Несколько минут в комнате стояла абсолютная тишина, разбавляемая лишь сопением Марьяны и черканьем ручки по бумаге.
«…Красное небо над головой и сильная жара, от которой хотелось как можно скорее спрятаться. Я шла уже привычным для меня маршрутом. Босыми ногами я ступала по земле, поросшей густой зеленой травой, отчего казалось, что я не иду, а парю в облаках. Чем ближе был берег, тем скуднее становился лес вокруг, трава перестала быть мягкой и начала колоть ступни сухими колючками. В воздухе витал запах гари. На берегу не было ни одного растения. Земля была выжжена, как после пожара.
Река неспешно текла вдоль берега. Я старалась держаться от нее как можно дальше. Ее черные воды были похожи на мазут, кое-где даже вспыхивали небольшие искры, а над самой рекой клубился густой туман. Впереди снова показался белоснежный мост. Издалека поначалу восхищалась его красотой и искусно проделанной работой мастера, который его создал. Но чем ближе подходила, тем явственнее видела, что по обеим сторонам моста стоят колья с надетыми на них человеческими черепами. Сам мост тоже был сделан из костей.
На середине моста я замерла. Что-то внутри просило остановиться и не делать больше ни одного шага по этому проклятому мосту. Но другая сила, которая и загнала меня сюда, тащила дальше. Противоположный берег был совершенно иным. Вместо сухой земли – огромные серые камни, мраморные плиты и уходящая вдаль скалистая лестница, скрытая туманом.
Когда я уже почти сошла на берег, дым, исходивший от реки, стал обволакивать меня, пока я не начала задыхаться. Закашлявшись, я попыталась быстрее перейти на скалистую местность, но тело отказывалось слушаться. Ноги подкосились, и, не удержавшись, я упала. Ладони кровоточили от царапин, оставленных заточенными костями, а из черной смоляной воды стали появляться руки, пытающиеся схватить меня и утащить на дно…»
Я захлопнула ежедневник и еще раз посмотрела на ладони. Убедившись, что кровь осталась во сне, я направилась в душевые. Меня не покидало ощущение, будто я вся пропахла дымом, а во рту чувствовался пепел.
«Всего лишь сон», – повторяла я, пока терлась мочалкой и дважды чистила зубы. Когда я уже оправилась от ночного кошмара, прозвонил будильник, объявляя о начале первого учебного дня в этом году.
– Только не это, – простонала Марьяна, закрывая голову подушкой.
– Проснись и пой, – весело сказала я и накрасила губы ярко-красной помадой.
– Ты что, не ложилась вообще? Откуда такой энтузиазм? – зевнула Марьяна, нехотя вытаскивая ноги из-под одеяла. – Или ты живительное зелье выпила? – Она не спеша начала расплетать свободную косу, неотрывно следя за каждым моим движением.
– Живительного больше нет, – я развела руками и указала на полочку с зельями, – ты же сама выпила последнее во время экзаменов в декабре. Ингредиентов на него сейчас днем с огнем не сыщешь.
– Знаю, что нет, – отмахнулась подруга. – Но если тебе что-то надо, ты и другим способом это добудешь.
Я фыркнула и демонстративно стала копаться в шкафу в поисках платья, чтобы не продолжать эту опасную тему. Не хотелось снова пустых разговоров о Елисее и Василисе. Я сделала мысленную пометку: наведаться на днях к Яге и проверить украденное у Василисы зеркало.
– Не понимаю, о чем ты, – мило улыбнулась я Марьяне.
– Ага, конечно, – в тон ответила она и поспешила в душевые.
Я достала из шкафа черное вязаное платье до колен. Совершенно закрытое и простое, если не считать огромного разреза на ноге. Это была одна из тех немногих вещей, которые я действительно купила, а не украла благодаря мороку. Покрутившись перед зеркалом, висевшем на том же шкафу, я уселась на кровать и принялась ждать Марьяну.
Сегодня старшему курсу необходимо было явиться к завтраку раньше остальных. Обычно это означало, что директриса поведает нам какую-то важную новость. В этот раз я точно знала, что это будет за новость.
– Слышала, что у нас новенький? – запыхавшаяся Марьяна влетела в комнату и начала выискивать в шкафу подходящий наряд. А Вера Ипполитовна переживала, что я разболтаю всей школе о только что прибывшем ученике. – Полина и Аксинья так меня задержали своими новостями, теперь времени на прическу совсем мало.
– Да, слышала, – нехотя ответила я. – Даже видела.
Марьяна недоверчиво уставилась прямо на меня.
– И когда это ты успела?
– Вчера вечером случайно столкнулись в холле, когда его встречала директриса. Ничего интересного. – Пожав плечами, я достала из ящика гребень и принялась расчесываться, придавая волосам более цивилизованный вид.
После сна они распушились, и было очень трудно пригладить их обычными средствами, а заплетать их в косу я совершенно не хотела. Понимая, что просто расческой ничего не добьюсь, я сделала вдох и, сконцентрировавшись, провела рукой по волосам, отчего те разгладились и приняли форму легкой волны, мягко спускаясь до талии.
– Ничего интересного, говоришь? А зовут его случайно не Демьян Власов? – Подруга оделась и принялась укладывать волосы. – Не понимаю, как ты не боишься причесывать свои кудри огненной магией. Я всегда боюсь их спалить, здесь ведь трудно не переборщить.
– Да, Демьян Власов. А что?
– Ну ты даешь, Алиса! – Марьяна накрасила губы легким блеском и укоризненно взглянула на меня.
– Извини, я все детство провела в лесу в компании старой ведьмы, лесного духа и кучки диких животных, а не водя хороводы на балах знати. Так что рассказывай!
– Ладно, прости. – Марьяна состроила самое невинное выражение лица из своего арсенала. – Демьян – сын Марии Владимировны Власовой. Она, конечно, больше к темным относится, но ее почему-то все равно всегда приглашают на все балы и встречи. Она же прямой потомок Марены, богини смерти и, в принципе, на порядок выше всех этих царевичей и их жен. Но все равно как-то не очень справедливо, ведь остальных даже на порог не пускают.
– А его папа? И с чего ты вообще взяла, что она темная? – Мы поспешили на первый этаж. Не хватало еще опоздать в самый первый день занятий.
– Папа у него умер очень давно. Никто его толком и не знал. Мария Владимировна даже фамилию его не брала и Демьяну дала свою. Такое ощущение, что отца Демьяна даже не существовало, – задумчиво сказала Марьяна. – А по поводу того, что его мама темная, слухи разные ходят. – На лестнице нас обогнали Полина и Аксинья, подруги Марьяны.
Меня они всегда обходили стороной, и не скажу, что я не понимала причины. Когда мы были младше, Полина вечно смеялась над моей старой одеждой и густыми темными кудрявыми волосами, называя злобной ведьмой из сказки. Когда нам было по четырнадцать, я напустила на нее морок и заставила украсть ответы на итоговую контрольную по славянской мифологии. Как оказалось позже, на кабинете преподавателя стояла специальная защита и выяснить, кто вор, не составило особого труда. Я же, получив свои ответы, отлично сдала нелюбимый мною предмет и благополучно отправилась на летние каникулы. Полине же повезло намного меньше, она весь июль была вынуждена отрабатывать наказание вдали от дома и магии на какой-то ферме, помогая выращивать лошадей. Естественно, она не помнила, почему вдруг решила украсть этот злополучный листок с ответами, но, видимо, какие-то подозрения все же имела. Нехотя кивнув мне, девушки спустились вниз.
Марьяна посмотрела им вслед и приглушенным голосом продолжила:
– Открыто сторону она не выбирала. Да и доказательств против нее никогда не было. Так что, как говорится, не подкопаешься. Но она не пренебрегает древней темной магией – это точно. Я слышала, – Марьяна еще ближе подошла ко мне, чтобы даже при желании никто не смог бы нас услышать, – Демьян родился уже мертвым, но она никому не дала до него даже дотронуться и через пару дней явилась в свет с абсолютно здоровым ребенком. Дескать, врачи все-таки спасли. Но ты же знаешь моего отца, он чует темную магию за версту. Каждый раз, когда на приеме видит Демьяна, кривит нос и подальше отходит. Мама не знает, что с ним делать. А он говорит, что не может рядом с Демьяном находиться, ему становится плохо.
Я молчала, пытаясь обдумать слова Марьяны. Догадки ее отца – Владимира Сергеевича Елисеева, были не беспочвенны. Я сама оказывалась под его грозным взглядом. Мне кажется, я так часто использовала темные обряды, что они уже заклеймили меня как темную ведьму. Но в открытую он никогда ничего не говорил, да и Марьяне не запрещал со мной общаться. Род Марьяны происходил от царевича Еремея и его жены, в народе прозванной «мертвой царевной». Это она лежала в хрустальном гробу в темной пещере, это ее отравила яблоком мачеха и спас в итоге царевич. Потомки Еремея и его жены могли распознавать ложь и чуять темную магию. На мою удачу, Марьяне лишь иногда удавалось угадывать обман, и то прилагая немалые усилия. Подруге передалась небольшая доля особенностей рода Елисеевых. Про ее умение чувствовать темную магию я вообще не слышала.
Войдя в столовую, мы уселись за свой любимый самый дальний стол у окна, где оставалось еще два свободных места. Одно из них в скором времени занял Матвей, который с ослепительной улыбкой преподнес Марьяне настойку от тошноты.
– На всякий случай, вдруг случится повторение вчерашней истории, – подмигнул он и принялся намазывать масло на хлеб.
Марьяна яростно уставилась на него, вертя в руках пузырек. Все-таки, наверное, я переборщила со своей глупой местью.
– Да, спасибо, Матвей, – гневно проговорила Марьяна и отхлебнула кофе.
– Не напоминай ей об этом, Марьяне и так не очень после вчерашнего, – сказала я Матвею. Тот, улыбнувшись, подмигнул мне и приступил к завтраку.
«Никаких больше настоек тошноты!» – в очередной раз повторила я себе и с удовольствием принялась за творожную запеканку, радуясь, что это не овсянка, которую здесь подавали большую часть времени и от которой меня, если честно, уже тошнило, как Марьяну после злополучной настойки.
Сама столовая была так же шикарна, как холл. Высокие потолки, фрески на стенах и на потолке, белоснежные скатерти, но больше всего мне нравилось витражное окно от пола до потолка, возле которого мы всегда занимали место. Мозаика переливалась всеми цветами радугами, отбрасывая блики на предметы вокруг, создавая атмосферу чего-то волшебного и уютного даже в холодное январское утро.