Сумрак спланировал на свободное место рядом с Сильфидой. Поверхность ветви напоминала чешую ящера, и даже хотя он понимал, что это была просто кора, ему было не по себе от этого ощущения. Он разыскал глазами своего отца — тот сидел просто на соседней ветке, вместе с остальными старейшинами.
Им навстречу планировали Кона и группа пожилых рукокрылов. В их быстром спуске тесной группой ощущалось что-то почти угрожающее. Они сели рядом с Икароном и его старейшинами.
Вперёд выступил седеющий самец. Это был самый крупный рукокрыл, какого Сумрак видел в своей жизни, и у него была выправка воина. Поперёк его широкой груди тянулся толстый розовый валик шрама. Его когти, хотя и изогнулись со временем, были огромными, и Сумрак мог легко представить себе, как они режут яйца ящеров, а возможно, даже самих ящеров.
— Добро пожаловать, добро пожаловать! — закричал он. — Я Гирокус, и вы — желанные гости здесь.
От его мощного голоса и выправки веяло властью, но в его приветствии ощущалась также искренняя теплота. Он продолжил, представляя своих многочисленных старейшин, каждый из которых по очереди выходил вперёд, коротко кивал, а потом делал шаг назад. Похоже, его колония была многочисленной и в ней царила хорошая дисциплина.
— Кона говорит мне, что вы сильно пострадали на острове, — сказал Гирокус.
— Да, — ответил Икарон. — Клан фелид во главе с Хищнозубом устроил резню в моей колонии. Они убили тридцать восемь рукокрылов.
С ветвей послышался потрясённый шёпот.
— Мой друг, мне жаль, — сказал Гирокус. — Это злодеяние — худшее из всего, о чём я когда-либо слышал. Мы следили за этой группой. Некоторое время назад Хищнозуб ушёл от Патриофелиса и разбойничал в лесах. Здесь мы всегда настороже, но я предусмотрительно удвоил число часовых, и пока мы остаёмся невредимыми. Я знаю, что эти фелиды убивали наземных животных и разоряли гнёзда птиц. Птицы тоже становятся чрезвычайно неприятными соседями.
— Они напали на колонию Икарона, когда они переправлялись с острова, — сообщила Кона своему предводителю. — Они вели себя свирепо.
— Они думают, что мы — яйцееды, — сказал Икарон.
Гирокус фыркнул снисходительным тоном.
— Птицы слишком глупы, чтобы понять, что у нас нет никакого интереса к их яйцам. Здесь они пока ещё не нападали, но я боюсь, что это не заставит себя ждать. Фелиды Хищнозуба принесли хаос в звериные королевства. Многие отправляли посланников к Патриофелису, требуя от него остановить бойню, и он уже направил солдат, чтобы выследить Хищнозуба. А мы уже послали ему сообщение, что нашли его рыщущих убийц на острове.
— И что же будут делать эти солдаты? — спросила Нова.
— Они должны убить отщепенцев, — прямо ответил Гирокус. — Это лучшее решение. Мы должны действовать жестоко, чтобы сохранить мир сейчас, когда ящеры, наконец, стёрты с лица земли.
Сумрак едва сумел подавить удивлённое чириканье и взглянул на Сильфиду, глаза которой блестели от волнения.
— Это правда? — изумлённо спросил Барат. — Разве можно было уничтожить каждое гнездо и каждое яйцо?
Гирокус рассмеялся.
— Вы что, не слыхали новостей на своём острове? Это правда. Ящеры исчезли навсегда.
Сумрак взглянул на серьёзное выражение своего отца, и попробовал представить себе, что он должен был чувствовать. Разве мир не стал лучше и безопаснее без ящеров? Но как мог его отец действительно радоваться этому — выполнению плана, который он считал таким неправильным?
— Потрясающая победа! — сказала Нова.
— Несомненно, — подтвердил Гирокус.
— Несколько дней назад у нас на поляне разбился кетцаль, — нерешительно сказал Сол. — Его крылья были поражены гнилостной болезнью.
— Одинокий бродяга с побережья, без сомнения, — уверенно сказал Гирокус. — Все их гнёзда на утёсах были уничтожены. По иронии судьбы, именно Хищнозуб и был тем, кто уничтожил последние из яиц. Он был героем, пока его вкусы не стали варварским. Но он может быть не единственной причиной наших волнений за последние дни.
Голос Гирокуса звучал серьёзно, и это заставило когти Сумрака глубже впиться в кору.
— Возможно, до вас доходили те же самые слухи, что и до нас, — продолжал Гирокус. — Новые породы хищных птиц с севера. А с востока — крупные плотоядные звери.
Потрясённый Сумрак повернулся к Сильфиде.
— Мы ещё не видали ничего такого, — ответил Икарон.
Гирокус покачал головой:
— Мы тоже, и, возможно, никогда не увидим. Многие думают, что это просто сказки, родившиеся в испуганных головах. Но я знаю ещё вот что: с тех пор, как исчезли ящеры, все звериные королевства становятся всё больше. И с более высокой численностью подданных возникает больший спрос на охотничьи угодья. Сейчас значительно чаще стали сражаться за территорию. Даже те существа, с которыми мы обычно сотрудничали, теперь становятся драчливыми. Всё происходит так, словно мы освободились от одного врага лишь для того, чтобы породить новых — из числа старых друзей.
— Это действительно печально, — сказал Икарон. — Давайте же надеяться на то, что в итоге возобладают наши лучшие порывы.
— Это верно, — ответил Гирокус. — Но, как вы уже видели, мы остаёмся в состоянии постоянной тревоги. Мы не жаждем войны, но мы готовы к ней. Вы все сильно страдали и нуждаетесь в пище и отдыхе. Наслаждайтесь ими в безопасности в моей колонии, а завтра мы поговорим ещё.
— Спасибо, Гирокус, — ответил Икарон. — Ты очень щедр.
Было уже поздно, и Сумрак был измучен, но он боялся пробовать спать. Борозды в коре сосны были далеко не такими глубокими и удобными, как на их старой секвойе. Запах был более острым и менее успокаивающим. Попытка обустроиться на этой странной ветке остро напомнила ему о том, что Мама ушла и больше никогда не вернётся. Но с обеих сторон к нему прижались отец и Сильфида, и сон, наконец, сморил его.
Он путешествовал по странному лесу; за деревьями показалась поляна, а в центре её высилась секвойя. Там были все: они ждали его и спрашивали, почему он уходил.
— Где ты был? — спросила его мама, с любопытством качая головой.
Как же так вышло, что он заблудился? Ведь всё это время дом был совсем рядом. Неважно. Сумрак был просто переполнен радостью возвращения домой; он сел на свою ветку и начал чиститься, а в это время Сильфида, его отец и все остальные рукокрылы отправились на охоту над поляной. Но потом, даже его сон вторглись беспокойные мысли, и он знал, что всё это было лишь иллюзией, ложью. Но он по-прежнему боялся, что с его домом может случиться нечто ужасное. Он хотел сохранить его безопасным и совершенным хотя бы в своих снах, поэтому он скорее желал бы проснуться, чем смотреть, как его мир рушится ещё раз.
ГЛАВА 15. Истинная природа
Был рассвет, и Хищнозуб искал яйца. Его загнала на деревья вовсе не нехватка еды: даже после того, как четыре дня назад сбежали рукокрылы, на острове по-прежнему было полно добычи. Вчера вечером он поймал нескольких обитателей подлеска, чтобы набить себе живот. Но долгие годы, проведённые в роли охотника на ящеров, оставили свою память в виде особой любви к яйцам — к их притягательной вязкой жидкости, к нежной плоти нерождённых существ.
Оказалось, что найти неохраняемое гнездо довольно трудно. Птицы были чрезвычайно бдительны и вели себя свирепо всякий раз, когда он подбирался слишком близко. Одна из них уже расцарапала его когтями. Он хотел напасть на неё и сломать ей шею, только на помощь к ней быстро прилетели ещё четыре птицы, отогнав его прочь в вихре клювов и крыльев. Он отступил в лесную чащу.
Рядом с ним по жёстким ветвям терпентинного дерева кралась Миацида. Она стала его частой напарницей во время охоты, и он был рад этому, поскольку она показала себя самой искусной после него самого охотницей среди Рыщущих. Он даже подумывал иной раз, не согласится ли она однажды стать его брачной партнёршей. Но эта мысль приносила ему мало удовольствия, поскольку он по-прежнему часто думал о Пантере, даже когда она была потеряна для него навсегда.
Он остановился и принюхался. В этой части леса было пугающе тихо. Какое-то время он не слышал птиц и не видел гнёзд. Но его ноздрей коснулся очень характерный аромат грязи, слюны и сухой травы. Он огляделся по сторонам. Там.
Вначале он подумал, что гнездо было брошено: оно выглядело таким жалким, слегка разрушенным с одной стороны. Он взглянул на Миациду и кивнул. Они прокрались вперёд, прислушиваясь и пробуя воздух языками. Птицы в округе не издавали ни звука. Хищнозуб добрался до гнезда и заглянул внутрь.
Форма яиц вызвала у него удивление. Они были совершенно круглыми. Он никогда не видел таких яиц. Их скорлупа была белой, что обычно для птичьих яиц, но они были значительно крупнее. Он жадно облизнул зубы. Само по себе гнездо представляло собой обычную рыхлую плетёную конструкцию из травы и прутьев — оно было практически таким же, как другие, которые он разорял. Хотя яйца выглядели несоразмерно большими для этого гнезда.
— Это почти наверняка яйца ящеров, — мягким голосом сказала Миацида.
Волна неприятной дрожи пробежала вдоль хребта Хищнозуба, наполняя его одновременно и страхом, и волнением. Он скучал по тем дням, когда был охотником на ящеров. Ещё не так давно он мог и удовлетворять свою жажду мяса, и по-прежнему оставаться в рядах Рыщущих. Он подумал о Пантере, о её запахе, и почувствовал знакомое ощущение тоски, сдавившее его грудь.
Он обнюхал одно из шарообразных яиц, а затем лизнул его. У его скорлупы был странный вкус. Он отодвинулся и пригласил Миациду тоже попробовать его.
Предупреждения не было. Крючковатые когти вонзились в спину Миациды, и она задёргала лапами, начала биться и пронзительно верещать. Хищнозуб в ужасе смотрел, как её поднимает в воздух крылатое существо. Оно повисло в воздухе, огромные крылья махали почти бесшумно, а затем его клюв раскрылся и вонзился в шею Миациды.
Хищнозуб напрягся, не зная, бежать ему, или же нападать. Через считанные секунды Миациде уже ничем нельзя было помочь — её растерзанное тело обмякло в когтях этого существа. Хищнозуб попятился назад, не сводя глаз с чудовища. Оно утащило Миациду на ветку, село на её тело и начало пожирать его — прямо вместе с шерстью.