Вержбовски осмотрелся ещё раз. Все, кто сейчас находились на поверхности, заняты делом: устанавливают, или проверяют работу разных датчиков, помогают с уборкой породы, берут образцы, ведут топографическую съёмку и т. п.
Он один не вписывался в общую деловитую суету. Ещё бы, ведь он — не прикладник.
Он — учёный-архивист. То есть, такой, который большую часть жизни работает с документами в архивах и библиотеках: с клинописными дощечками, манускриптами на папирусе, или полуистлевшем пергаменте, надписями в гробницах, и всём прочим в таком же духе.
Так что в случае чего, так и так ему придётся работать только тогда, когда появится новая надпись. Или таблица. Или…
Вот именно. Ждать неопределённый срок. А у него и дома дел невпроворот.
И именно поэтому (а вовсе не потому, что он такой отчаянно храбрый и нетерпеливый) он и заправил сегодня скафандр полным запасом кислорода, и в боковой карман попросил пристегнуть и подсоединить к магистрали резервный баллон. Воду и питательную пасту тоже влили до верхних кромок бачков.
Начальник отдела материального обеспечения посмотрел на него как на идиота — большинство выходивших работать в шестичасовую стандартную смену, наоборот, старались нагрузиться по минимуму: какой смысл таскать на себе еду, да ещё такую безвкусную, когда в блоке общей столовой земные деликатесы! Ну вот с кислородом — да, действительно, некоторые ставили как и он, запасной баллон — мало ли… Лучше подстраховаться!
Впрочем, кого он пытается обмануть — надо быть честным хоть с самим собой. Он задумал это не потому, что дома ждут дела. И не потому, что он пока — самый ненужный член экспедиции. И, конечно, не потому, что наконец нашёлся… Эванс.
Нет, данные, поступившие из «чёрного ящика» скафандра Эванса, конечно, помогли… Решиться окончательно. Но они явились просто последней каплей. Подтвердили его расшифровку обнаруженной и зафиксированной роботом-разведчиком таблицы на колпаке.
Буднично и неторопливо он прошёл к расчищенному центру верхней грани Кургана.
Вошёл в обозначенный круг.
Вот и всё. Он — второй. Пусть и не такой отчаянно храбрый, как всё тот же Эванс, но вполне обдуманно решившийся на это. Но он — не космонавт-профессионал, а Учёный. И он постарается полагающуюся ему… «научную беспристрастность» — сохранить. Там, внутри.
Так. Вот и падение. С высоты фута. Точно. Порядок.
Попинав тяжёлым ботинком, он нащупал кромку ограничивающего поля, и перешагнул через него. Камеру он включил ещё снаружи. Теперь оставалось только комментировать, и следить, чтобы изображение резко не дёргалось, как было у первопроходца…
Продублировав то, что у Эванса получилось не совсем резко, или хорошо видно, Майкл прошёл ко второй малой площадке. Для себя он решил, что никакой это не выход, а просто спуск на нижние уровни Кургана. Да и большинство специалистов там, на Базе, считало так.
Переход тоже произошёл мгновенно, как только его тело оказалось полностью в границах кромки металлического диска. Падение с футовой высоты тоже прошло штатно.
Вот только в полной темноте.
Хорошо, что догадался подсветку камеры не выключать.
Комната. Круглая, диаметром ярдов пять. Из неё ведут два проёма. Размеры их — примерно полтора ярда на два с половиной. Он спустился с площадки — здесь никаких барьеров не имелось.
Обошёл по периметру комнату, снимая всё, что попадало в поле зрения. Но кроме голых и тоже серо-розовых стен, не наблюдалось… Вообще ничего.
Вот, правда, на потолке… На потолке, на высоте около пяти ярдов, в его центре, находился… плафон, что ли? — плоский отсвечивающий круг из материала вроде плексигласа. Диаметр его не превышал ярда, а толщина — дюйма.
И — всё. Н-да… Спартанская прямо-таки простота.
С чувством глубокой… неудовлетворённости он прошёл в один из проёмов.
Ага, уже интересней. Толщина стены оказалась чудовищной — более шести ярдов. Выходил проём в кольцевой коридор, опоясывающий круглую комнату по периметру.
А-а-а, вот в чём дело…
Проходы в комнаты, смежные с круглой, оказались снаружи. Они нагло зияли пустотой и полным отсутствием дверей и косяков. Так что он только что прошёл не мимо сплошного монолита стены, а мимо боковин комнат. Чистая же толщина стены составляла не больше ярда. Глубина комнат и ширина не превышали четырёх ярдов — почти как у них на Базе. А их наружная круглая стена, похоже, проходила как раз под всем периметром боковой стены верхнего зала.
Что ж. Грамотно с точки зрения архитектуры: чем прочнее, как говорится, тем…
И всего таких комнат, примыкающих к камере «лифта» оказалось четыре — они так и располагались девяностоградусными сегментами.
Осмотр их и съёмка принесли весьма бедные результаты и комментарии. В стенах кое-где имелись ниши. И проёмы. Некоторые вели в смежные комнаты, некоторые были глухими. В разных местах таких ниш, а кое-где и прямо в стенах, были углубления и впадины. Круглые и прямоугольные.
Засунув камеру практически внутрь одного из таких углублений, он отлично заснял ряд металлических штырьков, явно служащих для подключения каких-то разъёмов или кабелей.
Смотри-ка, инженерная мысль работает примерно одинаково и спустя три миллиарда лет… Возможно, специалист по психологии и проектированию подобных устройств сможет что-нибудь узнать и о их мышлении, и строении тела.
Однако ему, как гуманитарию, ни расположение, ни конфигурация, ни размеры таких разъёмов ничего не скажут.
Поэтому добросовестно отсняв всё для «чёрного ящика», он вернулся в кольцевой коридор.
Его наружная, плавно загибающаяся, стена, намного интересней: в ней имелся ряд проёмов, перекрытых настоящими… дверьми! Вот с дверьми было понятней — их размер предполагал, что существа, проходившие сквозь них, процентов на двадцать крупнее людей.
Он насчитал двенадцать дверей. Добросовестно отснял внешний вид странного, немного напоминавшего алюминий, металла, из которого они были сделаны. На высоте примерно ярда от пола в левом краю всех дверей имелись металлические же ручки. Одну из них он добросовестно попробовал покрутить.
При поднятии рукоятки до упора вверх, дверь, потянув на себя, удалось открыть.
Похоже было, что её петли сидели в косяке — совсем как у земных.
Спросив у самого себя: «— Вы это видели?!», он вошёл. Прокомментировал большую, где-то пять на шесть, комнату, с пятиярдовой же высотой, и странную — не то пластину, не то клавишу у входа. Ткнув в неё пальцем, (А чем же ещё?!) он зажёг свет на потолке, в таком же плафоне, как в камере лифта.
Ага, неплохо. Свет неяркий, но… Повторное тыкание дало усиление раза в два, затем — ещё, и ещё в два. Теперь ослепительное сияние заливало всё настолько резким светом, словно он стоял под колпаком в хирургической операционной.
Чтобы не ослепнуть, он ткнул панель ещё раз. Снова полная чернота. Ф-фу…
Пораскинув мозгами, он вышел в коридор. Верно — вот и панели-выключатели. Как это он их сразу… Правда, их всего три — вот ближайший. Ага, свет зажёгся. Пока тусклый. Теперь — снова комната.
Зажёгся. Ладно, полумрак его вполне устроит… Займёмся комнатой в торце первой, как он её для себя обозначил, «жилой». Из двенадцати.
Этот дверной проём привёл его ещё в одну комнату. Она оказалась меньше в длину, но больше в ширину. Стены, как дальняя, так и ближняя, шли по дуге, явно повторяя очертания коридора и наружной стены Кургана, а толщина стен составляла тоже не менее ярда.
Жильё. Но где же тогда… Ага — вот. Две двери — уже в боковой стене.
Открыв первую, он обнаружил клетушку, очень похожую на самый обычный… туалет — если судить по большому отверстию в полу, уходящему в темноту…
За второй же была комната, выполнявшая, скорее всего, функции ванной. Правда, ни ванны, ни раковины, ни унитаза, конечно, не было, о чём он поторопился попенять — ведь по форме зада можно судить о теле любого существа чуть ли не лучше, чем по так называемому лицу.
Тут он обнаружил, что тыкая в панели выключателей в их нижней части, можно выключать свет сразу, а не проходя последовательно все стадии яркости. Разумеется, всякие ниши в стенах, с разъёмами, имелись и здесь. Однако ничего, так сказать, «движимого», в комнатах не оставили. То есть — абсолютно ничего, что можно было бы отсоединить, или взять с собой: только стены. Однако цвет их в жилых, как он их для себя назвал, комнатах, был, скорее, голубовато-зелёный.
Впрочем, в соседней «квартире» цвет оказался нежно-розовым. А в следующей — светло-фиолетовым. Ух ты, индивидуальный вкус, оказывается, учитывался и инопланетянами!.. Заодно подтвердилось близкое совпадение диапазонов восприятия светового излучения. И — кое-что выяснилось про характерные особенности психики.
Ещё в шести каютах он не нашёл ничего принципиально нового.
Оставшиеся две были куда крупней. Как он понял, за счёт того, что отсутствовали внутренние перегородки. Похоже, здесь было что-то вроде общих комнат — для управления, или развлечения, или ещё чего-то такого же. Во-всяком случае, разъёмов и ниш в стенах оказалось значительно больше, чем в «жилых». На месте туалетов же и ванных оказались комнаты совсем без разъёмов, хоть и со световыми колпаками — возможно, они использовались как склады.
Хотя, конечно, тут нельзя уверенно что-то утверждать: ведь ни стеллажей, ни ящиков, ни даже пометок на стенах жившие и работавшие здесь не оставили. Цвет стен — нейтрально-белый. Деловой. Ну точно — склады…
Пройдя по всем комнатам, и решительно погасив свет, Майкл объяснил в микрофон, что собирается делать, и вернулся к лифту. Тот мгновенно перенёс его на… третий уровень.
Комната-приёмная и ближайшие к ней четыре повторяли конструкцию второго «этажа».
Он вышел в коридор и зажёг свет. Двери в наружной опорной стене были… Не от кают.
Во-первых, они были выше — ярда четыре, во вторых — шире: тоже четыре. Тут явно установлено какое-то оборудование. И дверные «ручки» не поворачивались.