Лёха шмыгнул носом, поудобнее взял топор и отошёл в сторону, ждать приказаний бригадира.
-Двадцать первый век. – Прошептал он, любуясь топором. Не ожидал он, что такое ещё встречается на промышленных заготовках. Что-то всплыло в памяти – на суде, что-то говорилось о зоне, в которую его отправят. Адвокат Лиги Наук, был возмущён, кажется, после слов о месте отбытия наказания, он даже не говорил, а возмущённо шипел, как кот, которой неожиданно увидел собаку. Странно, но он не мог вспомнить, как они выглядели – прокурор, судья, адвокат. Лица, словно кремовые пятна. Только одеждой различаются и комплекцией, а так просто пятна – пятна на громадном холсте, что символизирует собой, всё это общество, всю эту жизнь.
Топоры были розданы, и бригадир скомандовал выдвигать на участок с номером. Где конкретно участок расположен, он показал рукой. Двинулись туда, запинаясь о пеньки и хрустя ветками, разбросанными между ними.
-Сегодня ветки что б блять не оставляли на полу! – Громким рявком напутствовал их один из охранников. Народ промолчал, бригадир сквозь зубы прошипел послание – на буквы, которых всего три. Очень популярные такие буквы, широко известные в народе славянском.
Миновали пулемётную вышку и Лёха, с удивлением обнаружил, что она пуста, зато дальше, среди деревьев виднеется другая, судя по ярким краскам брёвен и досок, из коих она была собрана, вышка свежесрубленная. До неё метров десять отсюда, не больше.
-Так, вы трое разбираете вышку, вы двое рубите ветки у новой вышки, что бы этот хуесос красный, нас видеть мог. Остальные рубим. Кто в первый раз, ко мне – а то будет как месяц назад.
-А что было месяц назад?
Спросил худой, довольно высокий парень, с трудом носивший свой топор. И вот как работать будет? Он, кстати, один в этой группе оказался из новичков, не считая Лёхи.
-Да был у нас тут. – Бригадир сморщил своё обветренное лицо и буркнул какое-то проклятие, после чего пояснил. – Срубил дерево, а никому ничего не сказал, я в больничке чалился, за меня Бурнас был, не доглядел он. – Бригадир сплюнул, ощерил жёлтые зубы в зловещей ухмылке.
-Троих бревном этим долбанным накрыло. Двое наглухо. Третий ещё неделю жил в больничке, потом тоже ласты склеил.
Худой паренёк зябко поёжился, Лёха никак не отреагировал – ему было всё равно.
Спустя несколько минут, они приступили к работе. Стучат топоры, люди иногда ругаются матом и стрекочет какая-то птичка в глубине леса. Все твари лесные замолкли, когда пришли люди, а эта стрекочет, на заткнётся никак…, через полчаса махания топором, Лёха распрямился и услышал, как хрустят мышцы спины. А ещё стали болеть рёбра, не зря видать, говорят, что кости быстро не срастаются. Особенно, если в двадцать первом веке, самое распространённое лекарство это аспирин. Зона прогрессирующего подхода к перевоспитанию заключённых, создана была, как это обычно делается в России – хотели как лучше, а получилось как всегда. Впрочем, может быть, и недостаток лекарств, входил в программу «честного труда», который лёгким не бывает.
Зато, надо признать, что в эпоху готовящихся полётов на Марс и даже почти созданную там базу учёных - первая не случилась из-за недостатка финансирования, вторая из-за очередной грызни США и РФ, по поводу того, кто кому пистона вставит сегодня, а чья очередь унижаться наступит завтра. Вот в эту прогрессивную эпоху, он получил уникальную возможность, ощутить дыхание древнего ГУЛАГа. А ведь это, почти как мамонта живьём увидеть! Н-да…, что-то никак не успокаивает. Потому, наверное, что ГУЛАГ и мамонт, жили практически в одно время. Ну, как минимум, они близко где-то разминулись. Как раз тогда вроде и неандертальцы вымерли. Не силён он был в истории, вот физика пространства – это совсем другое дело…, Лёха взялся за топор и снова принялся рубить. Он резко оборвал все мысли, которые сейчас ожили в голове – воспоминания. Куча формул, специфические термины и прочее. Он уже давно не вспоминал этого всего. Не стоит и сейчас. А то вот, как возьмёт топор евонный, глянет на него хитро и скажет:
-Ну чё лопух? Встрял? А мы тебе говорили!
Он вздрогнул так, что чуть не выронил инструмент. Это игра воображения или топор сейчас и, правда, говорил с ним?
-Гы. – Сказал кто-то.
Лёха судорожно сглотнул, опасливо косясь на дерево – на топор смотреть, не рискнул.
-Гы. – Повторил тот же голос. – Чё? Слабо бандурой этой махать? А ты прикинь, что до вечера ещё так хуярить. Не полегчает, но башку включишь. Силы экономь Малой, а то из Малого, дохлым станешь.
Лёха обернулся и с облегчением выдохнул. Бригадир это, не топор. Всё нормально, крыша не течёт…, пока что. А как будет через год? А через два, через десять? Учитывая эксперимент со спортом, однажды, этот клятый топор всё же начнёт с ним разговаривать…
-Благодарю. – Произнёс Лёха, примериваясь для нового удара по неподатливому, толстому бревну. Дерево рубиться не желало. Хотя топор был острым, хорошо наточенным, не ржавым - с поставками инструмента, тут никто ничего не мутил, всё в хорошем качестве. Но деревьям как-то всё равно. Они тут росли, когда ещё людей не существовало и уступать так легко не собирались.
Спустя три часа махания топором, бригадир снова подошёл.
-Малой, я сказал силы экономить, а не балду пинать. Хули ты всё ещё здесь торчишь?
-Так это… - Лёха показал пальцем на толстое дерево. – Твёрдое какое-то, не рубится.
-Ну-ка. – Бригадир отобрал у него топор, поплевал на ладони, размахнулся, ухнул громко и как даст по зарубу, выбитому Лёхой! Аж щепки полетели. А бригадир застыл в ударе, крепко сжимая топор и скаля зубы. Вот он расслабился, топор в дереве остался. – Ебать колотить сука…, - простонал он, держась двумя руками за спину, - в натуре не дерево, гранит ебучий…, ладно, мучайся, у меня своей работы до хуя до самого.
И ушёл, заметно прихрамывая. Лёха, топор и дерево, остались одни. Если не считать худого парнишки, который рубил что-то в паре метров от него. На беднягу было страшно смотреть. Весь мокрый от пота, красный, глаза лихорадочно горят, топор еле поднимает. Вот он размахнулся молодецки и влекомый весом топора, грохнулся на спину. Стонет теперь оттуда, не в силах подняться. Честный труд. Да…, он может и исправляет, но некоторым, он грозит вполне реальным шансом переехать на новое место жительства – на два метра ниже уровня чернозёма.
Лёха взялся за топор, оставленный бригадиром торчать в дереве, двумя руками. Дёрнул.
Потом ещё два раза – топор не шелохнулся даже. Упёрся ногами в дерево и потянул изо всех сил. Когда с треском топор вышел из заруба, Лёха, на мгновение, зависнув в свободном падении, запоздало подумал о том, что в землю-то он ничем не упирался и вот-вот его спина близко познакомится со всеми неровностями ландшафта. Собственно так и случилось. Постонал на полу минут пять, повошкался в листве прелой и кое-как поднялся.
-Тяжко. – Выдохнул худой сосед по работе, смотревший в его сторону – стоит, опираясь на топор и видно, что ещё немного и просто свалится он без сил и может даже без чётко фиксируемого, сердечного ритма. А то и вовсе без этого самого ритма.
-Тяжко. – Согласился Лёха. – А что поделаешь? Вулканическая активность Мадагаскара, сегодня очень плохо влияет на плодоношение восточно-африканских малиновых рощ.
-Что? – Часто моргая, произнёс парень.
-Да так, ничего особенного. Есть хочется. – Ответил Лёха. Парень болезненно поморщился, в животе у него громко заурчало. Странно, ведь недавно завтрак был. А такое чувство что…
-Я не ел. – Почти провыл парень. – Я к маминой стряпне привык. Вкусно она готовит, а это помои какие-то…, не смог я, не лезет… - Он всхлипнул, почти по-женски.
-Зря. – Пожал плечами Лёха. – До вечера придётся голодать. И топором махать.
-Не буду. – Вдруг пискнул парень. Бросил топор и потопал в сторону пеньков. – Не буду! – Рявкнул он громко, истерично, и то же самое повторил на оклик бригадира.
Лёха проводил парня взглядом. Сейчас на их участке всё смолкло. Только птичка та, всё ещё орёт зачем-то. Все смотрят в спину парня. А он решительно идёт, вот охранник останавливает его.
-Не буду! У меня есть права! Так нельзя! – Кричит он охраннику. Тот пожимает плечами, знаком подзывает ещё одного. Они встают по обе стороны от парня и ведут к дороге.
-Хана ему. – Вдруг сообщает бригадир так, что слышно всей бригаде. – Карцер, на неделю минимум. А такой доходяга, загнётся там за три дня.
Лёха вернулся к работе – преувеличивает бригадир. Карцер этот их…, за три дня человек не умрёт даже в самых худших условиях. Да и за неделю тоже.
Если здоровье категории «А» - не так-то просто, убить человека просто поместив его в…
Он снова посмотрел вслед парню. Того уже не видно. Охранников тоже. Лес голосит стуком топоров, птичка где-то картаво орёт, в наивной уверенности, что это она так поёт…, вряд ли у паренька здоровье данной редкой категории. Наверное, ему и, правда, хана. Лёха прислушался к своим чувствам – пусто. Нет жалости. Нет ничего. Только апатия и сознание того, что этот топор и этот лес, эти бараки, охранники – это всё, навсегда.
К вечеру он едва мог махать топором и не заметил, как подрубил своё дерево слишком сильно.
-Стой придурок! Малой!!! – Взвыл кто-то, и он медленно опустил топор, занесённый для нового удара. Бригадир подскочил и пальцем показал на заруб. Вторым покрутил у виска. – Ты что совсем? Оно же щас пизданётся! Там же другие рубят, чё ты делаешь в натуре?
Лёха пожал плечами, отошёл на шаг назад. Вытер пот, глаза жгло от него и весь он как из стиральной машинки – даже зубы, кажется, и те вспотели. По всему телу идёт волна странного тепла, мышцы как вата. Пальцы не гнутся – ему казалось, он топор выпустил из руки, бросил на землю, но нет. Его вес всё ещё ощущает в руке. Глянул, так и есть, пальцы крепко стиснули инструмент и не слушаются команд мозга. Они словно бы зажили своей жизнью.
Бригадир оттолкнул его плечом, крикнул что-то – всё слышно как через кусок плотной ваты. Люди уходят со стороны, куда должно упасть дерево. Из другой части леса появляются другие заключённые, у них в руках длинная жердь. Они поднимают её, упирают куда-то в ствол, метра на четыре от земли, звучит команда, они разом наваливаются на жердь.