«Просто буду работать, сколько смогу. Переплавлю столько руды, сколько смогу. Сделаю столько браслетов, сколько смогу. А место это буду охранять, чтобы никто не смог воспользоваться им во зло».
Она так и сделала. И хотя она чувствовала себя неважно и с трудом вставала с постели, жар в горне не угасал. Натлика работала днём и ночью. Оставалось только явить чудесные браслеты миру. Но тут, наконец, повезло и все устроилось само собой.
Натлика, как обычно, возилась в кузне, когда во дворе кто-то появился и начал звать хозяев. Гостей она не ждала, была им не рада, и первым её желанием было затаиться и дождаться их ухода. Но они уходить никак не собирались. Более того, пока Натлика решала, прятаться или все же выйти, в кузню вошёл мужчина.
– Мы кузнеца ищем, – сообщил он оторопевшей Натлике, – видимо, это ты. Ты же Ивон?
Она сначала удивилась. С чего это её приняли за покойного мужа? А потом поняла. Плотная рубаха, кузнечный фартук, маска, в которой она по привычке продолжала работать, чтоб защитить лицо от жара и брызг раскалённого металла, хотя теперь ей уже и нечего было сохранять. Во всём этом опознать в ней женщину было непросто. Да полумрак вдобавок. И не подумает никто, что баба в кузне.
«Так, наверно, даже лучше. Так правильно».
– Да, я Ивон, – прохрипела она.
Голос не мог её выдать, потому что после того ужасного дня его у неё почти не было. Шёпот да хрипы – все звуки, которые она могла сейчас извлекать из своего горла.
– Что надо?
– Кузнец нужен. Хороший. И надёжный. Мне тебя советовали. Тиро. Ты с ним на ярмарке говорил. Помнишь такого?
– Я много с кем на ярмарках говорил, – уклонилась Натлика, – всех не упомнишь. Чем ты занимаешься?
– Это важно? Тебе какая разница, кому железки ковать. Плачу я золотом, если волнуешься.
– Ты ответь, а я разберусь.
– Поручения я разные выполняю, за которые никто не берётся. Торгую помаленьку. Иногда своим товаром, иногда чужим, – мужчина хохотнул, обнажив железные зубы.
– Я возьмусь, если договоримся о цене, – как можно увереннее заявила Натлика.
Было понятно, что перед ней лихой человек, но это было даже кстати. У неё созрел план.
– И сколько ты хочешь за десять клинков, для начала? Только не наглей, – предупредил мужчина.
– Мне не нужно твоё золото. Мне нужна услуга.
– О-о-о, бартер! Мне начинает нравиться с тобой работать! Что хочешь?
– Ты встречал проклятых?
– А то! Их же как собак развелось! Плюнешь – попадёшь в магика. И опасные, сволочи! Не люблю я их. Никто не любит. Ты-то сам не из этих? – глаза мужчины подозрительно сузились, – Чего это ты про них заговорил?
– Я дам тебе кое-что. Я хочу, чтобы каждый проклятый, которого ты встретишь, ушёл от тебя в этом
Натлика достала из кармана фартука и протянула мужчине пару браслетов.
– Что это за побрякушки? Зачем это?
– Они снимают проклятие Темноты.
– Что это значит?
– Если проклятый наденет эти браслеты, он станет обычным человеком. Проклятие сгинет и не сможет вернуться, пока браслеты будут надеты.
– То есть магик не сможет колдовать? – уточнил мужчина.
– Истинно так.
– Да не может быть! В них этой дури ты видел сколько?! Я с таким сцепился однажды. Так еле ноги унёс. Он уже лежал подыхал, пошевелиться не мог, а потом вдруг как начал огнём кидаться, я едва жив остался. И на бабу из ихних я нарывался, вспоминать даже не хочу. Что этим уродам сделают твои побрякушки?
– Просто поверь мне и возьми их. Делай с ними, что хочешь – продай, оставь где-нибудь, где их кто заберёт, подари, надень силой. Что угодно, но мир должен узнать, что от проклятия есть средство.
– А чего ты сам не пойдёшь, не продашь, не подаришь?
– Я не покидаю Черногорье.
– В смысле? Тиро тебя на ярмарке встретил!
– То было раньше, теперь не покидаю. Просто возьми их! А я возьму твой заказ.
– Ладно, так и быть, давай твои побрякушки, – подумав, сказал мужчина.
Глава тринадцатаяГорняцкая тропа
Ночью значительно похолодало, и, проснувшись и сменив Мариса на посту, Сергос решил, что тепла одного плаща Альбе слишком мало. Он укрыл её ещё и своим, а сам переместился поближе к огню и подбросил в него веток.
Ожидание опасностей, которые неотвратимо нёс в себе завтрашний день, нервировало. Вчерашний денёк, конечно, тоже был ещё тот, но вчера всё происходило так внезапно, что времени думать об этом не оставалось. Сейчас же мысли давили. С одной стороны, нельзя было отрицать, что всё это Сергосу скорее нравилось. Кровь кипела, приключения влекли, опасность будоражила. Только так и должен чувствовать себя мужчина. Но с другой – все было очень серьёзно. Винс погиб, они тоже были на волосок от смерти и вполне могут оказаться там снова.
Сергос бросил взгляд на Альбу, мирно сопящую под плащами, и когтистая лапа впилась в его сердце. Больше всего ему бы сейчас хотелось, чтобы Альба оказалась далеко отсюда, в безопасном месте, где-нибудь в гарденском замке под охраной крепостных стен и заклятий. Они с Марисом бы вдвоём разобрались с Черной, с браслетами, выяснили бы судьбу Вессера. И Сергос бы больше не испытывал этого ужасного страха, что не сможет её защитить, как было в Тихом лесу.
Но это было решительно невозможно. Сергос знал: заикнись он о таком, она оскорбится и никогда больше с ним не заговорит. И, наверно, будет права. Перед глазами Сергоса возникла Альба, творящая заклятие, что разрушило щит Чёрной. Этот взгляд, эта Сила, потоком несущаяся через неё. Воительница, не воробушек. Такую не оденешь в шелка и не запрёшь в замке.
«Хотя», – Сергос снова посмотрел на неё, – «шелка ей тоже очень пойдут, и от воробушка в ней, определённо, что-то есть», – он улыбнулся сам себе.
За своими размышлениями Сергос и не заметил, как ночь кончилась. Он должен был разбудить друзей, но не пришлось. Марис подпрыгнул, едва в холмах запели утренние птицы, предчувствующие восход солнца задолго до первого светлого луча на небосводе. Альбу же разбудил громкий зевок проснувшегося Мариса.
– Ты заболеть не боишься? – спросила она у Сергоса, когда обнаружила на себе второй плащ.
– Нет, – просто ответил он, – я сидел у огня.
– Спасибо, – она протянула ему плащ, глядя прямо в глаза.
Сергосу этот взгляд понравился. Как, впрочем, нравился каждый из её взглядов.
Выдвинулись на рассвете. Едва место ночёвки осталось позади, все трое, будто по команде, сделались серьёзны и сосредоточенны. Даже Марис не острил, а только внимательно глядел по сторонам и прислушивался. Сергос держался поближе к Альбе, решив для себя, что даже если она догадается, что он её оберегает, то и пусть.
До гор добрались достаточно быстро, и теперь Черногорье предстало перед ними во всей своей суровой красе. Лес здесь был гуще, чем на холмах, и хвойные породы практически полностью вытесняли своих менее выносливых лиственных собратьев, а те, что упорно продолжали расти в хвойном царстве, уже начинали желтеть и терять листья. Горняцкую дорогу нашли сразу. Она, действительно, была здесь одна и выглядела очень прилично для пути, которым не пользовались последние лет тридцать. Дорога петляла по какой-то строго выверенной схеме, отчего подъём почти не ощущался. Горняки строили для себя и на совесть.
Постепенно начали попадаться заброшенные выработки и жилища. Упадок Лиха прямо-таки бросался в глаза.
– Почему они побросали здесь всё? – спросила Альба, – Штольни истощились?
– Да нет, руды здесь ещё на века хватит. Невыгодно стало, – пояснил Сергос. – Пока князья грызлись за власть, Лих заполонили бандиты. Перевозить товар стало небезопасно: дорогами завладели грабители. Цены на услуги охранников взлетели до небес. Особо предприимчивые бандиты требовали дань с горняков за возможность работать, а князя, который защитил бы людей, не было. Народ и разбежался. Тот же Штольм, скажем, не так богат на руду, но работы всё равно всем хватает, а князь какой-никакой порядок держит. В Черногорье остались только самые отчаянные да те, кто сторговался с разбойниками.
– Ну, наша подруга в чёрном-то сторговалась, – буркнул Марис. – Она, конечно, и постоять за себя может. Хотел бы я посмотреть на того, кто потребовал бы с неё дань. Интересно только, зачем она под личиной этого Ивона ходит?
– Дела с разбойниками, наверно, проще вести от лица мужчины, – предположил Сергос.
– И никто не замечал, что она женщина? Как так-то?
– А как ты заметишь? Маска эта, балахон. Если бы Альба не сказала, а гианы не подтвердили, что она женщина, я бы, возможно, и не определил. Ну, и морок же, наверно, наводит.
– Зачем тогда этот маскарад, если морок?
– У неё что-то с лицом, – подсказала Альба.
– С чего ты взяла? – спросил Марис. – Ты же её лица не видела?
– Не видела, – подтвердила Альба. – Просто так подумалось. Это женское.
– Её изуродовали и она мстит теперь всему свету и красивым девочкам, в частности? Ну, уже хоть какая-то версия.
– А что мстить-то? Поправила бы себя магией. Дури-то вон сколько.
– Знаешь, дружище, у меня такое странное ощущение, ну в порядке бреда, что она не очень-то любит пользоваться магией. Кстати, маскарад тоже для того, чтобы морок всё время не наводить.
– Ты тоже заметил?! – Сергос аж подпрыгнул.
– Ну да, – Марис задумчиво потёр лоб. – Она не использовала боевых заклятий, хотя, при такой мощи, могла закончить всё очень быстро. Ударила только тогда, когда ты к ней потянулся, да и то… Через силу, что ли. Ну, понимаешь, – ты, я, Альба – когда мы творим заклятья, мы делаем это свободно. Как дышим. А она – нет. Ей будто бы больно. Ну, вот такие какие-то отзвуки у её волшбы. И бандиты эти, зачем они ей были в Тихом лесу? – Марис развёл руками.
– Что мы всё-таки будем делать, когда найдём её? – вдруг спросила Альба.
– В смысле? – Марис замедлил шаг.
– Ну, – Альба подбирала слова, – в лесу мы защищались, а теперь мы преследуем её. Что мы конкретно будем делать, когда догоним?