«Да, конечно. Но мы не можем исключать возможность того, что она делает это из-за злости на тебя. Возможно, она хочет тебя шокировать и наказать».
«Тогда зачем ей это скрывать? Разве она не пошла бы в город и не заразила бы меня булимией?»
«Возможно. Я просто хотел предупредить вас, что может пройти ещё немало времени, прежде чем в конце этого туннеля появится свет. Ей понадобится вся поддержка, которую вы только сможете ей оказать».
«Куда мы пойдем отсюда?»
«Есть ряд проблем. Прежде всего, это зависимость, и в некотором смысле это самая серьёзная проблема. Она представляет непосредственную угрозу для жизни».
«Угроза жизни?» У меня сердце сжалось. Что, чёрт возьми, здесь происходит?
«Это худший сценарий, но его нельзя исключать. Опиоидные анальгетики опасны своей соблазнительностью. Они действуют, создавая препятствия на всём пути передачи болевых импульсов от нервных окончаний в коже через спинной мозг к головному мозгу, открывая доступ химическому веществу дофамину, которое вызывает ощущение благополучия».
«Охлажденный?»
«Именно. Дофамин эффективно перепрограммирует мозг, и он привыкает к этим приятным ощущениям. Когда зависимый человек прекращает принимать наркотик, организм снова жаждет дофамина.
Если Келли будет принимать викодин в течение длительного времени, у неё разовьётся психическая и физическая зависимость от него, и она может обнаружить, что препарат больше не действует в назначенной дозировке. В этот момент зависимый человек будет увеличивать дозу, пока эффект не почувствуется снова. Сейчас Келли в основном просто раздражительна и замкнута, с заметными перепадами настроения. Если позволить зависимости расти, её могут ожидать затуманивание зрения, галлюцинации и тяжёлая дезориентация. Даже если она не решит экспериментировать с другими препаратами для достижения необходимого эффекта, это может привести к передозировке, печёночной недостаточности, судорогам, коме и, в некоторых случаях, к смерти.
Я крепко сжал трубку. «Эти торговцы, которые продают эту дрянь детям, их вешают в Малайзии. Я начинаю понимать, почему».
«Не уверен, насколько это поможет нам в нынешней ситуации Келли. Зависимость и булимия могут быть лишь частью общей картины, и поэтому, думаю, нам с вами будет полезно встретиться снова. Я разговаривал со своими американскими коллегами, которые специализируются именно на викодине, поскольку мой опыт здесь больше связан с рецептурными и безрецептурными обезболивающими. Они говорят, что есть несколько способов продолжить её терапию после возвращения домой. Прежде всего, нам нужно установить, что у неё булимия, и это повлияет на то, куда, по моему мнению, её следует направить. Но ничего не произойдёт, если она сама этого не захочет. Вот тут-то и вступаете в дело вы».
«Да, конечно. Увидимся завтра. А пока, может, стоит что-то сказать?»
«Нет. Мы сможем поговорить дальше, как только я подтвержу диагноз. Лучший подарок, который вы можете ей сейчас сделать, — это просто поддержка».
«Быть ее мамой?»
«Именно. Увидимся завтра».
Я нажал кнопку на мобильном, чтобы посмотреть, кто звонил, с каждой секундой всё больше ненавидя трёхдиапазонные сети. Номер был заблокирован, и как раз когда я обдумывал варианты, он снова зазвонил. Я приложил телефон к уху, чтобы услышать сообщение, а затем услышал безошибочно узнаваемый голос директора государственной школы, говорящий «да-да». «Вторник, 08:57. Перезвони мне, как только получишь это сообщение, на тот же номер, по которому ты звонил в прошлом месяце».
Черт, нет!
Я выключил телефон. Он мог знать, что я в стране, только по Джорджу, а отслеживая телефонный сигнал, он мог определить моё местонахождение с точностью до десяти метров. Это означало неприятности, которых у меня и так было предостаточно. Я нажал на клавиши.
Он ответил на второй звонок. «Что?» Этот «да-мэн» никогда не был общительным человеком.
«Это Ник».
«Слушай, мяч идёт быстро. Будь здесь в час дня. До Бромли доберёшься быстро».
«Послушай». Мне не нравилось, как он говорил, словно я всё ещё была его собственностью. «Я больше на тебя не работаю. Я даже здесь не живу».
Он вздохнул, совсем как мои школьные учителя. «Бабушка и дедушка ребёнка могут взять на себя поездку в Челси». Этот ублюдок даже не слушал. «Тебя снова откомандировали. Если хочешь тратить время, обратись к своим американским работодателям. Они подтвердят. Мне всё равно, приедешь ты или нет, просто приходи вовремя. Рассчитывай на несколько недель отсутствия».
Связь прервалась, и несколько мгновений я просто смотрел на телефон в руке. Ни за что. Ни за что я не смогу отсутствовать несколько недель.
Я спустился по подъездной дорожке и побрел по тротуару, собираясь с мыслями. Не то чтобы это заняло много времени. Через несколько секунд я уже набирал номер пейджера Джорджа. К чёрту разницу во времени, ему платили круглосуточно.
Я слушал подсказки и набирал номер, когда услышал, как прямо за мной подъехала машина. Голос Джока крикнул: «Всё в порядке, парень?»
Я обернулся и увидел два улыбающихся, измученных лица, которые я надеялся больше никогда не увидеть. Чёрт его знает, как их звали. Для меня они были Трейнерами и Сандэнсом, регуляторами «Да-Мэна», теми, кто убил бы Келли, если бы я не сделал для него работу в Панаме.
Зазвонил мой мобильный, и я увидел, как Трейнерс затянул ручной тормоз, удерживая их на расстоянии нескольких метров.
«Это я. Ты вызвала».
Я стоял и смотрел на «Вольво», пока Сандэнс тоже звонил по своему мобильному, вероятно, чтобы позвонить «Да-Мэну».
«Мне только что позвонили. Почему именно я? Ты знаешь, почему я здесь».
«Да. Но я не социальный работник, сынок». По его голосу было не похоже, будто я его только что разбудил.
«Я не могу этого сделать».
«Я позвоню Усаме, пусть отложит дела, ладно? Нет, сынок, долг зовёт».
«Должен быть кто-то еще».
«Я хочу, чтобы там был мой человек, и сегодня это ты, потому что ты там».
«Но у меня здесь долг, мне нужно быть с ней...» Я вдруг осознал, как жалко я, должно быть, говорю.
«Чем, по-твоему, я занимаюсь весь день? Мне платят за то, чтобы я думал, вот чем я занимаюсь. Я думал – и нет, никого нет. Этот мир беспощаден, сынок. Тебе платят за то, чтобы ты делал, так что делай».
«Я понимаю, но...»
«Ты не понимаешь, и никаких «но». Принимайся за работу, иначе она никогда не сможет оценить эту сложную терапию».
Меня вдруг пронзила тупая боль в центре груди, когда Сандэнс продолжил хлюпать в своей камере. Джордж был мне человеком получше. «Иди на хер! Этот трюк он уже провернул с этими двумя ублюдками, которых он за мной послал. Зачем снова втягивать ребёнка в это дерьмо? Грёбаные придурки».
Джордж сохранял спокойствие, пока Сандэнс закрывал свой телефон и улыбался Трейнерсу. «Ты не понял, сынок. Мы здесь не угроза». Последовала пауза в несколько секунд. Я промолчал. «Не звони мне больше. Явись в Лондон, пока я не скажу обратное, слышишь?»
Я закрыла дверь и подошла к «Вольво». Копна грязно-белых волос, напомнившая мне молодого Роберта Редфорда, когда я впервые увидела его, исчезла. Сандэнс высунул голову из пассажирского окна, словно только что вырос из номера один.
«Я сказал: «Ну, ладно, парень?» — У него был тот сильный глазговский акцент, который можно приобрести только за сорок с лишним лет жевания гравия. — «Немного напуган, да? Твоя девчонка, должно быть, немного постарела. Знаешь, стала немного тяжелее». Он поднял руки, словно взвешивая грудь, и одарил меня таким ухмылкой, что мне захотелось разбить ему лицо.
Тренерам это понравилось, и они вместе посмеялись, когда он достал пачку сигарет «Drum» и немного «Ризлы». Он был примерно того же возраста, и у него была тёмно-каштановая стрижка, как у Сандэнса. Очевидно, они продолжали качаться ещё со времён тюремного заключения в блоках H, будучи заключёнными британского антитеррористического законодательства, но всё равно выглядели скорее накачанными, чем подтянутыми. С их сломанными носами и широкой грудью они бы вполне уместно смотрелись в плохо сидящих смокингах и ботинках «Доктор Мартенс» у входа в ночной клуб.
Я видел, как под короткими рукавами рубашки Трейнерса подергивались предплечья, когда он начал закатывать рукава. В последний раз, когда я его видел, его татуировку «Красная рука Ольстера» только что свели лазером, и теперь все следы исчезли.
Я знал, что сейчас не время что-либо делать, кроме как глубоко дышать. Трейнерс передал первый рулон бумаги Сандэнсу, и его стопроцентный Белфаст прогремел через пассажирское окно: «Босс сказал, чтобы ты обязательно пришёл на встречу. Мы же не хотим, чтобы ты сейчас нас разочаровал, правда, большой мужик?»
Я наклонился, чтобы лучше его рассмотреть, пока он справлялся со второй самокруткой, и успел полюбоваться его фирменными, заляпанными в магазине кроссовками Nike. Сандэнс безуспешно пытался щёлкнуть по одноразовой посуде ладонями размером с лопату. «А что, если я решу этого не делать?»
«А, это было бы здорово». Ни один из них не мог сдержать улыбок, пока Сандэнс тряс зажигалку, пытаясь её зажечь. «Мы все могли бы вернуться в гараж, правда? Всё могло бы снова стать интересным».
Гараж находился на юге Лондона. Там они избили меня до полусмерти, пока мы ждали, когда придёт этот «да-мэн» и объяснит мне правду жизни: что я поеду в Панаму или куда-нибудь ещё.
Я выпрямился и повернулся, чтобы уйти. «Я буду там».
«Ах, как жаль».
Возвращаясь домой, я увидел, что Сандэнс не собирается ничего оставлять на волю случая. Он припарковал «Вольво» на обочине, и они принялись наполнять машину дымом.
14
Кармен находилась в гостиной и завороженно наблюдала, как Лоррейн Келли знакомит зрителей GMTV с минным полем органических увлажняющих средств.
«Мне только что позвонили с работы».
Она не смела поднять взгляд.
«Мне нужно идти на встречу в час дня. Мне нужно будет выйти через минуту, чтобы успеть вовремя. Произошла какая-то чрезвычайная ситуация».