И вдруг впервые в жизни она изменила себе: когда мальчишки внизу внезапно накинулись на ее отца… Это было так страшно, так чудовищно… Не выдержав, она закрыла глаза.
Ей не хотелось видеть, как его будут убивать. Столь злые, хищно оскаленные были эти лица. Ничего подобного Софья не видела ни разу в своей кукольной жизни. И ни разу еще не испытывала такого испепеляющего жара в груди. Это оказалось поистине адское пекло…
Первой жертвой загадочной напасти на Яузе стал красавчик Аркадий Баранов.
Перепуганные родители знали только одно: Аркаша, как обычно, после уроков в школе пошел кататься на Ухажерский каток. Но к вечеру юноша не вернулся домой. После часов тревожного ожидания и усиленных ночных поисков с привлечением всех родственных и казенных сил, дело определилось только наутро. Аркадия обнаружили возле Золоторожского моста.
Мертвым.
Какие-то прохожие случайно наткнулись на Аркашу; тело его сплошь покрылось льдом и даже зазвенело, когда его переворачивали для опознания.
Дело о смерти гимназиста немедленно обросло страшными слухами. О нем зашептались полицейские, вслед за ними – перепуганные обыватели.
Аркадий выглядел так, словно какие-то неведомые магические чары внезапно превратили живого человека в ледяную глыбу. Это и поставило в тупик весь персонал московской полиции. Как так? Ведь если бы мальчик попал в воду и там замерз, то ведь, по логике, должен быть рядом с ним кто-то, кто вытащил его к мосту? Потому что тело нашли неподалеку от моста, но в таком месте, где лед был цельным, не разбитым. И даже ни одной полыньи поблизости!
Следовательно, кто-то выловил утопленника из воды и после тянул его на себе почти целый квартал… Но этой версии не было подтверждений. Ничьих следов рядом с телом не нашли.
Была только ледяная глыба вместо Аркаши Баранова.
Никто не понимал также, каким путем попал гимназист на реку. Кой черт занес его туда, к месту гибели, на Яузу? Золоторожский мост, если Аркаша направлялся домой, вовсе ему не по пути. А куда еще мог бы направляться гимназист вечером?
У следствия было больше вопросов, чем ответов. Смерть Аркаши Баранова сочли уникальным явлением и решили, что эта загадка вряд ли когда раскроется.
Следователи хорошо знали: убийства раскрываются проще, когда их несколько; тогда все странности серийных преступлений легче выявить и уложить в более-менее единую криминальную картину. Но такая фантасмагория, как дело о смерти Аркадия Баранова, повториться, безусловно, не может, – думали опытные следователи.
И ошиблись.
В течение февраля и до середины марта на злосчастном Золоторожском мосту были найдены замерзшими шестеро гимназистов мужской гимназии на Елоховской улице. И все – завсегдатаи Ухажерского катка. Помимо Аркадия Баранова, это были: Андрей Киселев по прозвищу Кисель, Иван Засохин, лучший конькобежец школы, Лева Дитштейн, знаток алгебры, Константин Марежич и Станислав Василенко.
Все шестеро нашли свою смерть в ледяных оковах.
Седьмым должен был стать Валька Воробьев.
Если бы не его детское сознание… Валька, при всей своей испорченности, был еще настолько мал, что легко верил в самые фантастические глупости, над которыми посмеялись его старшие приятели.
Когда однажды вечером после памятной встречи с часовщиком Краузе вся компания Аркадия и Киселя развлекалась на катке, выслеживая симпатичных девушек, Валька Воробьев был с ними.
Играла живая музыка, разноцветные огни сочными пятнами размазывались по искрошенному коньками льду и многократно отражались в ярко начищенной меди духового оркестра. Подмораживало, в воздухе летали сухие белые крупинки и от порывистых движений ветра словно секли лицо крохотными розгами.
– Смотри-ка! Вон, вон! А?! – указывая Аркадию пальцем, завелся Кисель. Охота на красивых девушек его возбуждала.
– Я ее догоню! – пообещал Аркадий и понесся по кругу, выплетая размашистые «змейки» и «восьмерки», далеко вперед выбрасывая длинные ноги и отмахивая такт рукой.
– За кем это он? – удивленно спросил рыхлый Лева, обращаясь к Костику и Киселю. Но те на него не смотрели. Они хихикали, глядя на Аркашу.
– А она ничего… Фигуристая. Ну как, спорим: закадрит? – сказал Костик.
– Да ясно как божий день. – Кисель спорить не собирался. Оба знали, что красивого Аркадия девушки обожают.
Аркадий догнал девицу, взял ее под руку, и какое-то время они разговаривали, стоя на льду среди катающихся. Мальчишкам, смотревшим с противоположной стороны катка, яркий прожектор мешал как следует разглядеть лица. Судя по всему, Аркадий и красотка поладили.
Они встали в пару и сделали несколько кругов. После чего Аркаша повернулся и помахал рукой своей компании.
– Ну все, закадрил. Я ж говорил! – буркнул Кисель. – Провожаться пойдут. Ничего интересного!
– Везунчик, – кивнул Костя.
– А что, а кто это с ним? А куда они идут? – сгорая от любопытства, спросил Валька Воробьев. Он не очень хорошо стоял на коньках и почему-то надеялся, что Аркадий ему покажет нужные приемчики.
– Тебе какое дело, салага? – обозлился Кисель. Валька прыгнул в сторону от занесенной над ним воспитательной руки Киселя, споткнулся и упал. Сидя на льду – Киселю лень было нагибаться, чтобы закончить начатое, – Валька хихикнул и, приставя козырьком ко лбу руку в разорванной варежке, вгляделся в уходящих с катка Аркадия и незнакомую девушку. Девушка, словно почуяв его взгляд, обернулась. Валька вскрикнул от неожиданности: он узнал это бледное лицо и стройную фигуру.
– Это же она, – пробормотал он. – Это она! – закричал Валька.
– Да кто она? Не голоси! – прикрикнул суровый Кисель.
– Она. Софья Краузе. – Неизвестно почему, но Валька вдруг отчетливо ощутил, как его до костей пробирает ледяная дрожь, могильный холод, от которого не спрячешься и не согреешься.
– С ума сошел? Она инвалид, дурила ты! Выяснили уже, – скучным голосом сказал Кисель.
Вальку осенило:
– Значит, это та, другая! Ледяной истукан! Ходит… Как Аркаша не видит, что это она? Забыл он, что ли?!
– Что ты несешь, дура-салага?!
И суровая рука Киселя все-таки настигла Валькину макушку.
После смерти Аркадия Баранова Валька забросил коньки в самый дальний угол под диван и больше ни разу не навещал Ухажерский каток на Чистых прудах. Он страшно боялся, что Ледяная Дева в конце концов придет и за его жизнью. Ведь она мстила за обиду ее двойника – Софьи Краузе.
Валька пытался предупредить товарищей… Но они над ним только посмеялись.
Неизвестно, как Ледяной Деве удавалось отводить глаза своим жертвам, но, очевидно, ей это было легко: ни один из мальчишек, встретившись с ней, ничего не заподозрил. К началу весны все обидчики Софьи были уже мертвы.
Валька успокоился только тогда, когда с дома у Чистых прудов сняли вывеску Краузе. А случилось это в конце марта. Часовщик и его дочь навсегда покинули город, когда зазвенела первая капель и повеяло весной. Спустя неделю ледоход вскрыл реки, и о катках и зимних забавах забыли все.
Валька надеялся, что вместе с холодами ушла навсегда и Ледяная Дева.
И она, конечно, не должна вернуться.
Всякое однажды сотворенное зло кратковременно, как порыв ледяного ветра.
Но вот сам ветер…
Он, как известно, «возвращается на круги своя».
Портрет неизвестной у окна
В 1864 году на святочную неделю в доме у московского выборного и мецената Василия Ивановича Якунчикова после веселого праздничного застолья между гостями завелся разговор о различных суевериях, связанных с картинами.
Хозяин дома – известный любитель искусств – показывал обществу свою знаменитую коллекцию живописи, по мнению большинства – изрядную и подобранную со вкусом.
– Странно только, что у вас нету ни одного портрета, – сказала одна из дам. – Ведь русский портрет теперь так в моде! Савва Тимофеевич Морозов, говорят, много портретов покупает для своей галереи. А вы, Василий Иванович, жанр этот, видно, не любите?
– С некоторых пор, признаться, не очень! Да и за что его любить?
– То есть как это?! – изумилась дама.
Многие из гостей тоже удивились. Но Василий Иванович отвечал со спокойной усмешкой:
– Знаете ли вы, господа, как в народе относятся ко всякого рода личным изображениям, будь то портрет или фотография? Представьте, много с этим связано всяческой мистики. Считается, что художник похищает душу изображаемого существа. В это верят и потому избегают фотографироваться. В особенности оберегают детей.
– Да-да! Я тоже слышал, – подтвердил один из присутствующих, художник. – В старину, особенно среди верующих, портреты разрешали писать только с умерших людей. Так и писали – положенными в гроб. Я сам видел работы крепостных художников на Орловщине… Могу подтвердить.
– Однако! Какое жалкое суеверие, – фыркнула дама, спросившая о портретах.
Насмешливые улыбки побежали по лицам. Кто-то засмеялся. Художник и хозяин дома, напротив, оставались серьезны.
– Возможно, и суеверие, – кивнул художник. – Но среди нашего брата это народное поверье не считается совсем уж чепухой. Наоборот! Есть необъяснимые случаи. Например, история юной Лопухиной. Все вы знаете этот превосходный портрет кисти Боровиковского. А знаете ли, что Лопухина, молодая и здоровая девушка, умерла спустя ровно три года после того, как ее портрет был написан? А «Тройка» Перова? Ее даже прозвали «картина-убийца». Помните, в центре этого полотна – мальчик, тянущий сани? Перов отыскал великолепную натуру, мальчика из бедной семьи. Но, несмотря на отчаянную нужду в деньгах, мать его никак не соглашалась, чтоб с Васеньки, ее сына, портрет рисовали. Она будто предчувствовала… Сын Васенька – опора семьи. Но ее все же уговорили. И что же?
Когда Перов представил свою картину на выставке, критики были в восторге. Особенно отмечали, что глаза у мальчика на картине будто живые… Настоящий ребенок был к тому времени уже мертв, скончавшись от внезапной болезни. Картина Перова словно бы украла его жизнь.