К вечеру пятого дня мы как раз успеваем добрести до болота.
— Заночуем здесь, — говорит Бранн. — Не хотелось бы мочить ноги без необходимости. Любит… любила трясина пожирать очередной годный шалашик, только отвернись, — Ворона безрадостно примолкает, как будто Трясина утаскивала его жилье именно так, быстро и прямо из-за спины. — Вся надежда на сухие ноги — эти сапоги да поднятый на время островок поверхности, бывшей когда-то на месте этой трясины. Знаешь, я иногда вытаскивал островки, а там еще видны руины чьих-то домов! Я такие быстро опускал обратно, а потом уходил подальше и поднимал уже там. Только пару раз, когда сил не оставалось, а трясина была в настроении меня сожрать, на таких оставался.
Неблагой прекращает свой рассказ, опуская голову к плечу, внимательно глядя на волка.
Мой Дей проводит рукой по мху — когда мы были здесь прошлый раз, он его видел. Сжимает мягкие влажные ворсинки, явно не слушая ворону.
Они такие же зеленые, мой Дей, как были. Как глаза Бранна. Среди них мелкие-мелкие белые звездочки цветов. Ты можешь их нащупать, если захочешь. Ну, и меня не слушай, и меня. И продолжай ни с кем не разговаривать!
— Ни разу не понравилось! — бодро продолжает Бранн. — Всю ночь потом снились сны о пропавших с этого места…
Бранн все говорит и говорит, а Дей все не отвечает и не отвечает. Первые дни он перенес легко, он получил, что хотел, за чем так отчаянно рвался. Цель достигнута. Как жить дальше, мой волк не думал. Потом задумался и замолчал. Он бегает каждой ночью, а просыпаясь… просыпается он тоже во мраке.
Наконец Бранн перестает рассказывать о том, через что мы уже прошли, что нас окружает сейчас и что может ожидать в будущем.
Неблагой подбирает губы, выдыхает медленно, пряча печальных изумрудных фей.
Ой-ой, что-то мне нехорошо. Бранн, может, не стоит именно сейчас? Моему волку совсем худо.
— Послушай, прекрати уже убиваться. Тебя ждет твоя женщина, твой народ и твой отец. Тебе нужно быть достойным их. Красота ведь — штука не только внешняя, — изогнутые брови приподнимаются, Бранн старается донести до моего волка ту мысль, которую Дей никогда не думал примерять на себя. Совершенство не в красоте, хотя из уст Вороны это звучит забавно. — Слишком уж вы, благие, повернуты на внешнем совершенстве. По мне, так ты стал еще прекраснее.
Ох, Мой Дей, не надо рычать в ответ! Не надо так быстро хватать и так сильно трясти неблагого! Он, правда, не со зла!
— Ты…
Аж дух захватывает, мой Дей! Приди в себя! Досчитай до десяти! Выдохни! Ну, продолжай трясти Бранна.
— Издеваешься надо мной?! Они все будут обмануты! Каким был, я никогда не вернусь!
— Нет, нет, Де… да послу… да посм… ну не тряс…
— Нет, это ты послушай меня! Посмотри на меня, посмотри! — шелковая повязка обмотана вокруг головы, закрывая веки, и мой волк почти упирается в лоб Бранна. — Мне нужно донести цветок! И все на этом! Я не могу быть королем! Я даже не волк теперь! И в мужья… — мой волк будто разом обнажает все едва затянувшиеся раны. И эта самая глубокая. — Лили я тоже не гожусь! Засунь свою жалость знаешь куда?! Обратно в свое болото! Сам его выкормил всем на беду, сам туда и полезай!
А вот так можно и голос сорвать. Он хриплый и без того, мой Дей. Словно ты давно уже кричишь. Молча, бессильно, но от этого еще страшнее… Не думаю, что Бранна задели твои несправедливые упреки. А вдруг все-таки задели?
— Ты словно не глаза потерял, а разум, мой друг.
Умный, очень умный ворона Бранн. Он говорит еле слышно, с расстановкой, и мой Дей хоть немного успокаивается, стихает — просто чтобы понимать слова неблагого.
— Твоя голова при тебе. А глаза… — попытка пожатия плечами. Не в твоей стальной хватке, мой Дей. Впрочем, Ворону это нисколько не смущает. — Что глаза? Некоторые слепы, имея их. Отпусти уже меня, злой Дей!
Мой волк перестает трясти Бранна, только руки все сильнее сжимаются на его плечах. И все так же молчит.
Впрочем, злись на него, злись. Злость лучше, чем отчаяние, только говорить тебе этого не буду.
— Я последний, кто будет тебя жалеть, — шепотом договаривает Бранн. — Потому что я… — примолкает, собираясь с духом, мне уже не нравится, что он хочет тебе сказ… — горжусь тобой. Очень горжусь.
Кхм. Иногда Ворона говорит умные вещи, мой волк!
Дей опускается на землю, подхватывает цветок.
— Уже вечер. Нужно сделать привал, как бы ты ни торопился.
Ворона тем временем шелестит рядом, грязь отзывается хлюпаньем под сапогами, шуршат сухие листья вперемешку с молодыми побегами — состояние неблагого мира на этой границе и вовсе переходное, не понять, весна или осень. Аппетитные ароматы, похожие на те, которые ты ощущал сидя во дворцовой кухне неблагого осьминога, доносятся совсем близко.
Бранн останавливается рядом, присаживается, не отбирая у тебя цвет папоротника, инстинктивно прижатый к груди, устраивает в твоей свободной руке ложку. А чашка с едой ставится непосредственно на твое колено, она горячая, хотя не обжигает, но ты чувствуешь ее явственно, как если бы вид… То есть просто чувствуешь, конечно.
Бранн садится рядом, так же молча ест, если ты позволишь мне сказать…
Спасибо, мой волк. Может, будет уже переживать, что обидел Ворону? И что с этим делать? Что с этим обычно делают? М-м-м… О! Вспомнил! Извиняются!
Ну, когда не хватают за горло, чтобы убить, или там не выбивают зубы наглецам. Да, с Финтаном было куда проще! Нет, я ни на чем не настаиваю, ты вполне имеешь право говорить что хочешь.
Бранн просто устал. Он вовсе не обижен, а молчит оттого, что ест. И вообще, ты же помнишь, мой Дей, как его трудно дозваться, когда он уходит в свои мысли. Даже Норвеля чуть ушами не прохлопал.
И нет, я не подыскиваю тебе оправданий!
Ну вот, благая еда у неблагих получается тоже неплохо, густая масса каши и выисканная тобою на запах котлета неплохо утоляют голод. Который раньше просто не подавал голоса, да, мой волк. И вот не надо, что Бранн тоже голоса не подает! Он забирает тарелку, уходит, под сапогами явно хлюпает, а потом звук совсем пропадает. Да нет, мой волк, куда бы он исчез? Не волнуйся, я посмотрю.
Вот, что я говорил! Бранн все еще пользуется признанием болота — его шаги не шумят потому, что он, видимо, парит или делает поверхность волшебно твердой. Но он рядом. Возвращается не только с чашками, но и с хворостом, стелет вам одеяла на ночь. Тянет тебя за плечи, да, вверх, думаю, хочет пересадить на теплое и мягкое.
И, кажется, ложится:
— Дей, слева костер, справа я, если что, зови, — странный звук в заключение, это он так зевает, птица неблагая!
Ты можешь вовсе не изви… Ах, своенравный Дей!
Мой волк произносит:
— Прости.
— Тебя прощать не за что, мой пушистый и неистовый король Дей, — бухтит неразборчиво, уткнувшись в свой локоть, а стоит тебе чуть повернуть его, ухватив за плечо, голос приобретает истинно величественные интонации. — Можешь еще раз меня потрясти, если тебе станет легче.
Вот так хохотать, опять утыкаясь в сонно хмыкнувшего эхом Бранна, вовсе не по-королевски!
Я все-таки рад, что Бранн с нами. Очень рад. Может, он и сможет опять вытащить моего волка из трясины, куда тот снова погружается: один, молча, не прося о помощи. Если бы не цветок папоротника, он бы давно бросился на свой меч.
Ночь приносит странные запахи и звуки с болота. Да, воздух влажен, как и на море, только другой. Он несет аромат цветов и сладковатость гнили.
Ох, мой Дей, отчего мы опять не спим? Нет, я не буду напоминать больше о том, что говорил Бранн.
Я чую, чую, что ты устал от своей несамостоятельности, устал идти следом, но что мы можем пока сделать сами? Я стараюсь, я очень стараюсь напомнить тебе, как выглядит светлый мир, но ты словно отрицаешь саму возможность снова что-то видеть. Ну да, конечно, не слушай меня, к чему тебе бухтение старого, умудренного жизнью ящера… да, лучше, лучше пощупать мир вокруг.
О, мой Дей, иногда я сомневаюсь, что ты волк взрослый. Нельзя так резко садиться! Хорошо ещё, что Бранн спит крепко, не встревожился — слишком устал. Да, по левую руку у нас огонь, а по правую Бранн, чтобы ты от огня никуда не укатился. Неблагой даже согласен померзнуть вдали от костра, чтобы тебе было теплее.
Нет, вовсе не стоит тянуть туда руку! Мой Дей! Обожжешься! Ох! Ну вот, ну вот, что я говорил? Конечно, так забавнее и живее! Затягивай ожог поскорее, он маленький, хватит нескольких часов… Но ждать эти часы смирно, желательно — во сне, ты, конечно же, не будешь, мой Дей, конечно, нет.
Но что мы будем делать теперь? Ах, ну да, очень интересная трава… цветочки, надо же. Подорожник? Ты уверен, мой Дей? Нет, это опавший лист, мы далеко от дороги. Ох, не терзай его так яростно! Ты ещё научишься, научишься видеть по-другому — всеми остальными чувствами, а может быть, даже сможешь прислушаться ко мн… Ладно, я понял, мой Дей, пока рано для старых ящеров. Зато самое время вспомнить — во что одет Бранн. Что? Не подсказывать? Я и не собирался, мой Дей! Как ты мог так обо мне подумать! Я просто вспоминал, каким мы видели его во дворце и до него — эти его странные одежды, лоскутная куртка…
Все-все, молчу, мой Дей, молчу, только не рычи.
Да, на ногах ожидаемо сапоги. Сами по себе, похоже, замшевые. Нет, я тоже зажмурился, мой Дей, я ловлю твои ощущения. Ну или коротко-меховые сапоги. Но вообще, наш неблагой же бегал по болоту? Скорее это выделанная особым образом кожа. Под коленом — хоть бы он только не проснулся! — ощущается окантовка сапога, да, а как они зашнуровываются, не представляю. Может, застежка внизу, а может, её нет вовсе, это же неблагие, мой Дей, тебе ли не знать, до чего они странные. Окантовка точно меховая, похоже, какой-то водный зверь, чувствуешь — мех не пристает к влажноватым пальцам, рассыпается отдельными ворсинками.