Ему очень хотелось, чтобы отец их увидел. Они были такими красивыми. У Мариса по спине побежали мурашки, а где-то в груди защекотало. Он вдруг понял, как показать их отцу.
– Саламандры! – вскрикнул отец, прозрев. – Они поле сожгут! Воды! Воды быстро!
На крик прибежали мать и тётка. Кто-то притащил воды. Отец выплеснул её на пень. Ящерицы исчезли.
– Зачем, папа? Они не хотели ничего сжигать. Они играли! Они не злые!
Суровый взгляд отца и последовавший за ним подзатыльник, заставили Мариса умолкнуть. Мама плакала. Марис не понимал, почему.
Через пару дней к ним домой пришёл господин Ольс. Они о чём-то долго говорили с отцом, а потом позвали Мариса и расспрашивали о ящерицах из огня. Марис сначала не хотел рассказывать, боялся, что опять расстроит родителей. Но отец сказал, что господину Ольсу можно рассказать и ругать Мариса никто не будет. Тогда он рассказал им обо всём, что случилось у речки, а потом и о том, что теперь видит точно таких же ящерок в очаге, и в любом другом костре. И что они хорошие и смешные. Господин Ольс слушал очень внимательно и улыбался, а отец только всё больше хмурился. Наконец, господин Ольс сказал, что если Марис сможет и ему показать ящерок, как показал отцу, то он возьмёт Мариса с собой в цирк. Марис не мог тогда поверить своему счастью.
Когда он снова сделал ящерок из огня видимыми, господин Ольс положил на стол мешочек с монетами. Марису он улыбнулся, потрепал по голове и сказал, что он молодчина и заслужил поход в цирк. Надо только надеть особые блестящие браслеты, потому что там все в таких ходят.
Марис вынырнул из воспоминаний, Натлика всё говорила.
«Лишний и ненужный» – стучало у Мариса в голове.
– Послушай, я вижу, что ты не такой, как все, кого я встречала раньше. В тебе нет скверны. Я смотрю на тебя и понимаю, что ошибалась. Ты можешь мне помочь. О, только ты и можешь мне помочь! Я откроюсь тебе. Разделю с тобой великую тайну. Ты получишь силу и власть, о которой князья и магики вместе взятые могут только мечтать!
– Как? – слюна во рту стала вязкой и Марис с усилием разлепил пересохшие от волнения губы.
Глава девятнадцатаяНа краю
Сергос осознал, что всё ещё жив, когда, судорожно глотнув воздух, едва не задохнулся от боли.
Бок болел так, будто бы из него вырвали кусок. Спину, да и все тело, неприятно холодило, и только в районе груди ощущался островок тепла. Сергос потянулся к нему, дотронулся. Ладонь. Маленькая тёплая ладонь. Он легонько сжал её и открыл глаза.
Во всём мире не было лица, которое он бы желал видеть больше. Альба, бледная, встревоженная, растрёпанная, нависала над ним. Закатные лучи касались её лица, очерчивая высохшие дорожки слёз на щеках. Сергос слабо улыбнулся ей.
Дивные глаза стали огромными, пушистые ресницы затрепетали. Блеснула и скатилась слезинка. Сергос поднял руку и поймал каплю, не дав ей сорваться с точёного подбородка. Осторожно смахнул и, заворожённый интимностью момента, погладил Альбу по щеке. Не отстранилась, не дёрнулась, замерла.
– Ну, чего ты? – всё ещё не отнимая руку от её лица спросил Сергос. – Всё хорошо.
Альба вспорхнулась, будто вспомнив о чём-то.
– Сергос, ты можешь идти? – её лицо стало ещё более озабоченным. – Марис. Он погнался за ней. Надо их найти.
Романтика момента рассеялась. Марис. Конечно. Сергос почувствовал себя последним предателем. Как можно было сразу не спросить, где он?
– Могу, – он сел в одно движение, зарычав от боли.
Альба попыталась было помочь ему встать, но он остановил.
– Не надо. Я сам. Всё нормально, просто чуть болит, – добавил он, переведя дух.
Она кивнула, не став спорить. Сергос сделал ещё одно усилие над собой и встал.
– Куда? – спросил он, стараясь не подать виду, что движение даётся ему с трудом.
– Вверх по тропе, – указала Альба.
– Идём, – Сергос решительно взял её за руку.
Натлике стоило усилий скрыть своё ликование. Этот огромный, устрашающе-сурового вида магик вёлся на ласку, что твой котёнок. Бедняжка, лишний и ненужный, но жаждущий любви и власти. Она бросила эти слова просто так, от безысходности, наугад, а попала, кажется, в самое больное место этой детины. Специально в такое мягкое подбрюшье и не кольнёшь. Вот уж удача, так удача.
Сыграть на этом, не дать ему опомниться, заманить в пещеру. А уж там она быстро с ним справится. Не впервой.
– В пещере великое сокровище. Та руда, из которой я делаю браслеты, – Натлика шла наудачу и ставила на карту всё. – Я покажу тебе. Поделюсь. Помоги, – она кивнула на каменный завал.
– На что она мне? Я не собираюсь ковать браслеты, ошейники или что там ещё из неё можно сделать. Мне не нужна власть, взятая у слабых.
– О, разумеется, не нужна, – поддакнула Натлика. – Ты получишь власть по праву сильнейшего среди сильных, не иначе. В этой руде великая сила. Чем я, думаешь, питала свои щиты в Тихом лесу? Я изменяла её все эти годы, но сейчас я хочу разделить её с тобой, такую как она есть. Войди со мной в пещеру и возьми её.
Магик тушевался и мялся. Его сомнения отражались на его лице, в каждом его движении, в том, как он дышал.
– Я не справляюсь с ней одна. Я устала. А ты силен. Ты удержишь её в узде.
Натлика набрала полную грудь воздуха и, совсем осмелев, подбросила очередное полено в тлеющие в магике сомнения.
– Твоему другу такая сила и не снилась. Возьми силу и возьми эту вашу девицу себе. Кто тебя остановит? Кто остановит сильнейшего? Кто откажет ему?
Сумерки уже безраздельно царствовали над Черногорьем, но даже в таком освещении Натлика не упустила из виду тень, пробежавшую по лицу магика и свернувшуюся чёрными комочками в его зрачках. Задела. Полоснула по живому. Сегодня, определённо, был её день. Магик замер, решаясь.
Шаги. Звук шагов, быстрых, торопливых, заставил Натлику отвлечься от колеблющегося проклятого. Не так много народу было сегодня в этих горах, чтобы гадать, кто поднимается по тропе. Одна? Нет, шаги не одного человека. Двое.
«Ну надо же, выкарабкался», – удивилась Натлика, когда позади магика-здоровяка появился тот, который принял на себя удар её призрачного клинка. Живой, живее всех живых, трогательно держит за ручку и оттесняет себе за спину проклятую девицу. Сейчас бы хоть кусочек тёмной руды, и Натлика бы уничтожила их всех троих разом.
«Марис!» – завопила девка не своим голосом. Высвободилась из объятий своего защитника и в три шага оказалась между Натликой и тем, кого звали Марисом. Воздыхатель девицы молнией встал рядом. Засеребрился щит, накрывая всех троих.
Марис встрепенулся. Оковы её слов больше не имели над ним чудной власти. Сорвалось. Она почувствовала это нутром. Как и его нарастающий гнев. Натлика бросилась бежать.
Второй вход в пещеру. Ивон говорил. Добраться, добежать. Найти. Только так. Не оглядываться, не думать.
Стемнело. Натлика не создавала огней, хотя на это сил у неё бы хватило. Незачем, она знала эти горы, как свои пять пальцев. А вот проклятые пусть ещё попробуют разглядеть её в темноте.
Несколько наугад брошенных молний пролетело мимо, и больше заклятиями никто не бросался. Они просто преследовали Натлику, но звук их шагов постепенно отдалялся. Магики отставали. Поди страшно, бежать изо всех сил по узкой тропке, где с одной стороны скала, а другая обрывается пропастью. Недавно был обвал, земля была усыпана камнями, мелкими и не очень. Натлика легко перепрыгивала через них, не глядя и не задумываясь, доверившись своему чутью, а вот проклятые так не могли и плелись где-то далеко позади. Всё-таки её день, нужно просто немного поднапрячься. Ещё совсем чуть-чуть.
Натлика бежала, дыхание срывалось, кровь стучала в ушах. Нахлынули воспоминания.
Она была в кузнице. Сердце билось где-то в горле, сбивая дыхание и отдаваясь шумом в голове. Дженго и его люди ждали во дворе, до неё доносились их голоса. Натлика разглядывала свои руки, тёмные браслеты переливались на свету. Руки дрожали от волнения. Браслеты не предполагали снятия. Хитрый замок защёлкивался раз и навсегда, делая браслет цельным, почти литым. Сейчас его нужно было взломать. Подходящий инструмент для этого нашёлся не сразу, она будто бы впервые видела свою собственную кузню, но нашёлся.
Она нацелила зубило в невидимый глазу стык и ударила молотком. Один раз, второй, третий. Браслет треснул, и Натлика ощутила прикосновение проклятия. Справившись с первым желанием остановиться, она повторила всё со вторым браслетом. Защита рухнула. Скверна окутала Натлику вторым плащом и медленно просачивалась сквозь кожу. Омерзительно. Но всё же слишком медленно. Чтобы убедить Дженго, надо явить ему силу проклятия.
Взгляд упал на кусочек необработанной руды, лежавший на рабочем столе. Напитанный скверной осколок. Натлика взяла его, и скверна захлестнула её. Кровь обратилась в огонь и понесла жар по жилам. С трудом переставляя ноги, будто в кошмаре, Натлика вышла во двор и, не говоря ни слова, просто отпустила заполнившее её пламя.
Раскидистый дуб над могилой Ивона рассыпался пеплом. Разбойники замерли, узрев подтверждение слов Натлики. Она разжала руку. Ладонь сочилась кровью, так сильно Натлика сжала осколок. И была пуста.
Тропа поворачивала, огибая гору. Пещера была совсем близко. Натлика, не сбавляя темпа, развернулась. Камень попал под пятку, нога соскользнула. Натлика услышала свой собственный вскрик и потеряла равновесие. Свобода падения заставила сердце оборваться и пропустить пару ударов. Она едва успела осознать, что произошло, как удар и последовавшая за ним уничтожающая вспышка боли погасили её сознание.
Крик вспорол тишину над Черногорьем, и горное эхо подхватило его, размножило, понесло по ущелью, отражая от каждого камня и создавая впечатление, что закричали сами горы. Натлика, с этого расстояния и в неясном лунном свете выглядевшая тёмной тенью, странно колыхнулась, дёрнулась, а потом вовсе исчезла из поля зрения.