Вопрос: что делать с объектом? Я вас спрашиваю!
Повисло зловещее молчание.
– Где его личное дело? – Антон Терентьевич был явно раздражен. – Объект представляет какую-то ценность в плане народного хозяйства?
– Отличник. Все пятерки. Преподаватели хвалят, – сказал один из оправдывающихся. Голос звучал странно – как будто говоривший стеснялся своих слов. Сергей почувствовал, что, если б он был двоечником, говорившему явно не было бы сейчас так стыдно.
И почти сразу понял – почему. Его окатило волной жара.
В луче света сказали:
– Да? Хм. Не хочется отправлять в первый номер. Усыпим, а вдруг он будущий Капица? Хотя, конечно, самый простой вариант – криокамера и хранение до 2035 года…
Сергей отчетливо вспомнил металлическую дверь грандиозного морга: красной краской там размашисто была нарисована римская цифра I – «первый номер», и за ней – стеллажи синих замерзших людей.
Вот от какой участи уберегли его пятерки в студенческой зачетке!
Но что ждет его взамен?! Прежде чем вздыхать с облегчением, стоит узнать подробности.
И тут голос Антона Терентьевича как раз сообщил ему:
– Ну что ж… Придется разговаривать. Приведите объект в чувство и ко мне.
Разговор Сергея с суровым Антоном Терентьевичем действительно состоялся. Вот только помнил его студент Данилушкин впоследствии крайне отрывочно.
В памяти сохранились только разрозненные куски.
– Хотите ли вы, Сергей Иванович, узнать все тайны Вселенной? Они скрываются в той самой бездне, которую мы изучаем тут. С помощью криотехнологий мы можем погрузить человека в долгий сон и открыть в его мозгу особые энергетические каналы… Вселенная разумна, мы существуем в информационном поле, где записано все прошлое и все будущее. Душа человека есть информационная волна, которую мы выпускаем, как луч света, освещающий темноту бездны… С помощью наших спящих объектов – мы называем их «слиперами» – можно узнать любой секрет, любую государственную тайну. Мы служим государству… Мы можем уничтожать любых его врагов, воздействуя опосредованно, через информационную матрицу Вселенной. Но вас не зря провели через криозал номер один. Вы видели отработанный материал. И тех, кого мы, возможно, собираемся использовать в будущем. У нас большие запасы. Но это еще и предупреждение… Не хочешь работать или разгласишь доверенную тебе тайну – большой холодильник… э-э-э… быстро охлаждает пыл. Большой холодильник – это криогенная площадь, вся подземная территория под высоткой физического факультета. Места много…
Все это Сергей Иванович помнил кое-как.
Еще более смутно запомнилось ему все, что случилось после разговора. Когда он, плохо понимая странные речи, заплакал и попросил его отпустить, убеждая своего мучителя, что не только диссертацию еще не защитил, но даже ни с одной девушкой ни разу не целовался!..
Когда Сергея обнаружили милиционеры – он спал в метро, на скамейке станции «Парк культуры». Он честно пытался вспомнить и объяснить, что же произошло с ним за последние несколько часов. Но так и не смог.
Ему мешало лицо Антона Терентьевича. В сохранившихся кусками воспоминаниях оно оказалось крайне изменчивым: то представало полным и красным, в обрамлении густых черных кудрей, то, текуче преображаясь, вытягивалось, удлиняя череп, нос и суживая губы, то вдруг залезало в туман, и наползали на лицо из клубов тумана седые, щеткой, усы с тонкими комариными ножками…
Непостижимая отвратительная физиономия Антона Терентьевича всякий раз вызывала у Сергея Иваныча Данилушкина рвотный рефлекс.
И это действовало убийственно: при всей научной любознательности думать Данилушкину больше не хотелось. Даже легкие попытки вспомнить приводили к мучительным спазмам. В конце концов Данилушкин сдался. Вся неприглядная правда состояла для него в том, что он, пожалуй, никогда не сумеет разобраться в невероятной, загадочной истории, с ним случившейся.
Приключения жмурика
В прошлом, XX веке выдался в начале восьмидесятых ужасный год – все лето в Москве держалась удушающая жара: раскаленный асфальт, в воздухе ни ветерка, ни движения. «Год солнечной активности», – поясняли ученые.
И столько народу в то лето померло от ярости погоды, что все столичные морги были битком забиты. Сейчас звучит странно, а в советские времена никого не удивляло, что даже и места в морге оказывались иной раз в дефиците.
В то лето гуляли отпуск в Москве двое морячков. Как это у них заведено – на суше у мореманов особая программа: веселье-гулянки, девушки, рестораны.
Внезапно у одного из моряков после объемистого «ерша» сердце отказало: захрипел и буквально головой в салат. Вызвали «Скорую» – приехала.
Констатировала смерть.
Акт фельдшер выписал: обычное дело, инфаркт.
Тот моряк, который в живых остался, так расстроился, что даже почти протрезвел.
– Что, – говорит, – делать-то теперь? Куда нам с ним?
А фельдшер со «Скорой» посочувствовал:
– Надо бы, конечно, – говорит, – товарища вашего в морг… Но в нашем районе все морги уже под завязку. На подстанции строго-настрого велели – трупы не тащить. А по другим районам тебя развозить, извини, совесть не позволяет. Я же все-таки «Скорая», а не труповозка. Мы живым помогать призваны. Это я тебе по-человечески, а не как, понимаешь, «звезда со звездой»…
Моряк расстроился ужасно. Фельдшер заметил его искренность, отвел парня в сторонку и посоветовал:
– Ты вот что… Вызови сейчас такси и тащи своего приятеля в машину. Вы ж из ресторана едете – никто и внимания не обратит: пьяный и пьяный – эка невидаль?!
– Как так – с мертвым в такси?!
– Ну и что с того? Он вполне ничего, не скоро еще… ну ты понимаешь… затвердеет. Часа четыре-пять, а то и все шесть по такой жаре у товарища твоего есть. Успеете. А таксисту скажи, что на похороны ехали – адрес позабыли. Пусть по всем моргам провезет – где-нибудь-то да пристроят твоего друга. У нас, между прочим, часто так жмуриков на кладбища возят: дешевле, что ни говори, чем катафалки заказывать…
Как сердобольный фельдшер посоветовал – так морячок и сделал. Расплатился с официантом, взвалил мертвого друга на плечо, в подъехавшее такси на заднее сиденье устроил, сам вперед сел, шоферу ситуацию обсказал, как фельдшер велел:
– Так и так – вези нас с товарищем по моргам.
А шоферу – что? Пьяных морячков не видывал, что ли? Да пачками! Ну он и повез.
Правда, задний пассажир нормально сидеть не хотел – всякий раз на повороте валится и валится на спинку кресла. Моряк своего дружка уж и подымать устал, но все ж старается – придерживает в сидячем положении. А то, думает, таксист догадается еще.
Шоферу же надоело смотреть, как человек мучается, ворчит:
– Во набрались-то оба! Оставил бы его. Куда еще обоим на похороны – зенки залили по самое не балуйся. Оба уже – краше в гроб кладут…
– Ты, – говорит морячок сурово, – баранку верти, не встревай в наши отношения.
Подъехали к моргу. Моряк туда сунулся, а служители ему сразу: «Нет, нет, нет! Мест нет! Совсем невозможно». Точно как в советской гостинице.
«Бывает же такая нелепость случая, – думает про себя моряк, – в гостинице у нас места есть, а в морге вот недостача. Да, не знает человек, когда у него в чем потребность возникнет».
В одном морге отказали и в другом отказали, в третьем – присоветовали дельное.
– Чего, – говорят парню, – в морг рвешься? На кой оно тебе? Поезжай прямо в кладбищенский крематорий. Акт о смерти есть?
– Имеется!
– Так что еще надо?.. А иначе промотаешься всю ночь по Москве несолоно хлебавши. Там в крематории Никифорова только спроси; рублей сорок заплатишь – и покойник в урне! Пристойненько, аккуратненько, любо-дорого поглядеть – взял баночку с прахом и везешь себе на родину дорогого человека. Там уж на кладбище, не торопясь, закопаешь: хочешь – с оркестром, хочешь – без. Культурно и без хлопот.
Подумал морячок: и правда, чего ж от культуры отказываться? Чай, не XIX век! Да и время – к ночи давно…
Вернулся в машину и называет шоферу новый адрес: вспомнил, мол, где похороны-то будут! Вези на Дорогомиловское.
– Да это ж через весь город! – шофер возмущается.
– Ничего, – говорит моряк. – Я тоже устал, что ж делать. Последний, как говорится, долг. А тебе сверх счетчика накинем, не сомневайся!
Шофер поворчал, но повез – куда деваться.
Смеркалось, а дорога долгая. Разморило морячка в машине, он и заснул.
Приехали на Дорогомиловское. Таксист припарковался перед воротами в уголочке и думает: скорей бы уж с этими пьянчугами развязаться!
Морячка в бок пихнул – а тот храпит, не просыпается. Ну, думает мужик, тот-то, задний небось выспался. Давно спит. Его, поди, легче будет поднять. Пускай расплачивается, а друга своего на плечо прихватит.
Вылез из машины, заднюю дверь открыл – хвать покойника за воротник, и рывком из машины. Думает – тот на ноги встанет. А покойнику хоть бы хны – мешком из дверей вывалился и головой об асфальт – хрясь! Звонко так.
Таксист думает: конец мне! Как пить дать, череп мужику проломил. Дрожащими руками пульс схватил пощупать – не нащупывается ничего. Давай трясти пассажира, по щекам хлестать, в чувство приводить.
Все вспоминал, как искусственное дыхание «рот в рот» делается – но от нервов так и не вспомнил. Непрямой массаж сердца только сумел, помутузил мертвеца, а тому, конечно, все уже и параллельно, и фиолетово: не реагирует. Таксист перепугался: ну как?! Человека убил.
А в тюрьму, конечно, неохота. Он и сообразил, что свидетелей никаких нет – морячок-то как храпел, так и храпит себе в машине, и вокруг никого.
Взял таксист покойника и отволок быстренько в овраг, листвой еще присыпал сверху.
«И поди, – думает, – докажи, что это я его ухайдокал. Мало ли: пьяный с поминок шел, в овраг свалился, вот и поминай как звали!»
Вернулся к машине, морячка растолкал, говорит: