Ясное солнце встречает нас поутру, но тут, в горах, холодно. Очень холодно. Мне становится теплее от чужого взгляда. Нет, это я грею, я грею тебя, Дей! Хоть немного!
Однако чужой взгляд я ощущаю явственно. И в нем нет добра. Зла тоже нет.
Дей, я могу не спать вовсе, но тебе нужно отдохнуть. У тебя лапы разъезжаются. И вовсе это не шутка! Ты не заметишь, как споткнешься об очередной камень, через которые перепрыгиваешь уже с натугой, упадешь в очередную трещину, приветливо ждущую именно тебя, или поймаешь очередной валун, свалившийся с самого верха горы.
Хорошо, мой Дей, я замолкаю. Я помню о Лили. Я не знаю, за кого боюсь сильнее, за нее или за тебя. А это для того, чтоб ты не спал, раз уж решил бежать и ночью! Прости, нет, я не буду больше упоминать ее имя. Я чую, как тебе больно.
Уф, мы закончили хотя бы с горами.
Кругом луга. Маки, одни маки. Я люблю цветы, их любит моя госпожа, но эти траурные маки мне вовсе не нравятся. Тебе они тоже не любы, да, мой Дей?
Нет, мой Дей, даже я не знаю, земли чьего Дома мы сейчас пересекаем. Может, Огня или Земли? Сколько же этих маков, они слепят меня!
Дей, Дей, очнись! Ты уже не бежишь, ты плывешь в этом жутком красно-черном море! Только небо цвета индиго, жгущее солнце и приторный аромат маков!
Вовсе не обязательно было царапать себе бок. Но я рад, что мы вернулись на Дорогу. Противные цветы слизали твою кровь и успокоились, выпустили нас. Чужой недовольный взгляд пропал, оставшись в маках. Пропал и жар, охвативший меня при входе в это сонное царство.
Короткая ночевка, когда даже молодой волк падает от усталости, и опять долгий монотонный бег по красной растрескавшейся земле.
И мы натыкаемся на болото.
Волк не полезет туда, но человек, шатаясь, упрямо идет вперед. Волку по топкой почве идти было бы легче, но это же вода, вода, это не наш мир, это мир фоморов! Волк не будет сам соваться в капкан. Усталость и потусторонний страх вышвыривают Дея из волчьего тела.
Мой Дей, мы, похоже, пришли. Дорога бежит вперед, в это болото! Оно же от края и до края этого мира. Редкие чахлые кусты, колышашийся под ногами бурый ковер, там и сям прерываемый черными ямами с тухлой водой, откуда временами вырываются пузыри. Даже не хочу думать, кому они принадлежат. Болото словно дышит, и дышит нехорошо.
Оно слишком большое и слишком опасное, слишком незнакомое и явно отталкивающее, чтобы лезть все дальше без проводника. Давай обойдем его, пока не поздно, Дей, я чую дыхание трясины!
Нет! Нет! Не ходи!
Ну вот. Теперь вода ещё и в сапогах. До чего же они отчаянные, эти волки — все напрямик, напропалую, без сомнений. И мне по-прежнему кажется, что за нами кто-то идет. Мой Дей, может быть, стоит его подождать? Познакомиться? Спросить дорогу? Ах, я понимаю, понимаю, отчего мы настолько торопимся, не вздыхай так, но болото опасно! Я чувствую это всей своей вновь разогревшейся шкуркой!
Да, я не знаю, отчего, но я рад, что получается тебя греть. Хотя бы немного. Я же знаю, как тебе холодно, мой Дей.
Болото чавкает очень смачно, мне кажется, оно питается не только людьми, но и ши. Особенно — молодыми волками! Остановись, мой Дей, тут совсем плохо, это место стоит обойти! Не напрямик! Ох!
Не дергайся, если одна нога увязла, то выбраться ещё можно, потерпи, я вижу несколько палок, ты сможешь до них дотянуться…
Ох, нет! Мы вязнем! Дей, не дергайся, успокойся, Дей!
— Мне кажется, благой, или ты решил покормить трясину? — раздается незнакомый голос.
Я даже не заметил этого одинокого ши.
Он сидит на корточках слишком близко, странное некрасивое лицо выражает равнодушный интерес, в глазах только любопытство. Ну, захотел и захотел покормить собой, кто может запретить?
Смотрит прямо в глаза Дею. Пегие волосы неблагого слегка завиваются на концах, в ухе торчит что-то похожее на украшение, длинные губы загибаются вниз, зеленые глаза холодны. Все лицо ши кажется вытянутым вперед, и тянули вперед его именно за этот длинный нос.
— Это не твое дело! — предсказуемо вспыльчив Дей.
Ох, Дей, пусть он не нравится тебе на вид, но помощь не будет лишней!
Дей проваливается еще сильнее. Ши, напротив, легко удерживается на зыбкой поверхности. Он склоняет голову вбок, хмурится, пытаясь понять.
— Может быть, у вас так принято, благой, но кормить трясину мы привыкли особым порядком, и ши в её блюда не входят, — объясняет свои, совершенно дикие, традиции.
Бежать бы от него, да трясина продолжает потихоньку засасывать.
— Мы вообще не кормим трясину!
Дей злится, но не будет вымаливать помощь, а странный ши не торопится предлагать, хотя болото аппетитно чавкает уже на уровне пояса.
Дей! Смири гордость! Тебе же ещё быть королем! Ты должен уметь договариваться со всеми, даже с неблагими! Мы должны идти дальше!
— А как вы тогда справляетесь с её голодным безумием?
Некрасивый ши усаживается поудобнее, устраивает руки на коленях, склоняет голову вбок и продолжает смотреть волку в глаза. Заинтересовался беседой. И его совершенно не смущает, что собеседник всё больше уходит под воду.
Странные они, эти неблагие.
— Никак!..
Ох, Дей, осторожнее, болото уже подступает к груди! Попроси! Просто попроси! Но Дей смыкает губы только плотнее, он слишком горд, а некрасивый ши ему совсем не нравится.
— Мы не кормим болота! Потому что у нас нет…
Гнилая вода заливается в рот, да попроси же!
— Боло… — булькает Дей.
Ши, сидя напротив, выгибает брови, удивляясь, что делает его лицо ещё более изогнутым, хочет что-то спросить, впервые беспокойно глядя на собеседника, но вода смыкается над головой гордого волчьего принца.
Дей! Держись! Дей-Дей-Дей!
Липкая жижа окружает, забивается в нос, сила волка не может помочь ему сейчас, она только вредит, барахтаться бесполезно, и я успеваю отчаяться, когда сверху опускаются руки, хватают за плечи, тянут вверх, туда, к свету — благому-не-благому — одинаковому для всех ши, красавец ты или не красавец.
Трясина отпускает медленно, но некрасивый ши настойчив, он умеет обращаться со своим болотом. С отвратительным чавканьем Дея выплевывает прямо на руки ши, теперь тяжело дышащему, перемазанному в жиже, со слипшимися от грязи пегими волосами. Он все ещё некрасив, но теперь кажется мне прекрасным — в зеленых ярких глазах беспокойство.
Ши резко передавливает грудь моего волка, Дей опять дышит, закашливается, падает рядом.
Они пытаются отдышаться оба, некрасивый ши с сомнением косится на Дея, словно ожидая очередного подвоха:
— Если бы ты сказал сразу, что не знаешь, как обращаться с болотом, вытянуть тебя было бы куда легче! Я думал, благой знает, что делает!..
На сухом островке посреди этой мерзкой топи очень уютно.
Неблагой словно из воздуха достает котелок и мгновенно разводит костер, ярко вспыхнувший так, как не должные гореть болотные деревяшки. Кажется, так же из ниоткуда некрасивый ши вытащил и островок сухой земли, на котором мы находимся.
Дей молчит, приходя в себя. Оглядывается — мрак вокруг нас нарушают лишь белесые пляшущие огни. Но они не светят, а слепят. И, я уверен, утаскивают туда, откуда не вернуться.
— Не стоит сейчас идти через Трясину, — ловит вопросительный взгляд неблагой, поясняет без экивоков и очень рассудительно: — Сожрет.
— Мой Дом… — вздыхает Дей, начиная произносить редко употребляемую, старинную церемонную формулировку, решив хоть на словах отблагодарить того, благодаря кому он жив и еще не сожран, — готов будет принять тебя всегда. Волки придут по твоему зову, где бы ты ни был, — и прикрывает веки устало.
Любопытство искрится в зеленых глазах неблагого, словно пляшут веселые феи, оно теперь неравнодушно, это любопытство. Кажется, для некрасивого ши слова Дея значат больше, чем просто слова; больше, чем вкладывал в них сам Дей. Для него эти слова значат очень многое. Это ведь раньше, еще при старых богах, произнёсший слова дружбы становился другом до конца жизни. Теперь не так.
— Как хоть тебя зовут? — некрасивое лицо опять кажется мне симпатичным, ши доброжелателен, даже удивительно, что вот так сразу. — Меня — Бранн, — легкий кивок, голова склоняется набок, как у птицы.
Дей молчит. Он никому не признается, что выдохся, лишился почти всех сил. Осторожно распрямляет ноги, делая вид, что просто вытягивает их к огню. Сжимает зубы, чтобы сдержать стон. У него болит все тело.
От меня можешь не таиться, ты на грани. Давно уже на грани. Спать иногда нужно, мой Дей.
Волк говорит о другом, не торопясь представляться — чем выше титул, тем больше потребуют в уплату за спасение.
— Странные вы. У нас принято сначала помогать, а потом спрашивать, нужна ли помощь.
— А мы всегда ждём приглашения, — пожимает плечами неблагой, зеленые феи в его глазах засыпают, словно Дей сначала чем-то очень порадовал, а потом сильно огорчил его. — Что-то я с тобой разболтался.
И поворачивается спиной, начиная ворошить огонь. Темнота вокруг, блазнится мне, прислушивается к этим двоим, словно говорящим на разных языках.
— Но я так и не попросил.
Ему больно говорить, но нужно понять, с чего такая забота и что он теперь должен этому некрасивому неблагому. В мире ши ничего не дается даром. Вспомнить только виру, что истребовал Луг у сыновей Турина! Может, Дею тоже проще сразу утонуть в болоте?
А Бранну, кажется, ничего не нужно за его спасение, и Дею еще более непонятно, чем непонятно было этому некрасивому неблагому — что именно Дей делает в болоте и стоит ли ему мешать. Может, моется в мягкой торфяной воде или проверяет скорость погружения в трясину?
— Большинство моих знакомых дали бы тебе умереть, — отвечает Бранн, пожимая плечами и не оборачиваясь. Хотя костер горит достаточно ярко и не требует присмотра. — Но я часто нарушаю правила.
Звучит немного легкомысленно, удивляет, что неблагой до сих пор жив. Впрочем, на то он и неблагой среди неблагих, кто их уразумеет.