– Угу, – блакориец пощелкал пальцами, и в спальне открылось еще одно Зеркало. – Пойдем?
Катерина, крепко вцепившись в длинную холодную шею странной тени-змеептицы и прижавшись к ней щекой, взлетала над огромным, заснеженным, сияющим вечерними огнями Иоаннесбургом. Сверху, с его сверкающими жилами-магистралями, заполненными тысячами машин, с вязью из миллионов светящихся окон и фонарей, город походил на дивную звездную паутину, разделенную пополам белым льдом реки Адигель.
Полупрозрачная темная змеептица все поднималась и поднималась вверх, и ледяной ветер с сыпью секущих лицо и руки кристалликов льда усиливался, заставляя глохнуть от жгучего холода. Тела Катерина уже почти не чувствовала и только надеялась, что не разожмет руки и не полетит вниз, – уж лучше замерзнуть здесь, на лету. Сорванное от крика горло болело, и голова была гулкой, как пустой кувшин. И страх казался уже тупым и привычным, как непомерно тяжелая холодная глина, заполнившая тело. Кажется, она просто перебоялась.
«Не-с-с-с-с бойс-с-сшс-ся», – прошелестел у нее в голове бесплотный голос. Катя не успела подумать, чего еще ей надо не бояться, – птица, поднимающаяся теперь почти отвесно, сложила черные полупрозрачные крылья, растекающиеся в небо клочками тумана, и, вытянувшись в стрелу, понеслась к земле, вспыхивая ослепительным белым светом, восхитительно горячим, мгновенно согревшим, напитавшим ее. Наверное, с земли они смотрелись падающей звездой. И вдруг столица, несущаяся навстречу, исчезла, а вокруг вспыхнула мягким сиянием заворачивающаяся мириадами искр радужная пыль. Какой-то переход? Подпространство? Место, исполненное изначальной силы, духом творения, прошившего Катерину от головы до пяток и напоившего ее такой бодростью, какую она чувствовала только в детстве.
А через несколько ударов сердца они вынырнули над покрытыми снегом горами, прямо над долом, заполненным туманом, подсвеченным изнутри тусклыми огнями строений. Змеептица медленно спланировала в этот туман и понеслась над небольшим городком, над темными парящими озерами – видимо, это и была долина Хорндорф, – и через несколько минут опустилась у одного из них.
Вокруг стояли небольшие коттеджи, к которым тянулись выложенные брусчаткой дорожки. Светили затейливые кованые фонарики, виднелись указатели с надписями на блакорийском и рудложском: «Горячие источники», «Ресторан „Лавина“», «Лечебный корпус санатория Варм бассер». Снега на земле почти не было, по ногам тянуло сыростью.
– Спасибо, – сипло (сказалось-таки переохлаждение) проговорила Катерина, когда наконец-то расцепила скрюченные пальцы и сползла на землю. Удивительно, как она не потеряла туфли. Птица терпеливо ждала, поводя башкой, похожей на голову ящерицы, по сторонам, и Катерина протянула руку и осторожно погладила свою воздушную лошадку по длинной шее. Теперь она могла разглядеть существо лучше – и правда змея или длинная и тонкая ящерица с птичьими крыльями и тупой мордой. Цвета ее неожиданная помощница была удивительного – тьма, но во тьме этой были все оттенки, от иссиня-черного до густого красного. Так выглядит последний отблеск заката на ночном небе.
– Кро-ов-в-ви-и-ис, – прошелестело существо требовательно и облизнулось длинным раздвоенным языком, – т-с-ты-ы-ы обе-ещ-с-с-с-щала-а-а-а…
– Они здесь? В каком доме? – быстро спросила Катерина. Ее начало трясти крупной дрожью – отходила от перелета. Где-то вдалеке раздавались голоса – в санатории было многолюдно. Периодически в тумане возникали и пропадали шагающие куда-то люди – парочки, семьи с детьми. На Катю они не обращали никакого внимания. Может, не видели из-за дымки?
– С-с-с-сначалас-с-с кровьс-с-с, – прошипел темный дух. Шея его шла нетерпеливыми волнами – ну чисто извивающаяся змея, – он распахнул пасть и блеснул тонкими иглами-клыками, вылезшими из десен. Катя вздрогнула, отвернулась и протянула ему руку. И через несколько секунд вскрикнула, глотая слезы, – в предплечье словно вонзились два ледяных шила, к коже присосалась холодная пасть, и побежала вниз, к кисти, ее собственная горячая кровь.
Существо пило жадно, впиваясь в землю когтями от удовольствия, поскребывая мерзлый наст, и крылья периодически сжимались в комки, а затем снова распускались туманными полотнами. Язык, слизывающий кровь, щекотал кожу. Катерина терпела, оглядывая дома. Внутри снова росла та самая нетерпеливая, злая сила, требующая сейчас же идти к своим детям, сломать все замки, снести все препятствия и спасти их.
Дух наконец оторвался от нее, и герцогиня прижала руку к себе. Ранки противно покалывало, кожа вокруг онемела. Существо облизывалось, и немигающие глаза его горели зеленью.
– С-с-с-слабенькая-я-я-я, – прошелестело оно укоризненно. – Почти бес-с-с-свкус-с-сная-я.
– Ну извини, – прошептала Катя застуженным горлом, – какая есть. Где дети?
Змеептица вдруг вытянулась в тонкую смазанную тень, длинной нитью пронеслась мимо Катерины и остановилась недалеко от одного из домиков. И Катя зашагала туда. Но подойти к зданию не смогла – наткнулась на прозрачную преграду. Зашарила по ней ладонями – внутри ворочался тяжелый голод, рос, грозясь захватить ее всю, в тело хлестала чужая сила, но было ее очень много, так что даже в голове мутилось. В какой-то момент Катерине показалось, что она теряет контроль над собой, – и она с усилием оторвалась от щита. Повернулась к помощнице, и вовремя: та прижалась к земле, расправив крылья, – по всей видимости, собиралась улетать.
– Помоги! – прохрипела герцогиня умоляюще. – Пожалуйста! Не улетай! Мне еще дочек обратно возвращать нужно!
– Нельзя, малысшей нельзя касаться, – тревожно завибрировало существо, – не просшс-с-с-си!
– Ну хоть побудь со мной, – тихо попросила Катя. – Пожалуйста! Помоги пройти туда!
Дух зашипел, замотал головой, прижался к земле, трепеща туманными крыльями.
– Тогда улетай! – с отчаянием крикнула Катерина. – Сама справлюсь!
Змеептица взмыла вверх и исчезла в туманной дымке. Катя зло стряхнула выступившие слезы и прижалась к покалывающему разрядами щиту. В домике светилось несколько окошек. Где-то там были ее девочки.
Она закрыла глаза.
Что можно сделать ради спасения детей? Все что угодно. Даже потерять себя.
Герцогиня вздохнула и отпустила свой голод.
В коттедже, укрытом щитом, в удобном кресле мирно дремал под унылое бормотание телевизора пожилой виталист и темный маг Оливер Брин. Он умел ждать и уже несколько дней терпеливо дожидался выходных – когда к нему должен был попасть Александр Свидерский. Подкупленная горничная в доме Симоновой докладывала, что хозяйка с ректором встречаются, и она не ночевала дома. И были все основания полагать, что в скором времени у них появится источник энергии для инициации новых темных и усиления уже имеющихся. А затем, когда они станут сильнее, в их руки попадет третья Рудлог, с помощью крови которой обязательно получится провести ритуал. Не может не получиться.
Дети Симоновой вели себя тихо – их даже выпускали дважды в день гулять за дом, на берег озера. Коттедж находился на отшибе, вдалеке от пешеходных дорожек, был закрыт мощным щитом, администрация была предупреждена, что соваться к отдыхающим господам магам не нужно. В здании, помимо самого Брина, находилось еще восемь человек – и темные, и классические маги-стихийники, сочувствующие их делу, и нанятые для охраны люди, за звонкую монету не слишком печалящиеся о вопросах морали. Брин был готов платить – слишком дороги были заложники и слишком много оказалось на них поставлено.
Периодически на щит, окружающий временный штаб заговорщиков, натыкались отдыхающие, но это случалось крайне редко – в таких случаях сигналка на запястье темного мага едва ощутимо вибрировала.
Вот и сейчас она задрожала, и Оливер Брин с досадой открыл глаза, потер их, потрогал ворох амулетов на груди. Те молчали – никакой опасности, простое прикосновение. Но все равно нужно было проверить – и темный маг тяжело поднялся из кресла, подошел к окну – чтобы увидеть, как через вспыхивающую защиту просачивается тонкая женская фигура, почти невидимая из-за тумана. Это было настолько невероятно, что Брин застыл на несколько мгновений. Щит не был сломан – сквозь него прошли, словно горячий нож сквозь масло.
Темный недоверчиво покачал головой. Оливер Брин был человеком осторожным, и пусть женщина шаталась, как пьяная, странно встряхивая головой и растерянно озираясь по сторонам, перестраховаться было не лишним. Так же, как и увести детей.
Он на всякий случай активировал тревожную нить – и во дворе один за другим стали открываться Зеркала, через которые выходили маги. Щелкнул пальцами, призывая духов-охранников – когда-то давно Брин стал известен магическому сообществу как создатель амулетов с заключенными в них стихийными духами. Но ловить недобрых духов, подчинять их было делом долгим и опасным, а амулеты были дороги и пользоваться ими могли только маги – так и осталось его открытие практически невостребованным.
В комнату, вызванный нитью, вошел Орин Лерой, друг и соратник Брина. Приблизился к окну.
– Уводить детей? – спросил он тревожно, глядя на улицу.
Один из магов, кажется, Синский – как тут разглядишь в вечном тумане? – приблизился к женщине, что-то начал говорить ей – она так же мотала головой, как припадочная, сжимала ладонью горло – и мужчина нетерпеливо схватил ее за руку.
Женщина подняла голову, оскалилась – блеснули зеленью глаза – и ткнула ладонью в грудь Синского. Тот как-то странно дернулся, скорчился и упал.
– Она из наших? – в голосе Лероя звучало такое же изумление, которое ощущал сам Брин. Они всматривались в нападающую и ничего не могли разглядеть.
В женщину полетели Сети, и она неожиданно быстро присела, загребая ладонью землю – и бросила ее в сторону охранников, что-то отчаянно крича. Поднялась пыль столбом, завыл ветер, опуская видимость почти до нулевой.
– Уводи, – резко скомандовал Брин, махнул рукой и торопливо направился к дверям. За ним тихими тенями вставали из-под пола стихийные духи – белесые топники и ярко-оранжевые огневики, – и было их столько, что Орин Лерой передернул плечами. Целая небольшая армия.