Она подняла камеру между нами, и я услышал, как он ворчит: «Я хочу, чтобы Дарк Винтер был выдан немедленно! Не ослушайся меня – не трать свою карьеру на этого человека! Что, чёрт возьми, ты делаешь?»
Мне удалось поднести рот к микрофону. «Можете забрать, как только я закончу. Я объясню позже».
«Стоун, я знаю, что происходит. Тебя не было дома сегодня утром, мы пошли тебя искать. Где источник? Он пропал – твой ребёнок у него? Он собирается использовать Тёмную Зиму? Я могу тебе помочь, но мне нужен этот агент сейчас».
«Передайте команде приказ отступать. Если они попытаются поднять, я выброшу одну из этих бутылок. Что мне терять?»
Его голос стал стальным и спокойным. «Послушайте меня. Вы ничего подобного не сделаете. Команда не отступит, и вы ничего никуда не выбросите. Я знаю, что происходит; я открыл старый номер оперативного штаба, чтобы мы могли поговорить. Я могу вам помочь. Вы меня понимаете?»
Я ответил в том же тоне: «Ты меня понимаешь?»
«Передай бутылки, Стоун. Только тогда я смогу помочь тебе разобраться с этой ситуацией. Я верну твоего ребёнка, но бутылки должны остаться под моим контролем».
«Нельзя. Послушай: в Берлине как минимум два заражённых тела, и, возможно, уже открытая бутылка – разбитая, что угодно. Квартира двадцать семь, дом двадцать два по Бергманштрассе. Ты понял?»
Последовала небольшая пауза. «Понял. Теперь заходите, и мы вам поможем. Я понимаю ситуацию с вашим ребёнком, но мы можем работать вместе и…»
Я опустил маленькое окошко рядом с собой и выбросил телефон, затем нашёл в куртке телефон Джеффа и тоже избавился от него. «Похоже, блестящая идея пришла мне в голову, не так ли?»
Она была счастлива, когда я повернулся к Сандэнсу и Трейнеру. Сьюзи посмотрела в другую сторону, мимо туалета, на двух других, которые были где-то в соседнем вагоне. «Я думала, вы звонили из Берлина. Извините».
Она придвинулась ко мне поближе: должно быть, мы выглядели как парень и девушка, которые только что поругались и теперь мирятся. «Что теперь?»
Сандэнс все еще разговаривал по мобильному телефону, не отрывая от меня глаз.
«Мы не можем пойти на Ливерпуль-стрит. Ты знаешь «Тоттенхэм Хейл»?»
'Неа.'
«Я тоже. Ладно, мы остановимся у автодома Smith’s на Слоун-сквер — это единственное место, о котором никто, кроме нас, не знает, верно?»
«Давайте поделим бутылки?»
Хороший ответ. Если бы хоть один из нас добрался до источника, мы, возможно, смогли бы продолжить работу. Я медленно кивнул, когда мимо нас протиснулась женщина и открыла дверь туалета, но запах меня отпугнул, и я отвернулся. Сьюзи сняла куртку и опустилась на колени у моих ног, сняв с себя внешний пакет из дьюти-фри и положив в него две бутылки. Я переводил взгляд с одной команды на другую. Сандэнс перезванивал, злясь, что потерял сигнал, и немецкие ребята снова пробежали мимо, когда она встала со свёртком под мышкой.
В левой руке у меня всё ещё был пакет и две бутылки, а вторая, выставленная напоказ, была в правой. «Мы будем держать фургон открытым до половины двенадцатого вечера. Если кто-то из нас не успеет, другому придётся ехать к этому Ублюдку со своими бутылками. Это единственный шанс для Келли».
Она кивнула.
«Ни в коем случае не впутывай в это дело этого «да-человека». Я взглянул мимо неё и увидел, как Сандэнс снова разговаривает по телефону, а Трейнерс поправляет сумку и просто смотрит на меня, очень злой. «Ему на неё плевать. Ты мне это обещаешь?»
Она снова кивнула и оглянулась на вагон. «Я сделаю всё возможное, но в конечном счёте DW придётся контролировать — ты же это знаешь, не так ли?»
56
Уродливые серые башни вырастали из зелени, когда рупор возвещал о прелестях станции «Тоттенхэм-Хейл», расположенной всего в двадцати минутах езды от Оксфорд-Серкус по линии Виктория. Отсюда туристы могли добраться до многих районов Лондона быстрее, чем до Ливерпуль-стрит. Я смотрел в окно, пока поезд сбавлял скорость, стараясь не показывать, что мы собираемся сделать.
Вскоре мы въехали в мешанину из стекла, оргстекла, бетона и рекламных щитов, окружённую офисными зданиями и открытым пространством. Я мельком увидел главную дорогу и большую парковку, заполненную покупателями.
В нашем вагоне довольно много людей встали и направились к дверям: женщины в форме авиакомпании после смены у билетной кассы, отдыхающие, возвращающиеся домой. Чернокожая женщина уложила ребёнка в трёхколёсную коляску позади Сьюзи и занялась ремнями безопасности.
Сандэнс и Трейнерс всё ещё стояли в дальнем конце, выглядя ещё более разозлёнными. Остальных двоих я не видел, но не сомневался, что они собираются высадить нас из поезда.
Я проверил, застёгнута ли сумка на поясе, и ничего не выпадет из карманов. Сьюзи сделала то же самое, не пытаясь скрыть этот факт. «К чёрту их, какая разница?» Она была права: они всё равно будут действовать так, будто мы собираемся убежать, так что тянуть до последней минуты нам не поможет. Поезд замедлился достаточно, чтобы я смог прочитать рекламные щиты. Женщина слаломом обогнула чемодан и рюкзак на своей коляске, и мы пристроились за ней. Поезд со скрипом остановился, и автоматические двери открылись — наш последний шанс поговорить друг с другом. Я прижался губами к её уху. «Смит, половина одиннадцатого». Она кивнула, и мы последовали за матерью и ребёнком на платформу. В её глазах снова появился тот самый пугающий взгляд.
Единственный выход был через пешеходный мост, огороженный поцарапанным и покрытым граффити оргстеклом. Сандэнс и Трейнерс прижались к нам сзади, пока мы смешивались с толпой, направлявшейся в том направлении. Двое других шли впереди, но оставались рядом с поездом на случай, если мы вернёмся.
Сьюзи похлопала меня по плечу. «Удачи. Я пойду на метро». Пока она поднималась по ступенькам, остальные двое отделились и последовали за ней.
Я продолжал ехать за матерью на трёхколёсном велосипеде. Она несла большую сумку на плече и отклонилась от неё, чтобы хоть как-то удержать равновесие. Сквозь оргстекло я видел, как Сьюзи торопится на другую сторону путей.
Я догнала коляску у подножия лестницы. «Помочь?» Она одарила меня благодарной улыбкой. Я взялась за переднюю часть правой рукой, всё ещё сжимая DW в левой. Малыш выглядел примерно на год, совершенно отключённый, половина его лица была прикрыта синей пластиковой соской.
Я выглянул из-за капота, прежде чем подняться по лестнице. Сандэнс и Трейнерс снова разговаривали по телефону, шагах в двадцати от меня, их сумки теперь лежали перед ними, практически на груди. Наверное, им нужен был удобный доступ на случай, если я случайно уроню DW, когда буду пятиться с коляской.
Когда мы поднялись наверх, я поставил переднее колесо и получил ещё больше благодарностей от матери. Я улыбнулся, повернулся налево и пошёл по дорожке. Сквозь оргстекло я видел, как мой новый друг случайно задел Сандэнс по голове, когда она поправляла сумку на плече. Он не остановился достаточно долго, чтобы услышать её извинения. Взглянув вперёд, я увидел билетную кассу и вход на станцию метро за ней. Билетные автоматы и турникеты вели к широкому ряду эскалаторов, исчезавших под землёй. Ни Сьюзи, ни других двоих нигде не было видно.
Я прошел прямо и вышел к вокзалу, прошел мимо стоянки такси и повернул налево, направляясь к главной улице, которая находилась примерно в двадцати метрах.
Люди подсознательно стараются дистанцироваться от преследователей как можно дальше, и, будь то город или сельская местность, они думают, что это означает ехать по прямой как можно быстрее. На самом деле, нужно делать как можно больше поворотов, особенно в застроенной местности. Каждый раз, когда вы попадаете на перекресток, это усложняет задачу преследователей: у них больше вариантов действий, большая площадь для покрытия и им приходится разделять силы. Заяц, за которым гонятся в поле, не бежит по прямой: он делает большой прыжок, меняет тактику и снова уносится прочь. Как только его преследователи набирают импульс по прямой, им тоже приходится менять направление, а это означает замедление, переоценку. Мне нужно было стать этим зайцем.
Я вышел на довольно большой перекрёсток. Слева была пара сотен метров прямой дороги, граничащей с огромным торговым парком, большой открытой площадью, заполненной завсегдатаями: B & Q, Currys, Burger King. Она была полна покупателей с тележками, фургонов и машин, ищущих парковку. Полная неразбериха, много движения, много укрытий.
Я не хотел идти до самого перехода: тогда меня бы увидели прямо у входа в кассу. Вместо этого я перепрыгнул через ограждение и побежал, уворачиваясь от машин. Я пробежал половину пути, подождал на заштрихованных линиях, пока появится просвет, и снова побежал.
Когда я добрался до торгового парка, «Сандэнс» и «Трейнерс» занимались тем же самым. Я держался мощёной площадки слева от площади, пробираясь сквозь толпу покупателей к противоположному углу, к складу ковров.
Я снова оглянулся. Они разделились. Трейнер отставал примерно на сорок шагов, двигаясь медленнее, поскольку я стоял неподвижно. Справа от него, выходя на парковку, Сандэнс пытался выровняться со мной и идти параллельно.
Я сжимал пакет DW обеими руками. Ни за что не собирался бросать эту дрянь. Я пошёл по асфальтированной площадке направо, к стеклянным дверям склада ковров. «Сандэнс» настигал меня, пытаясь отрезать, поэтому я резко повернул налево, на «Б и Кью».
Я протиснулся через турникет и оказался в помещении размером с авиационный ангар, где от меня тянулись бесконечные ряды красок, дрелей, верстаков и всякого хлама. Я уже весь взмок от пота, грудь тяжело вздымалась. Двое парней целеустремлённо двигались к главному входу. Мне нужно было добавить углов, нужно было создать эту сумятицу.
Я повернул направо, пытаясь попасть в тупик, и посмотрел на знаки, указывающие путь. Пожарные выходы, конечно, есть, но они будут с сигнализацией.
Я направился в заднюю часть магазина, высматривая погрузочные площадки, открытые окна, что угодно. Я слишком поздно понял, что это, похоже, один большой герметичный блок, и его тоже скоро заметят. Один из них будет держать курок на выходе. Другой придёт за мной.