Артём подумал было, что это — у соседей за стеной. Однако — нет. У этих нет никого молодого. Там живёт пожилая чета с маленькой собачкой. И если бы к ним пришёл кто посторонний — собачка заливалась бы оглушительным лаем. Как она всегда встречает даже почтальоншу.
Других же соседей попросту не слышно: сосед сверху положил при ремонте звукоизоляцию, и теперь даже если гоняет свои чёртовы Хард Металл и Панк-рок, звуки проходят только со стороны окон. Соседей снизу Артём знал плохо — но и там жила семья среднего возраста. И достатка. И — бездетная.
И вряд ли хоть к кому-то пришли гости во… — сколько там? — в полдвенадцатого.
Смех повторился.
И Артём с некоторым раздражением и испугом вдруг понял, что смеются-то — в его квартире.
Полный дурных мыслей и предчувствий, он вылез из-за компа. Двинулся в обход.
Так. На кухне, откуда, как он первоначально посчитал, и идёт звук — никого. Ну, разве что «шалунья» спряталась за мусорное ведро. Ха-ха.
В зале, ванной и туалете — тоже никого. Балкон… Хм. Нет, и здесь никого — он даже открыл шкаф с барахлом. Ну и глупость! Померещится же такое!..
Он сел было снова в Одноклассников, но смех раздался опять — на этот раз не такой весёлый, а, скорее, издевательский.
Нет, это точно — на кухне!..
Пока женщина смеялась, он крадучись (За что сам себя постыдился!) пробрался к двери.
Проклятье!.. Не хотелось бы, но пришлось чувствовать себя полным идиотом: кухня оказалась пуста. Но смешки явственно доносились из её пространства!..
Встав в дверном проёме, Артём легко обнаружил источник звуков: в метре над третьей табуреткой.
Сейчас, с его появлением, смех прекратился. Но явственно слышалось шумное дыхание. По нему Артём понял, что… В кухне действительно кто-то есть. И этот кто-то видит его — растерянного, небритого, в драной домашней майке и растянутых тренировочных, «спортивных» штанах.
И впечатление он на этого «кого-то» явно произвёл поганое: раздался тихий, но отчётливо пренебрежительный смешок. Да, женщина — однозначно!!!
Волосы на затылке явственно зашевелились и встали дыбом — а на шее Артём ощутил холодный пот.
Чё-ё-ё-рт! У него — глюки, словно у завзятого наркомана! Может, пересидел за компом?!
Или — ещё хуже. В квартире завёлся человек-невидимка!.. Вернее — женщина-невидимка.
Как ни странно, несколько отрезвила его мысль о том, что скажет жена, обнаружив незнакомку… Да есть ли эта самая незнакомка на самом-то деле?!
Сглотнув, укусив себя за нижнюю губу, и таким образом убедившись, что не спит, Артём быстро сделал два шага и обеими руками охватил пространство над чёртовой табуреткой.
Ф-фу… Никого. Ему сильно полегчало. Он вдруг понял, что все мышцы свело, словно судорогой, и опустил похолодевшие руки вниз. Блин! Надо же… Чуть не попался!
Вот так люди и начинают слышать голоса, видеть барабашек, эльфов или гоблинов, и рассказывать, что они беременны от инопланетянина…
Никого, конечно, на табурете не оказалось. В-смысле, материального.
Но на всякий случай, чувствуя себя уже полным дебилом, Артём обошёл всю кухню, водя руками, и пытаясь достать во все углы, и нащупать…
Он не знал, что он там намеревался нащупать — поэтому и прекратил, только убедившись, что действительно, никаких невидимок на кухне нет. Он вернулся за комп. Почесал бедро, щиколотку, и всё явственней проступавшую обширную плешь — проклятые комары!
Мало, что искусали все руки и ноги, так теперь ещё и за голову цапнули — под рукой нащупался здоровенный расчёсанный прыщ. Пришлось встать, и прижечь его одеколоном жены. Прыща это не «испугало» — он знай себе продолжал чесаться.
Артём оглянулся на открытое настежь окно, за которым ещё светлела вечерняя заря июльской ночи. Комары, конечно, летят… Но ведь не закроешь же — духотища страшная.
Пытаясь абстрагироваться, он застучал по клавишам.
Происшествие оставило гадливое чувство собственного кретинизма, и крохотный червячок сомнения — адекватно ли его восприятие реального мира…
Может, нужно меньше… Общаться виртуально?..
Через день ситуация повторилась.
Поскольку вечером жена снова отбыла на дежурство в свою терапию, Артём, поужинав, снова зависал в Сети. Правда, теперь читал — нашёл интересные подробности о рыболовных снастях. Было, кажется, ещё душней, чем накануне — он снял даже майку.
На этот раз ему послышался не смех. Странно знакомый голос звал его по имени:
— Артём!.. Артемка-сластемка!.. Иди сюда, дам тебе конфетку!
Вот теперь настал черёд испугаться по-настоящему!!!
Так Артёма звала только его Первая. И — только когда предлагала… Себя!
На этот раз он покрылся липким ледяным потом сразу — ещё не встав со стула. Огромные мурашки — да что там мурашки — жуки! — бегали по всей спине и шее!
А ведь он знал!.. Он ещё тогда — в первый раз! — понял, что это приходила ОНА.
И подсознательно всю жизнь знал: рано или поздно этот день наступит. Юлия придёт за ним. И уж тогда-то никуда он не денется…
Жаль-то как. Дожил всего до пятидесяти… С небольшим.
С чувством осуждённого, восходящего на эшафот, он двинулся на голос: на этот раз в зал.
Тянуть с разборками он смысла не видел. Уж если началось — значит всё. Кранты. Крыша съехала, совесть одолела.
Ну почему, почему он тогда сбежал?! Может, и не любил, как уверял — и её и… себя?..
А позже, когда она сказала, что беременна — испугался? О, да: испугался-то он точно! Ответственности. Пелёнок и неизбежной и неистребимой вони от мочи… Гарантированных ежедневных скандалов с предками — жить-то пришлось бы у него. А характер что у его матери, что у его «девушки» — тот ещё… Не пришли бы к «консенсусу».
Вот он и сбежал в Москву.
Но ведь Юля умерла вовсе не из-за него! Она и вышла замуж, и нормально родила… И лишь в тридцать шесть скончалась от рака пищевода.
И все эти годы для него — словно и не было их… Рана свежа. Мучительной тяжестью сердце сжимает стальная рука совести, и к горлу подступает тошнота — виноват… Бросил… Обманул…
То, что он увидел в зале, в сумрачном свете заходящего солнца, сразу вернуло его на землю из заоблачных далей мистики и самоедства.
Картина выглядела дико, безумно. Здесь уж не до самокопания…
Просто — страшно.
На высоте примерно метра над его любимым креслом прямо в воздухе висели…
Два глаза.
Выглядели они так, как Артём однажды видел в каком-то научно-популярном фильме: со зрительными нервами, идущими куда-то назад и вверх, с вращающимися круглыми яблоками, и странным, немигающим выражением… Тут же он понял, в чём дело: не было глазниц, бровей, ресниц, лица — вообще, всего того, что должно окружать нормальные женские глаза!
А так, вроде, глаза смотрели на него даже без укора… Получается — даже хорошо, что причиндалов, делающих всю эту мимику, нет!
Но всё равно — горло Артёма перехватило. Ноги задрожали. Он судорожно вздохнул.
Однако сказать не успел ничего.
Голос, этот до боли знакомый, и ни чуточки не изменившийся голос, произнёс откуда-то из воздуха, из места чуть пониже глаз:
— А-га, вот и ты. Ну иди же, маленький, иди скорее!.. Мама приготовила конфетку!..
Интонации резанули по сердцу мучительной лавиной воспоминаний: да, она так и говорила с ним… Словно мать с непослушным и неразумным малышом. А ведь он всего-то на три месяца младше!
Вдруг волна возмущения залила затылок и лицо: он не мальчик! Он уже — взрослый, состоявшийся мужчина! Да и мертва она давно, его «первая любовь»!..
И вообще: что это за бред — почему Призрак его бывшей не может явиться сразу весь, и во плоти — ну, вернее, не во плоти — а, в-смысле, цельным изображением?! То есть так, как положено порядочным Призракам?!
Ощутив, что сбросил оковы гипноза, (Он — не кролик!) Артём почти спокойно подошёл, и протянул руку…
А лучше бы он этого не делал.
Потому, что глаза — оба яблока — остались на месте, и его покрытая липким потом ладонь ощутила мягкую упругость и холодную скользкость поверхности левого яблока…
Да, оно висело там! Материальное, и несомненно существующее! И вывернулось кверху — взглянуть на него!
Автоматически застыв, и не убрав ладонь, он ощупал и круглую выпуклость, и мягкую податливость, и движение — трение чего-то скользкого, словно рыбье брюхо, о ладонь!
Голос Юли нельзя перепутать ни с чьим. Она пошло хихикнула:
— Может, хватит «прелюдии»? И шалунишка перейдёт непосредственно к делу?..
Вселенная вокруг него бешено завертелась, в ушах громко зазвенело.
Увидел стремительно приближающийся ковёр, Артём ещё успел понять, что теряет сознание…
Он очнулся сразу.
Понял, что уже глубокая ночь. В зале было темно — только из спальни просачивался розоватый свет — торшер. Артём не придумал ничего лучше, как со стоном сесть, а затем и встать.
На голый живот налипли крошки и ворс — ковёр давно никто не пылесосил. Спина… Замёрзла.
Он включил люстру. Никого. Разминая себя руками и отряхиваясь, Артём глубоко дышал, уже не сомневаясь, что на сегодня компьютера — хватит!
Но на всякий случай опять обошёл всю квартиру — заглянул даже в туалет.
Точно — никого. На часах значилось — одиннадцать тридцать две. А от компа он отошёл… Хм. Надо же — провалялся почти час! Может, перенапрягся на работе?
Дневные заботы пронеслись перед внутренним оком: планёрка, заводской цех с макетным образцом, разборки с мастером участка, обед… Затем — снова КБ, с его старинными кульманами, и стариками за ними. И компами — за ними, используя всё богатство софта, работали молодые, ретивые. Нет, сам он уже ничего не чертил… Но по должности всё равно — регулярно проверял, как что идёт у кого. Шло, вроде, неплохо — только медленно. Да оно так, по-старинке, с проверкой и перепроверкой — и лучше. Надёжней.
Но вот устать настолько, чтобы видеть жуткие глюки, характерные, скорее, для фильма ужасов, он не должен. Может, поел чего не того? Тоже — нет. Что обед, что ужин — пресные, обычные. Борщ — он и есть борщ: что в котелке, что жена давала с собой подогреть на работе, что дома — в восьмилитровой кастрюлище.