– Давай деньги плати! Катались-катались…
Морячок глаза протер, смотрит: а друга-то покойного нету.
– А друг мой где? – спрашивает.
А таксист, не смущаясь:
– Ушел, – отвечает. – Проснулся, попросил высадить. Цветы, кажись, купить захотел. Похороны же как-никак.
Морячок кричит:
– Какие цветы?! Да ты что, дядя, в своем уме?! Дружок-то мой мертвый!!!
Тут уже и таксист глаза выкатил и тоже орать:
– То есть как это – мертвый?!
– Да на, смотри! – Парень акт о смерти из кармана вытягивает и таксисту под нос. – Вот заключение. В ресторане еще от инфаркта умер. Я ж его сюда в крематорий вез. Морги у вас в Москве тесные – нигде моего Федю не брали. Я и хотел его в урну кремировать, чтоб потом до Владика без помех довезти.
Тут таксисту еще хуже поплохело: зря это он, оказывается, покойника-то трепал. Прямо вандал какой-то, зверь-изверг, а не таксист, муж и отец.
От сильных чувств и признался:
– Я его, говорит, Федю твоего, будил… Денег просил. Слишком интенсивно. Вот и приложил нечаянно об асфальт. Так я ж думал, что он живой!!! Сгрузил его после… тут. Где-то в овраге…
– Эх и сволота, – морячок только плюнул. – Ладно, дядя. Пойдем Федю моего искать. Найдем – похороним честь по чести. Вину искупим. Я, конечно, тоже хорош – недоглядел.
Вылезли оба из машины и разошлись в разные стороны вдоль шоссе – мертвого Федю искать. А уж время за полночь. Одно хорошо: ночи летом светлые в Москве. Темнота кругом, но не совсем чтоб глаз выколи, а кое-что видно, если приглядеться.
Долго лазил морячок по оврагам, листву разгребал, шарил на ощупь. Тихо все, пусто. Кресты на могилках чернеют. Вымотался моряк, продрог от ночной сырости. Стали ему в голову разные нехорошие мысли закрадываться про всякие духи-призраки, про месть мертвецов и прочее, от чего кровь в жилах стынет. Махнул он на все рукой и решил: «Ладно, надо возвращаться. Утро вечера мудренее. Завтра по-светлому снова сюда приеду, отыщу друга Федю и похороню его как следует. Нехорошо оно, конечно, вышло, да что поделаешь!»
Пошел назад, а машины нет нигде! Туда-сюда метнулся – нет машины. Что ж это, думает несчастный моряк, неужели бросил меня здесь таксист-мерзавец?!
Вдруг вдалеке ветка хрустнула. Моряк вздрогнул, глянул в ту сторону: какой-то темный силуэт у обочины. В канаву заполз, спрятался, только горб наружу торчит…
Мурашки тут же россыпью по позвоночнику побежали: моряк хладным потом облился при мысли, что он тут один на один с каким-то непонятным чудовищем. Но расхрабрился, сделал пару шагов навстречу – чтобы понять, кто это там прячется. Пригляделся: фу ты, черт! Да это ж машина! Точно, она, «Волга».
Стоит темная, без фар, без габаритов. И за баранкой никого. Странно.
«Удивительно, какой упорный таксист попался, – подумал моряк. – Все еще ищет Федю. Ну пусть. Известно: кто клал – того и клад. А меня уж ноги не держат, такой день выдался тяжелый. Да и ночь не лучше… Посплю-ка я, пожалуй, тут, на заднем сиденье. Все равно ждать – без шофера-то не уеду».
Влез в машину, прилег на заднем сиденье и глаза прикрыл.
Вдруг сквозь сон чувствует: поехала машина.
Открывает глаза – за рулем по-прежнему никого. И мотора совсем не слышно – только шины шелестят. Как во сне, катится чертова колымага сама по себе – скрип-скрип – и аккуратно так к кладбищу подруливает… Ворота распахиваются, словно от ветра.
Что за наваждение? Моряк на заднем сиденье все руки себе исщипал в надежде проснуться.
Но от настоящего кошмара проснуться нельзя. Пронзило его страшное подозрение: не друг ли это его, Федя? Голос сразу осип, провалился куда-то. Еле выговорил:
– Федор? Это ты?
В ответ – тишина. Только всунулась в окно рука, в кладбищенской земле по локоть, и в баранку «Волги» вцепилась!
Моряк чуть дуба на месте не врезал.
Сердце у него в горле колотится, вжался в сиденье, словно примерз… Так и не мог пошевелиться. Но машина от кладбища все же отъехала и тишком-тишком до какого-то придорожного ларька добралась.
Завидев в том свое спасение, моряк, ухватился за ручку двери, дернул что было сил, на дорогу шмякнулся задом, вскочил и дунул до самого метро без памяти, не оглядываясь. Не чуял, как и до гостиницы добрался, и спать лег. Сутки спал, пока весь хмель из дурной головы не вышел.
А дело-то, по правде, объяснялось просто: моряк в темноте машины перепутал.
Таксист-изверг поискал было Федю по оврагам и опомнился. Подумал: «И без того уже страху натерпелся. Еще ночью по кладбищу рыскать – сил моих на это уже нет. Поеду-ка домой. А то в жизнь с мертвяками этими не развяжешься». Плюнул на потерянные за поездку деньги, сел за баранку и был таков.
Но за то время у кладбища еще один какой-то «волжский бурлачок» встал. Проездом поломался, как на грех. Не мог завестись. Вот и толкал машину своим ходом до самого шоссе. А нечаянного пассажира в темноте проглядел, не заметил. Но это что ж? Бывают ошибки и почище того…
Проснулся морячок на следующий день только к вечеру. Голова с похмелья трещит, знобит после ночных похождений. Но хуже всего, конечно, муки совести.
– И как же это я Федю бросил? Эх, эх…
Сидит, чуть не плачет от стыда.
И тут вдруг с соседней койки укоризненный хрип:
– Да уж, Колян! Это ты точно неправ. И главное – где бросил?! На кладбище!!! Так тебя и разэтак, фраер, через колено!
Неописуемы в данной ситуации чувства бедного Коляна: он едва рассудка не лишился. Что говорить? Известно: врачебные ошибки дорого обходятся людям.
Впрочем, при более неудачных обстоятельствах они могли бы обойтись морячкам еще дороже.
Очень уж торопился давешний фельдшер со «Скорой». К тому же духота, жара, год солнечной активности. В общем, неправильно медик смерть констатировал, напрасно акт о смерти составил. А Федя, таксистом побитый, в овраге отлежался, алкогольная отрава из него на кладбище выветрилась… И к вечеру вернулся он в гостиницу живой и невредимый.
Колян ему все-таки обрадовался. Но потом. Попозже. Когда отошел от испуга.
А еще позже – надолго в тоску впал. Вспомнил, как пристраивал друга Федю по моргам, как в крематорий его вез… Упорство – хорошая черта. Но, если вдуматься, – уж больно много ответственности налагает на человека.
Вервольф
Весной 1972 года, 16 мая, в среду, шестиклассник Шура Емельянов, как обычно, приехал на занятия историко-археологического кружка при Историческом музее в центре Москвы.
Шурке очень нравилось приходить в музей, когда тяжелые парадные двери закрывались перед посетителями и внутри можно было оставаться только сотрудникам, у кого имелся специальный пропуск.
У Шурки тоже был пропуск. Конечно, не солидная кожаная «корочка», как у взрослых работников музея, а просто сложенная пополам картонка без обложки. Но все-таки в Шуркином пропуске были и фотография, и печать на уголке – точь-в-точь как на настоящей «корочке».
Документ придавал Шурке солидности. Чувствуя себя важной персоной, он прошел просторным вестибюлем музея по красным ковровым дорожкам, свернул по служебному коридору в помещения запасника, где проходили занятия кружка.
Сегодня Шурке повезло явиться сюда первым. Комната для занятий была открыта, но пуста. Наверное, руководитель кружка, Олег Владленович Пашков, куда-то вышел только что.
Шурка с упоением вдохнул знакомый сладковатый запах пыли и дерева. Ему всегда казалось, что это и есть дух настоящей истории, запах тайн и загадок.
В ожидании, пока начнется занятие, Шурка прошелся по комнате туда-сюда, прислушиваясь к тихому скрипу старинного паркета.
Почти все пространство в запаснике занимали стеллажи. Километры полок тянулись снизу доверху, занятые папками, рулонами, коробками, в которых хранились разные невостребованные исторические экспонаты и еще не разобранные находки различных экспедиций.
Прохаживаясь мимо стеллажей, Шурка разглядывал коробки и читал надписи. Каждая коробка была снабжена специальной каталожной карточкой, где отмечались место, время проведения экспедиции и фамилия руководителя.
На одной потрепанной пожелтевшей коробке Шурка ярлычка не увидел. Непорядок. Очень странно. Может, отклеился? Шурка почесал затылок и решительно стащил коробку без надписей с полки.
Как он и думал, отклеившийся ярлычок обнаружился внутри. Стряхнув пыль с карточки, Шурка прочитал: «1947, УССР, Одесская область, Днестровский лиман, крепость. Саперная рота 16/47, нач. Корбут. П. А. «Поиск»».
Надпись эта вдруг взволновала Шурку. От слова «крепость» повеяло чем-то столь таинственным и притягательным, что он не удержался. Ничего страшного ведь не случится, если он, как участник археологического кружка, немножко покопается в старых находках. А вдруг там что-то важное лежит? Забыли случайно, оно и пылится без дела. Вместо того чтоб храниться в витрине экспозиции.
Шурке и в голову не могло прийти, что ему угрожает какая-то опасность!
Он начал обшаривать содержимое коробки из любопытства – ну-ка, что за находки откопала в крепости на Днестровском лимане рота под начальством П. А. Корбута?
Спустя двадцать минут, когда руководитель кружка Олег Владленович Пашков вошел в комнату вместе с двумя своими воспитанниками из числа старшеклассников, Шурка Емельянов лежал на полу, истекая кровью. У него было три глубокие резаные раны – на шее, руке и бедре. Он был без сознания.
Немедленно вызвали врача. По счастью, «Скорая» приехала быстро.
Олег Владленович сам донес Шурку до машины и сел возле его носилок. Ребятам он объявил, что кружка сегодня не будет.
– Если кто явится – отправляйте всех по домам. Комнату немедленно закройте на ключ и отдайте его сторожу. И ничего в комнате не трогать! А то башку отверну, ясно?! – наказал он своим подопечным. Ребята, бледные и перепуганные, обещали.
По дороге в больницу Шурка пришел в себя. Его мучила странная слабость, все вокруг было каким-то нечетким и очень кружилась голова, но он увидел перед собой встревоженное лицо Олега Владленовича и, улыбнувшись ему, попытался объяснить, что с ним случилось.