идушу. Сечёшь?
-Секу. – Лёха взял чашку, ушёл к другой стене.
В тот день больше почти не общались. Поели, сдали чашки через щель в двери и улеглись спать. Странно, но впервые за все дни в этом «карантине» Лёха уснул сразу и спал так хорошо, что проснулся полностью отдохнувшим.
-Скучно. – Заявил Немой, заметив, что Лёха садится у стены и протирает веки, слипшиеся со сна. – Давай поспарингуем что ли? Ну, или поработаем чисто на удар. Веришь, нет, пока ты дрых, я вот от той стены прятался. – Показал на стену. Ту самую. Лёха нервно поёжился и ещё с минуту косился, она там опять не отращивает себе глаза и нос? Вроде нет.
Поспаринговали, отработали пару десятков ударов, в общем, незаметно время пролетело, пропотели оба на два раза и вымотались, как будто на настоящей тренировке побывали. И мелкие травмы, как и было бы оно в реальном зале, тоже получили. Немой обзавёлся кровоподтёком на скуле, Лёха теперь щеголял припухшей губой. Но по углам рассаживались, довольные больше, чем кот, стыривший со стола хозяйскую сметану.
Снова общались, в какой-то момент, о науке заговорили и даже поспорили – Немой на некоторое время утратил все блатные примочки и вдруг заговорил почти как учёный. Посреди спора они оба, на автопилоте поправили очки, которых на них не было. Так этот момент развеселил, что смеялись пару минут в унисон. Пока охранник в дверь не ударил и не заорал «Заглох там блять!», не могли остановиться. В общем, время пролетело незаметно. Когда за ним пришли, Лёха с тоской покидал привычную камеру. Уже не хотелось ему отсюда уходить.
-Давай братан, не парься за всю херню.
-И ты Малой не парься. Прорвёмся, хули нам Лёхам эта шняга? Прорвёмся братан.
Охранник повёл его по коридору, второй приотстал, закрывая дверь. Проворчал что-то, шагнул в камеру. Осмотрелся. Пожал плечами и снова стал закрывать дверь.
-И с кем говорил? Ёбнулся что ли... – Сказал охранник, мысленно проклиная начальство за то, что двери пустых камер, требовалось закрывать так же, как будто там кто-то есть. А нафига спрашивается, если в камере нет никого? Идиотизм блин…
Миновав полкилометра извилистых, пустых коридоров, остановились перед дверью с полустёртым номером. Последовала команда, Лёха встал у стены, закинув руки за спину. Лязгнул замок. Его втолкнули внутрь, дверь за ним закрылась.
-Здравствуйте. – Сказал он, входя внутрь.
-И тебе не хворать. – Ответил ему пожилой мужик, сидевший на нижнем ярусе, двухъярусной кровати. – Там свободно. – Указал он на верхнюю полку таких же кроватей у другой стены.
-Там занято. – Мрачно рыкнул какой-то черноволосый худой мужчина, сидевший на кровати у противоположной стены. – Жди пока, я скажу, где ляжешь.
-Ашот, - нахмурился пожилой, - его уже не приведут обратно. Ты же видишь, матрас даже сменили. Он всё, по этапу дальше по…
-Я всё сказал. – Мужик этот отвернулся и что-то сказал другому, мускулистому, низкорослому крепышу, сидевшему на другой стороне кровати. Между ними карты, разложенные прямо на матрасе. Игра продолжилась. Лёха пожал плечами, и некоторое время стоял у дверей. Он потратил это время с пользой - осмотрелся. Кроме пожилого, Ашота и крепыша, тут обитали ещё три человека. Один, тоже не маленький, с короткой бородой, находился рядом с Ашотом, в досягаемости вытянутой руки. Второй лежал на кровати и, видимо, спал, повернувшись носом к стене.
Третий блестел глазами, наблюдая за новичком. Блестел, потому что свет падал сильно под углом, а над ним имелась тень от шконки. Парень спал под нижним ярусом нар. С этим всё понятно. Пожилой и спящий, скорее всего мужики. Ашот смотрит за камерой, тот с картами и второй, который сейчас оценивающе осматривает его, приблатнённые, шестёрки Ашота. В общем, понятно кто власть держит, кто электорат, а кто бомжует, лишённый всех человеческих прав.
Хех…, а ведь как на свободе. Вот Ашот – это мэр. Его шестёрки – мусора и чинуши помельче. Пожилой и спящий – избиратели. Бомж помоечный – парень под шконкой…, н-да, не только прямая связь, но даже и в переносном смысле получается та же картина. Вот она, Россия в миниатюре – эта самая треклятая камера. И где-то за этими стенами, устроился, Пахан, смотрящий за всей зоной. Президент, если на фраерском говорить, а не по понятиям…
-Чё ты лыбишься фраер? – Говорит тот, что сидит на кровати.
-Да так, ничего. – Опустив взгляд, отвечает Лёха. Не стоит хамить, но и особо сильно прогибаться нельзя. Слабость карается. Жестоко и быстро.
-Чё ничего?
-Ничего, что могло бы кого-то оскорбить. Я вспомнил прежний лагерь. Худой тоже любит играть в карты.
-Худой? – Ашот отложил свои карты и снова на него глянул. – Ты в его бараке чалился?
-Да.
-А как там Корень поживает? Со здоровьем проблем нет?
-Нет, у него всё в порядке со здоровьем. – Ашот и его шестёрки осклабились, блеснули глаза – они знают, конечно, что Корень давно помер. Человек он не последний был, уже все зоны страны в курсе, что его больше нет. Сейчас, за лживость его подтянут, этого глупого фраера, который пытается выехать на знакомстве с мёртвым авторитетом. Сейчас они ждут, как он распишет о своей дружбе с Корнем, как он с ним за руку здоровался, как Корень слёзы горючие лил, провожая Малого на другую кичу…
-У тех, кто в земле лежит, здоровье всегда в полном порядке. Ничего не болит, никуда не надо и вертухай может хоть обделаться от воя – в земле на всё плевать.
Пожилой хохотнул. Ашот скривился злобно. Его подручные улыбнулись, но заметив реакцию командования, тут же изобразили праведное негодование.
-Сдавай. – Командует Ашот, хмуря лицо своё очень восточного типа. Его партнёр по игре, сдаёт карты. Пожилой удивлённо смотрит на Ашота, а тот делает вид, что поглощён игрой.
-Мне долго тут стоять? – Спрашивает Лёха, спустя минут десять.
-Можешь там присесть. – Ашот указывает рукой. На занавеску, за которой стоит унитаз. Но при этом жест такой неопределённый, что не поймешь, куда конкретно он показал – на парашу или всё-таки на кровать, под которой сейчас отдыхает некто ему незнакомый? Однако намёк понятен. Лёха нахмурился, слегка приосанился – он чуял неприятности. Что-то пошло не так. Но что и почему, он не понимал, да и не собирался. Нужно следовать советам Немого. К чёрту разум и оценку местности, к чёрту логику. Нужно быть как зверь.
Нужно реагировать сразу, а думать потом.
-Я не совсем понял, где именно. Может, ещё раз скажешь? – Говорит он и Ашот слышит, как неуловимо изменился голос. Он ложит карты. Задумчиво смотрит на Лёху. И в глазах виднеется раздражение, в них какая-то злоба. Ашот на взводе. Может, у него был плохой день, может, вспомнилось что-то и тоска съедает – хочется ему сбросить свой негатив, хочется отыграться на ком-нибудь. Старая как мир истина – сделай кому-нибудь побольнее, что бы самому стало легче.
Ашота не устраивает петух, что отдыхает под шконкой. Его по-настоящему уже не унизить, он и так на самом дне. Ашоту нужно что-то не сломленное, что-то цельное, что бы это сломать и растоптать, ощутив удовлетворение, ощутив радость от чужой боли. Он - настоящий человек, почти без глупостей цивилизации. И избежать проблем, возможно, уже не удастся.
-Малой, ты идиот? – Вдруг говорит Ашот. Отлично, прекрасно они знают, что за новый пассажир прибыл в камеру. И, наверняка в курсе его биографии. Ашот не может просто взять и растоптать этого человека – его не поймут в блатном коллективе. Что впрочем, не фатально, не поймут? Ну, значит, не поймут. Если он расправится с очередным мужиком, для него это не кончится катастрофой. Конечно, если нет других косяков. Он сможет отвертеться, сможет восстановить авторитет, если его авторитет вообще пострадает в этом маленьком эпизоде.
Когда риски так малы, а на душе кошки не просто скребут – рвут там всё в мясо, можно и поступить не совсем хорошо, совсем чуть-чуть, выйти за рамки. Именно это Ашот и собирался сделать, но пока, видимо, не совсем определился, стоит ли, может само отпустит?
-Нет, я не идиот. Но твой жест, я просто тогда смотрел в другую сторону. Я тебя уважаю Ашот, Худой хорошо о тебе отзывался. – Лицо Ашота слегка разгладилось. Он даже улыбнулся.
Может быть принесёт и Ашот не пойдёт на поводу своих эмоций.
-Сдавай. – Снова говорит он, отворачиваясь от Малого. Пожилой мужик вскидывает брови, он не понимает что происходит, но чует опасность и благоразумно молчит.
Прошло ещё минут десять. Лёха терпеливо ждал и когда Ашот проиграл партию, а его шестёрка сказала «да не парься, когда сможешь бабло отдать, тогда и отдашь», он понял, что ждал напрасно. Да и шестёрка, похоже, не совсем шестёрка. Судя по тону, они примерно равны в местной иерархии…, теперь Ашот смотрел на него с трудом сдерживая бешенство.
Проблем можно было избежать.
Десять минут назад. А теперь всё.
-И чё ты там в дверях потух? – Рычит Ашот.
-Я там устроюсь. – Лёха указывает рукой на свободную кровать. Ашот ощерился в хищной улыбке. Но преже чем успел что-то сказать, Лёха просто прошёл вперёд, миновал столик, стоявший посередине камеры и сел на кровать, откинувшись спиной на стену. Ашот позеленел.
-Ничё ты борзый. – Качая головой, говорит парень, что не участвовал в игре.
Ашот делает знак рукой. Парни поднимаются на ноги.
-Ни какой жести. Борзометр подрихтуйте и всё.
-Базару нет Ашот.
И оба подходят к его кровати. Как Немой тогда в камере сказал?
-Мне один хуй сидеть до старости. Меньше срок не станет, а больше – и чё? Я всё равно стариком выйду. Так что похер вообще.
-Не стоит этого делать. – Мрачно говорит Малой.
-Поздно каешься Мальвина…
-Слышь! – Рявкает Ашот. – Беспредел в туман. Никакой херни. Ясно?
-Ясно, всё пучком будет.
Они уже перед ним. Оба тянут руки, хватают за плечи. Лёха как квашня, расслабился, они тащат его на себя, над головой проплывает край кровати – теперь.
Всё тело напрягается, он изворачивается как зверь в клетке и удар головой приходится точно в челюсть одного. Парень падает с воем, хлещет кровь. Второй не успевает понять, что происходит – свободной рукой, кулаком в челюсть. Оба на полу, но они уже поднимаются. Ашот тоже. Его лицо подёргивается, он уже жалеет о том, что всё это начал.