Тёмное наследиеМел Одом
- Муж, проснись. В дом кто-то проник.
Наррос попытался проснуться, продолжая думать, что по-прежнему видит повторяющийся кошмар, который мешал ему спать ночами. Он заморгал, почувствовал тепло подруги рядом и беспокойство океанических течений.
- Кто?
Клисс покачала головой. Её каштановые волосы клубились вокруг голых плеч. Сверкающие глаза были широко распахнуты в страхе. Её плавниковый хвост опасливо согнулся, обвившись вокруг хвоста Нарроса.
Заворочавшись на груде мха и водорослей, из которых они сложили постель, Наррос прошептал быструю молитву Эадро, Кормильцу, владыке Солнечных Теней. Он взял трезубец, стоящий рядом с кроватью, и принялся грести свободной рукой. Перепонки между пальцами оттолкнулись от воды и подняли его со мха. Затем он заработал хвостом и поплыл к двери. Он позволил трезубцу с яркими и острыми зубцами вести себя. Благодаря нарушениям в окружающих течениях он почувствовал, как Клисс скользит рядом.
Поселение русалов располагалось на рифе Лаакоса, названного в честь русала, который открыл его в Сверкающем море в сорока милях к востоку от Калимпорта. Почти каждый день поверхность океана над рифом пересекали корабли, но они очень редко вступали в контакт. Русалы ценили свою частную жизнь и не питали интереса к обитателям поверхности.
Большинство моряков сторонились рифа, но иногда самые любопытные спускались на глубину в поисках золота и сокровищ, которые по слухам скрывало море.
Наррос снова ощутил странное волнение в медленных течениях, заполняющих его жилище, и попытался представить, где оно может быть. Они жили здесь много лет, и он различал времена года и дня по течениям, которые пронизывали его дом. В ночной тишине чувства Нарроса расширились, пока не стало казаться, что море превратилось в его часть. Но это ощущение пропало, когда в воде вокруг него началась активность.
В нём было шесть футов длины, от головы до хвостовых плавников. Ракушка на лбу удерживала его тёмно-каштановые волосы, не позволяя им падать на глаза, а густая вьющаяся борода опускалась на грудь. Он был широким и плотным. Его фигура бугрилась от мышц, полученных за восемьдесят лет сражений со временем и волнами. Старые шрамы от острых плавников и ракушек покрывали его руки, и чешуя на нижней половине его тела была блестящей и серебристо-серой.
- Дети, - слова Клисс тихо потекли ему на ухо – так, как обычно делали русалы, когда не хотели, чтобы их речь разнеслась далеко.
- Нет, - ответил он, сохраняя собственный голос тихим, как касание усиков осторожной рыбы. Зонн и Митер уже не были детьми, но его подруга принимала это с трудом. В глазах сообщества мерфолков оба мальчика были взрослыми мужчинами. Комнаты его сыновей располагались над их спальней – Наррос вырезал их внутри рифа собственными руками и расширял по мере того, как сыновья росли. Течения указывали, что движение происходит в нижних помещениях дома.
- Ты должен позвать на помощь, - сказала Клисс. Одной рукой на схватилась за его руку, и её ногти глубоко вонзились в кожу.
- Нет, - Наррос покрепче сжал трезубец. – Это наш дом, Клисс. Я не позволю в него вторгаться. Движение исходит из храма. Этого я тоже не могу позволить.
Она посмотрела на него, и на мгновение русалу показалось, что она будет спорить дальше. Он этого не хотел, потому что не хотел медлить дальше и не хотел обижать её.
Клисс была стройной, полногрудой, с широкими бёдрами, и единственной её одеждой был браслет, который он подарил ей, когда они обручились, и ожерелья из ракушек и коралла, которые она сделала сама.
Клисс неохотно отпустила его руку и поцеловала в щёку.
- Будь осторожен.
Он улыбнулся ей с большей уверенностью, чем ощущал, затем выскользнул за дверь. Его хвост заработал, чтобы он мог пересечь главную комнату в доме. В ней было тридцать квадратных футов, слишком много по стандартам большинства русалов, но он был старшим жрецом поселения и часто принимал большие группы гостей.
Храм располагался к западу от его жилища, соединяясь с ним коротким коридором. Круглые окна, вырезанные в поверхности рифа, впускали внутрь бледный свет луны, проникавший с поверхности. Естественное зрение Нарроса позволяло видеть в более широком спектре, чем у жителей поверхности, и он мог отчётливо разглядеть внутренности помещения. Когда на поверхность океана лился солнечный свет, цвета различались лучше. В этот ночной час предметы и окружение были практически бесцветными, окрашенными в чёрно-белые и серые тона.
Каменные стены были гладкими, сточенными теслом и зубилом. Он посвятил обустройству дома огромную часть своей жизни. Картины, собранные Клисс из ракушек, сделанные из отполированного камня, коралла и песка, демонстрировали портреты родных и любимые места, которые они посещали. Её шедевром было изображение двух её сыновей в детском возрасте. Она сумела передать круглые лица Зонна и Митера, рука старшего тянулась к яркой сине-зелёной рыбе-ангелу. Клисс годами трудилась, чтобы сделать всё как надо, используя только разноцветные раковины нужных цветов. Русалы, которые проводили лишь половину жизни в красках дня, любили всё яркое.
Наррос проплыл по узкому проходу, соединявшему дом с храмом. Холодный страх коснулся его сердца, когда он задумался, что могло потребоваться нарушителю. Он усерднее заработал плавниками, сжимая обеими руками трезубец, надеясь, что ему не придётся проливать кровь, чтобы защитить то, что было поручено хранить его храму. Предмет и так таил в себе обещание смерти, предсказанной ещё несколько поколений назад.
Храм был освещён лучше, чем его дом. Вырезанные в крыше проёмы пропускали больше света. Его взгляд обшарил помост и барельеф с изображением Эадро на противоположной стене. Барельеф возвышался на двадцать футов, заставляя владыку Солнечных Теней казаться великаном. Позади него в отдалении плавали рускалы, а фон украшали раковины. В каналах вдоль стен рос живой лишайник, который слабо светился синим – это был один из немногих цветов, доступных в это время ночи и помогавший прогонять тени. Другие растения источали запахи, которые гарантировали, что в помещение не заплывёт рыба.
Он заметил три фигуры, работающие у основания барельефа Эадро, разбирая кладку, которая скрывала предмет, отданный храму на сохранение несколько тысяч лет назад. Это были русалы, и он знал, что они входили в сообщество, за которое он отвечал.
- Нет! – взревел он.
Они одновременно развернулись, уставившись на него со смесью страха и ненависти. Один из них держал ломик обитателей поверхности, и на хрупком железе уже виднелись следы оранжевой ржавчины, которая в синем свете лишайника казалась тёмно-фиолетовой. Все нарушители были молоды. Слишком молоды, понял он, чтобы решиться на такое самостоятельно. Один из них потянулся за арбалетом из акульих костей, висевшем у него на плече.
Наррос поплыл вперёд, гнев и презрение сожгли холодный страх, который он испытывал. Потом он почувствовал, как течение толкает его сзади – не естественное явление, а сила, созданная кем-то или чем-то, движущимся через воду. Он забился, пытаясь повернуть.
Из теней на Нарроса бросился юноша. Жрец-русал замешкался, сдерживая инстинктивную реакцию поднять навстречу трезубец.
Он узнал трезубец из коралла в руках юного русала, потом почувствовал скользящий удар рукоятью по челюсти сбоку. Мир вокруг окрасился в ещё более глубокие оттенки индиго, и Наррос рухнул в него, как пьяный.
Наррос проснулся с головной болью, распухшей челюстью и остатками горького кошмара, ползающими где-то в глубинах разума. Он почувствовал под собой грубую поверхность каменного пола и понял, что пролежал без сознания не так уж и долго.
На него полными беспокойства глазами смотрела Клисс. Позади неё стояли Зонн и Митер с трезубцами в руках. Оба сына были сложены как отец, но окрас получили от матери. Зонн, старший, носил волосы заплетёнными в косу, а Митер подрезал их, оставляя около дюйма длины, как поступали многие молодые воины. Они только достигли того возраста, когда начинала расти борода, и на нижней части лиц у обоих виднелось лишь лёгкое затемнение.
- Оно пропало? – спросил Наррос прерывающимся голосом.
- Да, - ответила Клисс. – Это был Берущий?
- Нет, - ответил Наррос, загребая руками и поднимаясь вверх. Упоминание о Берущем породило свежую волну страха. Не Берущий, хвала Эадро. Когда Берущий придёт, за ним останется след из разрушений.
Наррос расправил хвост, выпрямляясь во весь рост. От усилия у него загудела голова. Ниточки свернувшейся крови тянувшиеся из его раненой челюсти, кружились вокруг лица.
- Ты не видела их?
Клисс покачала головой.
- Когда ты ушёл, я отправилась будить сыновей.
- Мы пришли сразу же, - сказал Зонн. Из двоих братьев он всегда более ответственно относился к своим обязанностям.
- Ты знаешь, кто это сделал? – спросил Митер с потемневшим от гнева лицом. Горячий нрав всегда создавал ему сложности.
- Да, - Наррос дотронулся до челюсти и обнаружил, что опухоль остаётся чувствительной даже к лёгкому прикосновению. Он не думал, что челюсть сломана, но она могла треснуть. Как жрец Эадро, он мог прочесть исцеляющее заклинание и избавить себя от травм и от боли. Но он выжидал, зная, что дары от его бога могут потребоваться, если он получит более серьёзные раны этой ночью.
Предмет, который забрали воры, нельзя было потерять. На кону стояло слишком многое.
Он оглядел храм, радуясь, что всё остальное, кажется, уцелело. Он не сам принял на себя роль жреца; скорее, призвание само забрало его, заставив нести свою службу вопреки желаниям отца, который хотел, чтобы он стал членом ополчения, оборонявшего город. Он основал здесь храм и принял священный долг стеречь предмет, который только что украли.
- Кто это был? – потребовал Митер. – Нападение на тебя не сойдёт им с рук, отец. Даже если они совершили ошибку, проявив неуважение к твоей должности, им придётся уважать кровь моей крови.