же сойти, гиана, которую Сергос для себя обозвал старшей, просто ответила, что живым не место за тропой, и больше на расспросы Мариса не реагировала.
Сергос не мог точно сказать, сколько времени занял их переход. Пока они шли в тумане, путь казался ему бесконечно долгим, но он считал свои вдохи, чтобы как-то ориентироваться во времени, и они вышли из тумана ровно на пятьдесят пятом, то есть очень даже быстро. Впрочем, нельзя было с полной уверенностью утверждать, что он не сбился со счета. Слишком всё иллюзорно на тропе.
Перед ними снова раскинулся лес. Точнее – под ними. Когда туман рассеялся, они оказались на площадке, парящей над кронами деревьев. Под ногами была поверхность из переплетённых корней и веток, отполированная до ровного состояния и почти зеркального блеска. Площадка напоминала плот, дрейфующий по зелёному с золотыми отблесками лиственному морю. Замысловатые узоры сетью покрывали поверхность плота.
Шагах в десяти от того места, где кончилась туманная тропа, прямо на площадке сидела, подогнув по себя ноги, женщина. Она грелась в лучах солнца, блаженно прикрыв глаза и подставив лицо свету. Рассыпавшиеся по плечам длинные волосы были сплошь седыми, но лицо при этом выглядело очень молодым, она казалась не старше Альбы. Гианы пали ниц перед женщиной, из чего Сергос сделал вывод, что это не кто иная, как Матерь.