лой ударил кулаками по снегу.
Срезанная гора под ними подпрыгнула едва заметно, заворчала, загудела – толстый слой снега стал трескаться, раскрывая неглубокие трещины в камне, а по склонам ее полились камнепады и потоки снега.
Бермонт сжал губы – на лбу его выступил пот, – приподнялся и еще раз с выдохом-стоном впечатал кулаки в снег. Вокруг королей, взрываясь каменной крошкой и снежной пылью, заструились трещины, и каждый из монархов в этот момент почувствовал, как окутывает их сила разных стихий, как струится она к огненной королеве – и пламя усиливает совокупную мощь держателей Туры, жарким столбом вздымается вверх и перетекает в Демьяна.
Гора загудела так мощно, что у людей заболели уши и в глазах помутилось, затряслась… Бермонт вжимал кулаки в камень и что-то рычал, у Василины срывалось дыхание и дрожали руки – и Нории чувствовал, как истекает из него сила и пот струится по вискам. Камень трещал, выл и ревел, словно раненый огромный зубр, двигался, скрипел и лопался толстый многометровый лед на озере, вставая бурунами, – и вдруг будто струна лопнула, раскидав отдачей монархов по снегу. И всё затихло.
– Не хватает чуть-чуть, – рычаще сказал Бермонт, поднимаясь и отряхиваясь от снега и талой грязи. – Совсем неглубоко. Хотя бы одного еще такого же сильного, как мы. Или если бы у меня уже были дети… Слишком большой объем. Я не могу. Прости, Нории.
– Не за что прощать, – ответил дракон, помогая встать почтенному императору, который даже лежа в грязи ухитрялся выглядеть величественным. – Ты попытался. Не печалься, брат. У Песков есть еще возможность выжить. В конце концов, это не твоя ответственность, а моя.
Они вернулись в Бермонт, и Демьян настоял, чтобы уставшие и обессиленные коллеги отдохнули, переоделись и остались на обед. Отказываться после сблизившего всех дела никто не стал – вызвали своих камердинеров и горничных с чистой одеждой (Демьян предусмотрительно предложил Нории воспользоваться помощью слуг Бермонта), с удовольствием отдали дань сытной, изобилующей мясом, ягодами и грибами северной кухне. Известие о том, что через час вместо двух человек – короля с матушкой – предстоит изысканно накормить с десяток первых лиц Туры, привело поваров замка в состояние тихой истерики – но вызов они приняли и блестяще справились с нелегкой задачей.
Затем высокие гости проведали королеву, под пышным дубом меланхолично догрызающую чьи-то окровавленные ребра и тихим ворчанием давшую понять, что делиться она не станет ни с кем, будь это хоть сам йеллоувиньский император. Понаблюдали за показательными тренировками гвардейцев («Кто опозорит – поставлю нянькой в детский сад», – пообещал бойцам подполковник Свенсен) и уж после этого наконец-то завершили затянувшийся совет, спеша вернуться в свои вотчины к тяжелым монаршим обязанностям.
Королева Василина, опечаленная неудавшимся вызволением драконов и весь день исподволь наблюдающая за Нории, первым делом отправилась к мужу в кабинет и поделилась с ним впечатлениями и своим расстройством.
– Мне кажется, – сказала она печально, – что он очень подошел бы Ани. Он так силен, терпелив и спокоен, а у нас ведь у всех характер не сахар.
Мариан сдержанно улыбнулся, глядя на свою мягкую королеву, после ледяного срыва на свой день рождения искренне считающую, что у нее тяжелый нрав.
– Ангелина разумна, – успокоил он супругу. – Если она хочет быть с ним, то разберется в себе, уверен.
– Да, – пробормотала Василина, прижимаясь к мужу. Сил не было, после обеда тянуло в сон. А впереди еще дела. Она сокрушенно вздохнула.
– Василек, – неожиданно сурово и требовательно произнес Байдек, – скажи мне, что вы, перед тем как пытаться разрушать гору, подумали, как уберечься, если все получится и она пойдет оползнями из-под ваших ног.
– Демьян бы удержал нас, – возразила королева неуверенно, потому что они это действительно не обговаривали. А Мариану, как всегда, важнее всего была ее безопасность.
Руки на талии Василины сжались почти до боли, и муж очень ровно проговорил:
– Я поговорю с Бермонтом при случае. Очень надеюсь, он все предусмотрел. И что, жена моя, мне теперь одну тебя не отпускать – как иначе я всегда смогу быть уверен в твоей безопасности?
– Не ругайся, – попросила она мягко и крепче обхватила его за шею, потерлась щекой о мундир. Супруг сердился, стоял напряженный – крепкий и мощный, – и руки держали как стальные, и синие глаза были серьезными, и взгляд хмурым.
– Ну что ты, ну не сердись, – шептала королева, дотягиваясь до его губ и целуя их, – я буду осторожней, Мариан. Ну поцелуй меня, Мар, поцелуй…
За дверью ходили слуги, придворные, а он не отвечал, не реагировал – и ведь прав был, прав! Пришлось отвлекать: провести губами по шее над воротником, прикусить, запустить руку в волосы и пробежаться пальцами по затылку – и пусть он стоял как скала, Василина сама уже таяла и загоралась, чувствуя, как жарко становится телу, как чувствительна сейчас кожа. Отклонилась назад, глядя ему в глаза.
– Сердишься?
Не ответил.
Поцеловала. Сладко и долго.
– Неужели все еще сердишься?
Она что-то шептала нежное, примирительное, и гладила его по плечам, и терлась о него, как котенок, – и синие глаза сына Севера все же дрогнули, потемнели, и руки стали нежнее, скользнули вверх по спине, опустились вниз, сжали ягодицы. Василина потянула с себя тонкий кашемировый свитер, подула на светлые вьющиеся пряди, упавшие на лицо, – и сама не поняла, как оказалась на столе, с задранной юбкой, чувствуя ягодицами холодок дерева, отвечая на жесткий поцелуй и нетерпеливо дергая ремень на брюках супруга. Он так ничего и не сказал, жадно вбиваясь в нее, удерживая за спину и затылок и заставляя смотреть в глаза, – да и не нужно было слов этим двоим.
Только потом, когда она слабыми от удовольствия руками обнимала его, тяжело дышащего, навалившегося сверху, и пыталась прийти в себя, муж, целуя ее во влажную шею, сипло и тихо сообщил:
– Теперь я снова буду сопровождать тебя на советы, Василина.
Королева не стала спорить – повернулась к нему, ласково поцеловала во вспотевший висок. Главное – помирились. А касательно сопровождения – пусть, если ему так спокойнее.
Уже вечером, за ужином, Василина рассказала родным, что перед советом поговорила с императором Ши и он согласился встретиться с Ангелиной. И что время встречи сообщит секретарь его величества на следующей неделе.
– А зачем? – настороженно спросила Марина.
– По рабочему вопросу, Мари, – ровно ответила первая Рудлог. Марина хмыкнула и занялась ужином, а Ани продолжила: – Спасибо, Василина.
Рассказала королева и о попытке вскрыть Драконий пик – с некоторым беспокойством поглядывая на мужа, но Мариан лишь нахмурился, ничего не сказав. Внимательно посматривала Василина и на старшую сестру – та, в отличие от младших и отца, слушала о произошедшем задумчиво, вежливо и холодно, и ни разу руки ее не дрогнули при упоминании о Владыке Нории.
И только в конце в глазах ее появились тревога и усталость – и тут же исчезли, сменившись привычной уверенностью и сдержанностью.
Никто не обратил внимания и на непривычную молчаливость Алины – а может, обратили, но посчитали, что сестричка и дочь просто вымотана прошедшими зачетами. Впереди были небольшой перерыв и экзамены.
После ужина пятая Рудлог расстроенно побрела к себе в комнату. Ей сейчас все время почему-то хотелось спать. Но теперь она боялась засыпать, потому что снилось ей что-то жуткое, знакомое и удивительное, и холодно становилось, и просыпалась она среди ночи, долго приходя в себя и пытаясь вспомнить, что же видела. Но делать было нечего. Принцесса до упора сидела над билетами, пока глаза не начали слипаться, вздохнула и пошла в кровать. Мучилась, таращась в темноту, и не выдержала – позвонила Матвею.
– Что-то случилось, малышка? – спросил он тут же. В общежитии, видимо, была очередная вечеринка: гудели голоса, играла музыка.
– Опять страшно засыпать, – призналась она жалобно. – Кошмары снятся. Извини, что я так тебя отвлекаю.
Голоса стали тише.
– На балкон вышел, – объяснил Ситников. – Алин, ты мне звони, когда нужно. Не надо стесняться. Я бы посидел рядом, если бы можно было.
– Ночью ко мне нельзя, – смущенно сказала она, – нехорошо это. Матвей… а ты не мог бы не отключаться хотя бы минут десять? Мне не так страшно будет.
– Конечно, – пробасил он настолько уверенно, что ей стало теплее на сердце. – Засыпай. Я тут.
Она слушала его дыхание. Как щелкает зажигалкой, как шуршит и ходит по балкону, как шикает на кого-то, кто попытался выйти к нему. Слушала и улыбалась. И заснула быстро, и ничего плохого ей в эту ночь не приснилось.
Глава 9
Вторник, 27 декабря,
Иоаннесбург, МагУниверситет
– Екатерина Степановна!
Катя подняла голову от письма, которое надиктовал ректор, – она переписывала начисто. Перед столом стоял воодушевленный шестикурсник, сжимая в руке букет цветов.
– Это вам.
– Благодарю, – и, главное, на лице ровное выражение. Не дать понять, что ты смущена или тебе приятно, иначе воспримут как поощрение. – Поставьте в вазу, пожалуйста. Она в шкафу справа.
Студент с готовностью оглянулся, чуть потемнел лицом – в приемной уже стояло три букета, – но послушно взял вазу. Дальше она не смотрела – дописывала письмо. Можно было бы напечатать, конечно, но особая корреспонденция – к главам других учебных заведений, к людям, занимающим высокие должности, – требовала в знак уважения писать от руки.
Студент помялся рядом, и она снова подняла голову.
– Очень красивый букет, – сказала Катерина мягко, но с вполне однозначным намеком.
Студент вздохнул.
– Павел. Сухоплатов.
Катя посмотрела на часы. Но тут зловеще заухал филин – и за нее ответил ректор, появившийся в дверном проеме:
– Пара начинается через семь минут, господин Сухоплатов.
– Да, Александр Данилович. Извините, – парень неохотно покинул помещение.