-В натуре духарик. Не ломается типок. Держи. – Фиксатый с улыбкой берёт деньги. – Слышь, братан, давай забьёмся ещё разок? Отыграться хочу.
-На что?
-Ставлю что его блатные к себе подтянут.
-Хех. – Фиксатый качает головой, потом говорит. – Не, на это не буду. Сам думаю так же. Мусорёнка хлопнул, статья козырная. А зашквар по тухлянке походу не грозит, пацанчик чёткий.
-Ну бля…, ну тогда давай забьёмся, что он полностью оклемается.
-В смысле?
-Ну, на зоне он через месяц максимум, полностью оклемается.
-Да ну. – Фиксатый махнул рукой. – Ты глянь на него. Он реально кровью ссал. Если и выживет, на аптеку всю жизнь работать будет. А аптека там хуйня, так что сдохнет он по итогу. Блатные вовремя подтянут – живой останется, вполне может быть. Но инвалидом, без вариантов.
-Ну что? Забились?
-Давай.
А потом снова всё затянуло пеленой…
Очнулся от тихого разговора товарищей по этапному поезду. Попытался медитировать, как учил тренер по карате. Вроде полегче стало, хоть и провёл он это всё не сидя на коленях с прямой спиной, а валяясь на полу как старое пальто в чулане. Великая всё-таки это сила - сила самовнушения…, двигаться, пока не рисковал. Боль поутихла, медитация немного помогла её унять, но он не обманывался – это всего лишь самообман. Боль по-прежнему грызёт тело, просто он убедил себя, что её нет. Отвлечёшься немного, и опять всё тело ломить будет. Хотя его и так ломит, но всё же не столь сильно как минуту назад, сейчас можно и потерпеть…, сейчас бы обезболивающего ведра этак два. И от головы что-нибудь. И для памяти желательно тоже.
Он не мог вспомнить почти ничего, что происходило перед посадкой в поезд. Большой кусок воспоминаний словно пропал. Может, его вовсе на носилках притащили сюда, бросили в бессознательном состоянии и всё. Потому память и не отзывается. А может, по башке приложили так сильно, что провалы в памяти теперь навсегда. Скоро узнает, дней через пять-шесть…, если раньше не загнётся.
Снова стала подкатывать боль, эффект медитации, едва мысли перешли на другие вещи, стёрся. Но вот что интересно – слушая голоса сокамерников, он словно бы засыпал, получилось нечто вроде медитативного эффекта. А когда вник в разговор, даже голова заработала получше. Говорили они про этот вагон. В не литературных выражениях, не стесняясь в словах. Оно и понятно – про местный подозрительный туалет речь шла. Сейчас у него возникла мысль, что это странно глупо, делать просто дырку в полу поезда. Конечно, «параша», все дела, но если это путь к свободе, почему бы и нет? Вылез в неё, под вагон заполз, ухватился там за что-нибудь, а как поезд замедлится - бряк и упал на шпалы, ничком лежишь, не шевелишься, активно молишься, что б у вагона на днище выростов никаких не было, а то размажет пол шпалам, как масло по куску хлеба. Если повезёт, удачно упадёшь и днища вагонов достаточно высокие - останешься живой и получишь неплохой шанс сбежать. Когда искать начнут, ты будешь уже далеко.
Как оказалось не всё так просто. Фиксатый и его друг чехвостили ментов, как раз за этот туалет. Такой имелся только в вагоне «смертников». И неспроста, конечно, – это не глупость, не расхлябанность охраны, это прямое приглашение к побегу. Только вот под днищем, наварены дополнительные детали, не учтённые в конструкции вагона. За них очень удобно хвататься, что бы сползти под вагон. И все они хорошенько смазываются машинным маслом. Кто рискнёт бежать, обязательно соскользнёт и кубарем полетит вниз, прямо под колёса поезда. В частности, ребята возмущались тем, что их определили сюда, в этот вагон. С их избитым товарищем по несчастью, всё понятно – мстят ему. Выживет, сбежать попытается, а сбежать тут можно только на тот свет. У них же статьи попроще, а их всё равно определили в этот вагон, где всю дорогу колёса поезда гремят так, что не уснуть нифига…, Лёха, который сейчас отчаянно боролся с болью на полу вагона, не увидел тут ошибок, странностей или некой скрытой угрозы для этих двоих. Парни, в перерывах между возмёщёнными тирадами, выражали опасение, что им таким образом тонко намекают, что, мол, статьи у вас простые, но мы тут на вас оскорбились сильно, и пора вам ребятки уже гробы покупать. Они, зря опасались – они тут для массовки, этакие создатели алиби, которое не вызовет сомнений у адвокатов Лиги. Или же они сыграют роль козлов отпущения.
Если он выживет и рискнёт бежать таким опасным способом, эти двое станут свидетелями, которые подтвердят, что он пошёл на это добровольно. Что никто в эту дырку его не выкидывал - сам полез дурак. Хотя ему всё объяснили, опасность такого шага обрисовали детально, даже с картинками. Более того! Сам начальник вагона, на личном примере показывал, как опасно лазать в эту дырку в полу…, ага. Могут даже сказать, что стояли на коленях в камере, умоляя его не ходить туда, где он может больно ушибиться. Ну а если не пройдёт такая сказка – эти двое станут жестокими и беспощадными убийцами, которые выбросили его в туалет, ну…, потому что он не хотел им отдавать свои ботинки. Или носки. Не суть важно. Тут куда важнее, решатся его выбросить в эту дырку, когда станет очевидно, что он не собирается совершать через неё побег, так как сейчас физически на это не способен или всё же побоятся?
Как-то эти не весёлые мысли убаюкали его, и он снова уснул. Странно, но по пробуждении, ощутил себя значительно лучше. Впрочем, с его здоровьем и физической подготовкой, полученной за время занятий спортом, наверное, ничего странного в этом и нет.
С лязгом открылась решётка.
-На выход бляди штопанные! – Рыкнул охранник. Второй положил руку на служебный пистолет. Наручники одевать на них не стали. Почему стало понятно спустя полминуты.
Вышли, остановились. Сзади грубо пихнули в спину, так что Лёха взвыл от боли и упал бы, если бы не крепкая рука Фиксатого. Он даже поблагодарить собирался, глянул ему в лицо, а лицо в профиль только видно и профиль тот, хмур весьма. Фиксатый убрал свою руку, так и не глянув на него. Он смотрел строго вперёд. Спустя секунду буркнул матерную фразу и замолчал. Третий пассажир вагона и вовсе молчал, слегка бледный щеками. Лёха занял место в длинной шеренге. Постарался выпрямиться, но не смог – позвоночник прострелило болью. Пришлось стоять, согнувшись в бублик. Что всё же не помешало немного осмотреться. Шеренг тут две. Стоят вдоль поезда. Толпа людей в самой разнообразной одежде, очень разные и лицами. И смуглые тут, и славянского типа и горбоносые и узкоглазые, всякие. Со всей страны народ собрался…, за плечами впередистоящих, он увидел ворота и забор. И пулемётные вышки по всей его длине.
А перед ними, редкая цепь людей в камуфляже, с автоматами, направленными на них.
На мгновение показалось, что сейчас прозвучит команда и цепь разразится треском автоматных очередей, начнут на землю падать люди изрешечённые пулями, поднимется паника, волна людей рванёт вперёд, тут же ударят пулемёты с вышек…
Конечно, ничего этого не было. Из-за цепи солдат, или кто они там были, вышла троица подтянутых пожилых парней в камуфляже. Один открыл тонкую папочку и заорал:
-Слева направо, по одному! И живо!
Лёха не понял, что это значит, как и многие в строю - вон переглядываются…, тот, кто стоял крайним слева, напротив, сразу понял, чего ждёт этот мужик в камуфляже. Парень подбежал к нему, вытянулся в струнку и громко произнёс:
-Кривошеев, 105, часть четвёртая, 15 лет.
-Ага, есть такой…, - солдат повернул голову к одному из сопровождающих, стал на него смотреть. Тот меланхолично смотрит куда-то вдаль. – Майор. – Ноль реакции. – Майор блять!!!
-А!? Что? – Встрепенулся майор, часто моргая и вытаскивая из кармана пачку сигарет.
-Ну и?
-Да я это… - Майор поспешно убрал сигареты – видимо, вспомнил, зачем сюда пришёл. Достал из кармана какую-то коробочку. – Сюда подойди. – Это он Кривошееву. – Парень подчинился, майор поднёс к его лицу коробочку. Полыхнул зеленоватый отсвет, майор кивнул одобрительно, опуская прибор на вытянутой руке. – Он самый, 105-ая, Кривошеев.
-Следующий!
Кривошеев, направляемый в нужную сторону тычком автомата, отправился в сторону ворот, в коих имелась врезанная дверь, вполне обычных размеров. Она сейчас открыта, туда его и повели. Собственно, туда увели их всех. Что располагалось за дверью, в полной мере он так никогда и не увидел, со двора тюрьмы, местность между забором и зданиями, не просматривалась. Он запнулся об собственные ноги и упал в трёх шагах от двери. Пинок под рёбра, призванный поднять его, эффекта не возымел. Перед тем как отключиться, он услышал чьи-то слова.
-В лазарет. Этот уёбок должен был в поезде сам сдохнуть, а тут нам это нахер не надо. У нас и так не статистика, а говна кусок. Ёбаные гондоны, дохнут как мухи. Какого, вообще, хуя, преступность нынче из одних ебучих дрищей? Ладно, тащите козла этого…
Новое пробуждение, оказалось, пожалуй, самым приятным днём в его жизни за последние месяцы, а может и самым приятным в жизни. В то утро, когда он открыл глаза, у него ничего не болело. В теле приятная лёгкость, взгляд ясный, а мир слегка плавает, словно он пьян.
-Очухался? – Он нашёл взглядом говорившего. Тот стоял слева, взгляд выхватил из картины мира не только заспанное лицо парня в камуфляже и белом халате, надетым поверх него, но и высокий поручень кровати, к коему наручниками была пристёгнута его рука. – Говорить можешь?
-Вроде бы. – Слабо отозвался он.
-Нормально. – Парень зевнул, поправил цевьё автомата. – Пойду, скажу лепиле, что ты очухался, обрадуется бродяга, он же думал, ты кони двинешь. Так-то похер конечно, чего у нас тут зеки не подыхали? Подыхали, до жопы всяких подыхало. А лепила, каждый раз в аут падает. Как кто сдохнет он в аут – стопарь за стопарём глушит, а пить вообще не умеет. Ну, я щас.
И вышел из палаты. Да, палата…, решётки на окнах, решётки на стальной двери. Но всё белое, стены, потолки. Единственное разноцветное пятно, это надпись возле двери «труд исправляет!», пониже вторая надпись «а честный труд исправляет вдвойне!».